Голова кружится, тошнота подступает к горлу. Таисия берет меня под руку, чтобы поддержать.
— Я сама, — отбрасываю ее руку, — сама…
Десять лет головы не опускала, десять лет с прямой спиной. И сейчас не опущу. Даже если это адски больно…
Мы спускаемся вниз, там, у дверей, я надеваю пальто, Тося заботливо наматывает мне на шею шарф. Она всегда ведет себя как моя мамочка, это так забавно. И мне от этого так тепло…
На улице я уже не могу от нее отбиться, она крепко ухватывает меня за рукав и ведет к своей машине. Я падаю на переднее сиденье, но еще держусь, еще сильны внутренние цепи.
Все начинается, когда переступаю порог своей квартиры. Перед глазами все плывет, в солнечное сплетение будто ударили камнем, я пытаюсь дышать и никак не могу продышаться. Хочу снять с себя пальто, шарф… тяну и тяну, а он не снимается…
— Господи, Настя, дай, а то задушишься сейчас, — всхлипывает Тося и плачет вместе со мной.
А я не плачу. Я рыдаю. Захлебываюсь слезами и ничего не вижу. Тоська усаживает меня на диван и начинает успокаивать. То с одной стороны присядет, то с другой обнимет. Что-то говорит, кричит, шепчет. Потом в панике начинает бегать по квартире и что-то искать. То воду в меня пытается влить, то коньяк. Я только вою, вою, вою…
— А ну успокойся! Я сейчас Леднёву позвоню! Слышишь! Все! Звоню!
О, это контраргумент. Очень веский и очень отрезвляющий. При этом я замечаю, что хватает она не мой, а свой телефон.
— Есть у меня его номер, есть! Общаемся мы! Это я его случайно на Арбате встретила, телефон выпросила, позвонила. Пообщались мы. Потом уже он с тобой увиделся! Просто я не знала, как тебе об этом сказать. Как я должна тебе об этом сказать? Ой, Настя, я тут твоего Леднёва увидела, у него все отлично, он прокурор, и спит с Сашенькой! Вот так я должна была сказать?
— Да пох…хер мне, — заикаясь, говорю я.
— Вот и слава богу. Пей.
— Что это?
— Коньяк.
— Думаешь, мне еще надо?
— Уверена. Мне тоже, кажется, не помешает.
Наверное, Тося права. Надо еще выпить. Я замерзла. Вся. С головы до ног. Меня охватывает какой-то могильный холод.
Глотаю коньяк, не ощущая ни вкуса, ни запаха. Только тепло на дне желудка дает понять, что это был алкоголь. Постепенно это тепло разливается по телу, но не затрагивает сознание — оно так и остается ясным.
— Вам надо поговорить, — веско произносит Таисия. Ее слова падают в воздухе, как нож от гильотины.
Я уже не отнекиваюсь, а просто вливаю в себя коньяк.
— Надо! — требовательно настаивает она.
— Спрашивает меня вчера… ты стала, кем хотела? — хрипло вспоминаю я. — Не стала, бл*ть! Хотела мамой стать и не стала!
Тося знает, о чем я говорю. Тося в курсе и все понимает.
— Я всю жизнь не могу себе простить, что не вмешалась. — Садится рядом со мной и тяжело вздыхает. — Всю жизнь не могу себе простить. Такая дура… все время ведь лезла… но это был единственный раз, когда нужно было вмешаться, а я… — конфужено пожимает плечами.
— Сначала не стала, а потом уже поздно… — подсказываю, снова прикладываясь к стакану.
— Наверное.
— Не наверное, а точно.
Я тоже тогда ничего не соображала. Была как в коме. Не осознавала реальность. Не понимала, что жизнь на самом деле длинная, а прошлое может быть ядом. Что это прошлое обязательно вернется в кошмарах. В лицах других, совершенно чужих мужчин, которые, истекая слюной, будут смотреть на мою грудь, а я буду мечтать, чтобы они исчезли с лица земли. В лице Филиппа, побывав у которого в очередной раз, наутро буду мечтать исчезнуть куда-нибудь самой…
— Скажи ему правду. Что ты…
— Я сама подпустила к себе это чудовище, которое зовется моей матерью. Вот и вся правда. Я сама! — тяжело говорю, и внутри все сжимается, пропитывается горькой виной, вгрызается в сердце бессильным желанием что-то изменить.
— Тогда я скажу, — легко обещает Тося. — Я это сделаю.
— Ты не посмеешь.
— Посмею, пусть даже после этого ты меня возненавидишь.
Я поворачиваю голову, смотрю в глаза моей подруги и вижу, что это не бравада. На этот раз Тося действительно сделает, как обещает.
— Ладно, — ставлю стакан на журнальный столик и тянусь за сотовым. — Климова любит совершать бессмысленные подвиги, вот вам еще один.
Нет, все-таки я пьяна. Иначе бы не решилась вскрывать себя без наркоза — произносить вслух наболевшие за столько лет, звенящие в голове мысли.
Никита отвечает сразу. Спокойно, без какого-либо намека на раздражение.
— Нам надо поговорить, — сообщаю без обиняков.
— Сегодня, — то ли спрашивает, то ли ставит меня в известность.
— Сегодня, — подтверждаю. — Только не вздумай звать меня в какое-нибудь кафе, тошнит уже от этих посиделок. И не дай бог тебе сказать: «Заезжай в понедельник ко мне на работу». Адрес давай. Домой приеду.
Тут же получаю его домашний адрес в сообщении.
— Все, — с придыханием говорит Тося, — поехали, я тебя отвезу.
— Ты пила.
— Какой там… один глоток сделала.
— Э-э-э, нет. Теперь мне нужно привести себя в порядок, — с трудом поднимаюсь с дивана. Ноги и руки будто свинцом налились. — Сначала душ, потом макияж поправить… времени еще полно… я сама доберусь.
— Э-э-э, нет, я тебя передам ему, так сказать, из рук в руки. А то свернешь еще где-нибудь по дороге. Только платье оставь, ладно? Не переодевайся, — ухмыляется Тося, — платье шикарное.
— Ага. И снимается быстро.
Глава 15
Не хочу, чтобы она все испортила — вытащила на поверхность то,
что я так отчаянно пытаюсь похоронить…
Никита
— Климова, ты как всегда.
Она лишь улыбается и убирает свое пальто в шкаф. Ее движения мне кажутся излишне напряженными. Нервными.
— Знаешь, на что это похоже?
— На что же?
Смотрю на ее обнаженные плечи.
— Будто ты погуляла где-то, повеселилась и напоследок решила заглянуть ко мне.
— Примерно так и было, — подтверждает невозмутимо, но что-то враждебное мелькает в ее взгляде.
Настя медленно двигается по квартире, осматривается. Мельком оглядывает кухню. На минуту задерживается в гостиной. Я наблюдаю за ней, ничего не спрашивая, не поясняя и, когда она заходит в спальню, иду за ней и закрываю дверь.
— Сними платье.
— Что? — оборачивается на звук. И захлопнувшейся двери, и моего голоса.
— Разденься. Или ты не за этим приехала?
— Я… поговорить, — роняет Климова почти беззвучно и обхватывает себя за локти.
— О чем ты думала, когда одевалась подобным образом? О том, что, глядя на тебя в этом платье, я точно захочу выяснять прошлые отношения? Серьезно?
Она молчит. В темноте я не вижу ее лица, но хорошо чувствую исходящее от нее напряжение. Оно сочится в воздух,
