Тот, который удерживает Лану, резко дергает ее за волосы, заставляя всхлипнуть.
— Девочки, мы обещаем быть нежными. Тем более просим вас всего лишь составить компанию. Это так сложно?
— Это невозможно!
Знакомый голос, пропитанный звенящей яростью, отвечает за нас. Лана впервые за все время, которое я ее знаю, с радостью выкручивает шею на брата, и в этот же момент оглушительно визжит, когда рядом с ее головой со свистом пролетает кулак Матвея, врезаясь в лицо держащего ее парня.
Тот отпускает ее и со стоном хватается за нос, пока наш сумасшедший защитник хватает сестру за руку и отталкивает к себе за спину. Еще один набрасывается на Матвея с кулаками, пока я все также продолжая стоять с ножом у горла третьего, стараюсь не сводить с него глаз.
— ЭЭЭййй, что здесь происходит? — наконец с криком появляется Федя, охранник, который большую часть времени просто ест и смотрит сериалы в своей коморке, а сейчас в кой то веки вероятно, решил бросить взгляд на экран камер. Достает пистолет и орет:
— А ну пошли отсюда, скоты!
Двое подскакивают и выбегают, утаскивая за руки того, кому Матвей сломал нос. Еще один все еще получает от него по почкам.
— Матвей, хватит! — кричу, заставляя остановиться и перевести на меня взгляд. Челюсти сжаты, желваки напряжены, кулаки сбиты. Машина для убийства, не иначе. Иногда мне кажется, что у него нет никаких тормозов и если ему позволить, он в состоянии аффекта способен на страшные поступки. Хотя, в данной ситуации по-другому нельзя. Возвращаю глаза на оставшегося парня и киваю на стол, — заплати по счету, и чтобы больше вы здесь не появлялись. Ваши лица есть на камере, и если мы подадим заявление в полицию на то, что вы силой тащили к себе несовершеннолетнюю, то очень долго будете расхлебывать последствия.
Брюнет нехотя достает из кармана несколько купюр, а потом под дулом Фединого пистолета, забирает хрипящего друга и исчезает за дверью.
— Что здесь произошло? — Федя засовывает оружие обратно за пояс.
Отмахиваюсь и подхожу к Лане.
— Ты как?
Девчонка дрожит, выглядит бледнее поганки. Матвей сверлит ее тяжелым взглядом, но молчит. Понимает, что произошедшая ситуация лучше всех предупреждений и наказаний вместе взятых. Стирает с лопнувшей губы кровь и переводит на меня черные, как бездна глаза.
— Когда у тебя смена заканчивается?
— В двенадцать.
— Такси вызовешь, — вынув из кармана крупную купюру, засовывает мне ее в руку и пройдя мимо Ланы, цедит сквозь зубы: — Домой!
Аня быстро убирает со стола, пока Вера, уборщица протирает полы от стекол и крови. Другие посетители как ни в чем не бывало, продолжают свое веселое времяпровождение. Война войной, а обед по расписанию.
Спустя какое-то время пишу Лане, чтобы поинтересоваться как она. Отвечает, что уже в порядке. Матвей запретил ей появляться в баре, но не сложно догадаться, что подобное желание у нее возникнет еще не скоро.
Когда приезжаю домой, все уже спят. Дом объят тишиной и темнотой. Собираюсь подняться к себе, когда замечаю у бассейна мужскую фигуру. Сердце притормаживает. Правильно было бы отправиться в комнату, дабы избежать ненужных последствий, но действуя нелогично я направляюсь на задний двор. Так всегда происходит, когда интуиция вопит о том чего не стоит делать, а мы, игнорируя ее доводы, идем на красный.
Осторожно спускаюсь по трем ступенькам.
Матвей сидит на бортике у бассейна, в руке бутылка. Молча подхожу к нему и сажусь рядом. Забираю бутылку и делаю большой глоток. Горло обжигает, пищевод горит, пока по нему в желудок стекает чистый виски.
— Решила составить мне компанию, Ри?
Глава 24
— Скорее просто выпить. День оказался паршивым, — пожимаю плечами, дабы не давать парню очередного повода считать, что он мне интересен.
Делаю еще один глоток и морщусь. Матвей отбирает у меня бутылку и проделывает то же самое.
— Еще и каким, — вздыхает, выуживая откуда-то пачку сигарет и подкуривая одну.
— Дай мне, — тянусь за пачкой, но он ловко прячет ее за себя и протягивает к моему рту сигарету.
Встречаюсь с туманными глазами, скользящими по моему лицу как-то по-особенному медленно. Привычная, но от этого не менее острая дрожь одолевает тело, заставляя громко сглотнуть. Будучи под необъяснимым гипнозом, приоткрываю губы и позволяю себе сделать то, что он хочет. Обхватываю сигарету прямо в его пальцах и затягиваюсь. Выпускаю дым вверх и получаю в ответ одобрительную улыбку.
— Зачем ты приезжал в бар?
— К тебе.
— Могу я получить обратно свой шарф?
Внимательно слежу за реакцией на мужском лице. Матвей сжимает зубы и отворачивается, утыкаясь глазами в водную гладь бассейна. Глубоко втягивает дым и с шумом выдувает серое облако.
— Как давно он у тебя?
— Почти десять лет как. А что?
Несколько секунд томительного молчания, во время которого Матвей поворачивается, а потом в его руках оказывается дорогая мне вещь. Я и не заметила, что он лежал рядом.
— Это шарф моей старшей сестры.
От подобной новости нервные окончания подбираются прямо к коже.
— С чего ты взял?
— Отец отдал ее вещи на благотворительность спустя примерно четыре года после того, как она умерла.
На последнем слове хриплый голос ломается. Ничего себе. Разве бывают такие совпадения?
— Может это не ее? Мало ли сколько одинаковых вещей.
— Ее. Он был сшит на заказ. Мать дарила на пятнадцатилетие. Ксюша сама дизайн выбирала. Ткань. Рисовала эскиз.
Мне становится не по себе. Столько лет я носила шарф, связанный самым прямым образом с Матвеем и его семьей. С ума сойти.
— Он очень красивый, — говорю, наблюдая за тем, как он трепетно проводит по вещице большим пальцем. — Помню, из огромной кучи вываленных из коробок вещей увидела его сразу. Мне даже десяти не было еще, но я вцепилась в него, не желая никому отдавать. Девчонки постарше хотели всучить мне идиотские розовые платья, но я сбежала в комнату, спрятала его под подушку и так и таскала с собой, чтобы никто не отобрал.
Матвей поворачивает ко мне лицо и печально улыбается.
— У тебя хороший вкус, Рина.
Не знаю время ли спрашивать, но чувствую, что сейчас он открыт как никогда, поэтому рискую.
— Лана рассказывала, что Ксюша разбилась на машине…
— Да, для всех так и было.
— Для всех? А на самом деле?
Сигарета снова оказывается у моих губ. Послушно затягиваюсь, а потом опять беру бутылку и делаю пару глотков обжигающей жидкости. Границы начинают медленно расплываться, ведь даже достойного ужина мой организм не получил. Бургер, съеденный в восемь вечера, уже давно переварился.
— Ты уверена, что хочешь услышать сказку о нашей семье, Рина?
— Да. Хоть ты и козел, но что-то мне подсказывает, что сейчас тебе как никому нужен собеседник.
Ожидаемой улыбки в ответ не следует, и я чувствую, что ляпнула глупость.
— Когда-нибудь я откушу твой язык,
