– Прямо луч света среди пасмурного неба! – пояснил её слова Элай.
Юноша краем глаза скользнул по брату – богатырь, скрестив руки, стоял рядом и тоже улыбался. Каю даже показалось, что по его щеке пробежала слеза.
– Ох. Да! – Мира закивала. – У меня что-то на радостях язык окостенел, – со смехом сказала она и, оторвавшись от младшего, подошла к Элаю.
Кай и сам готов был расплакаться. Хотел уже сказать, как рад их всех видеть – он действительно чувствовал все эти прошедшие годы, хотя и не помнил ничегошеньки, – но тут всех отвлёк плач ребёнка. Они оглянулись ко входу в избу. На пороге стояла мама с младенцем на руках. Её круглое лицо очерчивали глубокие морщины, а отстранённый взор серых глаз упирался в вернувшегося сына. И во взоре её не нашёл тот ни капли радости, ни следа волнения. Не последовало ни бурных эмоций, ни слёз, ни всхлипов. Она смотрела на Кая, как на незнакомца… да не просто, как на незнакомца, а как на человека, принёсшего весть о гибели её родственника. Смотрела, убаюкивая тихо хнычущего ребёнка и чуть покачивая головой, будто смиренно соглашаясь с прихотливой волей судьбы или Богов.
Сделав шаг вперёд, младший легко поклонился и мягко произнёс:
– Здравствуй, матушка.
Всё ждал и надеялся, что вот сейчас, вот-вот, она одумается, опомнится и, ахнув, сквозь слёзы промолвит его имя. Но ничего не менялось. Только шелест ветра стал отчётливее в образовавшейся заминке.
4
– Мама, это я, Кай, – выразительно проговорил Кай, сделав ещё один шаг.
В дверь, протиснувшись мимо тучной фигуры матушки, выбежала на улицу девочка лет пяти. Подбежала к Элаю и прижалась к его ноге.
– Пап? – с шёпотом взглянула она на старшего брата. – А это кто?
– Твой дядя, Лаира, – Элай поднял её на руки. – Твой дядя. Его зовут Кай.
«Я – дядя… – Кай немного шутливо, но по-доброму и с улыбкой, поклонился юной леди. Хотя душу рвали в клочья озлобленные уличные кошки. – Да во что превратился мой мир?!»
– Чего ж мы стоим! – Элай нарушил вновь повисшую неловкую паузу. – Давайте же...
Дверь избы с силой захлопнулась, отчего маленькая Лаира испуганно вздрогнула. Все в замешательстве посмотрели на причуду недовольной матушки, удалившуюся внутрь дома, и переглянулись.
Элай виновато потупился, а затем обратился к супруге:
– Мира, сходите с Каем к старику Хенну, спросите, можно ли сегодня баню растопить. И Лаиру с собой возьмите.
Когда те, ответив согласием, втроём направились к калитке, он, пробормотав, добавил:
– А я пока спрошу у мамы, какие пчёлы её покусали.
5
Аккуратно приоткрыв дверь, Элай прошёл в избу.
Матушка, уложив заснувшего Нора в колыбель, сидела рядом у окна, горящего золотом заката.
Нэри старший постоял у порога, обшаривая взглядом дощатый пол под ногами и думая, с какой стороны бы подобраться к дилемме. Этот день и без того выдался длинным и богатым на события, причём не на самые хорошие. Был конфликт с одним Дарффи, который принимал «уплату» за защиту от северных налётчиков. Тому не понравилось качество меха – старый, свалявшийся, толком негодный для продажи. До этого они с Мирой поругались из-за того, что им самим не остаётся ничего на продажу в Вельфендоре, а тот мех стоило приберечь для холодов, и сделать из него новые шубки для детей. Но выхода иного просто не было! У них больше нет ничего, что можно было предложить Дарффи. Разве что всё скудеющие запасы погреба, на которые они сейчас живут. Новый урожай ещё даже не засеян – Элай в одиночку вспахивает их поле, пока жена работает в огороде, а мать возится с детьми. Был ещё вариант отправиться в лес и нарубить дров, загрузить телегу до отказа и отвезти братьям вместо оговорённых зерновых культур или меха. Объяснить им ситуацию, мол, сейчас вот так, а на следующий раз, как договаривались. Можно было самим продать дрова, хотя за них сейчас много не выручишь. В самом Вельфендоре многие дома отапливаются с помощью магии из Академии. Но платить деньгами всяко лучше, чем древесиной, пусть их и немного. Это был неплохой вариант. Разве что на добычу достаточного количества дерева ушёл бы не один день, а это означало, что он может не успеть подготовить поле к сезону. И тогда проблем станет ещё больше.
Однако теперь с ними Кай! Вдвоём с братом они и поле вспашут да засеют, и дров нарубят, и рыбы наловят, а если Дарффи вдруг начнут выступать, дадут достойный отпор!
Усевшись за стол, идеально чистый, как и всё в их доме, посмотрел на матушку, ворочая уже готовые слова на языке.
– Ты не рада его возвращению? – мягко спросил Элай. – Ему нелегко пришлось, знаешь.
– Это не Кай, – внезапно заявила она, не отводя взгляда от окна.
Элай в недоумении захлопал веками, представляя себе образ того парня, которого нашёл на обочине в грязи. Его лицо – чуть впалые щёки, как у отца, крепкий немного вытянутый подбородок, серые глаза с едва заметной тенью печали, как у матери. Высокий, худощавый. Да это Кай! Не может быть, чтобы это был не он! Кай и всё тут!
– Он жил в доме охотника, – проговорил Элай и это объяснение, прозвучавшее в тишине дома, показалось ему каким-то нелепым и неуместным. Как шутка, рассказанная во время похорон.
– Думаю, куда бы его положить, – решил он отвлечь разговор, оглядев их скромное обиталище. Всего две кровати, не считая колыбели. Одна примыкает к печи с левой стороны, расположившись за столом напротив входной двери, вторая – под окном, на ней сейчас сидит матушка. Изголовьем вторая кровать утоплена в своеобразную нишу между стеной и другой стороной печи. На той, что слева, напротив двери, спал сам Элай в обнимку с Нирой, иначе места не хватало. А на правой умещалась мама с Лаирой.
– Пожалуй, соорудим ему скамью на первое время. А сегодня пока на чердаке поспит, – сказал он.
Так и не получив хоть какой-нибудь ответной реакции, он поднялся из-за стола. У двери задержался и произнёс:
– Ужин сегодня пораньше накроем. Боги его знают, как он там кушал, хорошо или плохо. Голодный, небось.
– Я не знаю, что ты привёл к нам в дом, – так же неожиданно, как и в предыдущий раз, заговорила матушка, и тихие её слова прозвучали в бревенчатых стенах избы тяжёлым погребальным звоном:
