– Ясное дело. – Фатьма медленно полезла в сумку. Бомж следил за ней, затаив дыхание. Увидев двадцатиманатную бумажку, он начал как-то суетливо подёргиваться.
– Опиши мне её, окажи услугу.
– Такая… Глаза как у испуганного марала.
– Братец, да ты поэт! – недовольно поморщилась Фатьма. – А поточней?
– Маленькая такая, как птичка. Извини, ханым. Ростом тебе до плеча и такая тощая, что я мог бы её одной рукой над головой поднять. Волосы белые, а наполовину – чёрные.
– Крашеные, что ли?
– Откуда мне знать. Наверное. На губе родинка большая, как будто муха сидит.
– А, всё ясно. Спасибо, долгих тебе лет жизни! – Фатьма вручила осведомителю купюру.
– Тебе спасибо, сестра. У тебя большое сердце!
Фатьма вернулась на могилу, где надрывался телефон.
– Алло?
– Ты куда подевалась? Я тебе кричу-кричу.
– Я подумала, что правильно будет оставить вас наедине.
– Мы опять поругались.
– Ну-ну, – пробормотала Фатьма. – Всё образуется. Помиритесь.
Она почувствовала зависть. «Как же сильно они друг друга любят, если даже после смерти одного из них продолжают ругаться!» – подумала Фатьма.
Бездомный ей очень помог. Благодаря его исчерпывающему, хотя и немного экспрессивному описанию она узнала исполнительницу джаду. Фатьма приглядывала за всеми коллегами и конкурентами, а та пигалица, что приходила на кладбище за жиром трупного червя, была Бясьди – девятая девочка в семье. Жизнь у неё сложилась тяжёлая, поэтому она выросла (если можно так выразиться) жестокой и суровой. Глядя на её хрупкое телосложение, никто не поверил бы, что она ещё девочкой собственноручно резала ягнят и свежевала их. Ей ничего не стоило раскопать могилу и собрать опарышей, и именно к ней сейчас направлялась Фатьма.
Хранитель могил подождал, пока такси с Фатьмой скроется из виду, и отправился на могилу, которую она посетила, где поднял цветы, чтобы их перепродать. Но стебли гвоздик так обожгли его пальцы, что он выронил их и, ругаясь, поспешил прочь, опасаясь злых духов, которые, как он решил, сидели в цветах.
В коридоре так надышали, что там стало тепло, несмотря на ветер, с завыванием просачивающийся в оконные щели: урок уже закончился, и все перетекли сюда из зала, освободив его для танго. Бану с Вагифом теснились в уголке, ближе ко входу, и пытались отрабатывать особо плохо получавшиеся связки движений. Бану была в растрёпанных чувствах – сегодня она совсем не видела Веретена, оно где-то рыскало, а урок вёл интеллигентный кубинец Лопе. Спустившись в подвал, Бану сразу поняла, что её любимого сегодня нет – в воздухе стоял холодный сырой запах без намёка на упоительную сладость, которая появлялась, если где-то неподалёку пробегало Веретено.
– Эй! Мы танцуем на «пять»! – Бану попыталась удержать Вагифа в пределах музыки, где ему явно было тесно.
– Да? Я что-то не заметил.
– И ты меня не ведёшь, я сама танцую, без тебя.
«Что, возможно, и к лучшему», – добавила она про себя. Вагиф надулся, а Бану почуяла вдруг, что Веретено наконец явилось. По школе зазвучал его голос, то громко, то тихо, и Бану делала над собой усилие, чтобы не обернуться. И зря. Он подкрался к ним с Вагифом сзади и оглушительно заорал ей прямо в ухо, отчего у ослабленного несчастной любовью сердца Бану едва не случился инфаркт. Она подпрыгнула и чуть не выругалась. Веретено было ужасно довольно – наверное, налопалось мяса с друзьями в каком-нибудь ресторане.
– Ты поправляешься! – заявил он, глядя на Бану.
– Наоборот, я худею.
– Да? Что-то незаметно.
– Это просто потому, что вы меня ненавидите.
– Ц-ц-ц! Ты посмотри, она всегда такие слова говорит! Тебе не стыдно?
– Нет, мне совсем не стыдно.
– Ну ладно. – Слегка смущённое Веретено поскакало дальше по своим делам. Бану криво ухмыльнулась. Его непоследовательность сводила её с ума – то он опутывал её клейкой восточной лестью, то говорил гадости. Когда он возвращался обратно мимо Бану и Вагифа, девушка попыталась посмотреть на него с ненавистью, но он сказал:
– Не притворяйся, я видел в зеркале, ты улыбалась.
Вагиф всё это наблюдал, но вообще ничего не понял. Он пыхтел, пытаясь совершить сложное движение руками, которого сделать явно никогда бы не смог, потому что ему не позволяло природное телосложение. И всё же был полон решимости: пусть очень плохо, но он сделает это. Бану поглядывала на своего партнёра со смесью жалости и отвращения. «Ничего, – думала она, – Веретено увидит уродство и велит убрать. Соображает он, конечно, туго, но, когда речь идёт о танцах, его глаза открыты».
Наконец трудами, кровью, потом и нервами (в основном нервами Бану) танец был поставлен до конца. Почему-то у Бану конечности ходили ходуном, когда они показывали его Веретену, и она надеялась, что он не заметит этого позорного признака трусости.
– Нормально, только, Вагиф, тебе замечания, там надо это движения… – Бану отключилась, глядя на выпуклые вены, обвивавшие его толстые мускулистые руки, которыми он размахивал всё женственней и женственней.
– А ты, – Веретено обратилось к Бану, и та поёжилась, – улыбайся да, когда танцуешь! А то такой впечатление, что у тебя какие-то дети дома голодные сидят.
– Не беспокойтесь, я привыкла к сцене и буду улыбаться.
– Такие бывает, – настаивало Веретено, – надо улыбаться ещё до того.
– Тогда у меня появятся морщины.
– Ой-ой, старуха! Как она любит спорить. Улыбайся своему партнёру. Смотри, как он смотрит. Он тебя боится!
– Он не заслужил моей улыбки.
– Она всегда такие жестокие вещи говорит! – Веретено взяло Бану за руку и начало показывать Вагифу, как правильно вести. Взглянув на его квадратное личико, Бану вдруг начала безудержно улыбаться и не смогла прекратить, даже когда её щёки свела судорога.
На дикие крики сбежался весь отдел. Затаив дыхание, сотрудники слушали, как шеф ругается со своей подругой. У обоих были довольно визгливые голоса, так что понять, кто что кричит, можно было лишь по смыслу. Ещё ни разу такого не было, чтобы шеф вот так вот, при всех своих рабах, ругался бы с наложницей, но эта оказалась особенно скандальной.
– Танцовщица. Артистический темперамент! – иронично прокомментировал один из работников, мужчина, чья молодость пришлась на время расцвета популярности «Битлз». Сабина недобро покосилась на него из-за стёкол очков.
Тут дверь распахнулась, ударившись о стену и раскрошив краску, и из кабинета выскочила как ошпаренная Лала, вслед которой нёсся по воздуху мобильный телефон. Она отпихнула некстати вставшую на пути Сабину, захватила с чьего-то стола кусок шоколада и выбежала вон из офиса. Шеф в своём кабинете тем временем неумело матерился.
Сабина была авантюристкой, хотя и не подозревала об этом, поэтому она взяла папку с документами и направилась прямиком в кабинет. Шеф сидел за столом, схватившись за голову.
– Что такое? Что надо? – нелюбезно спросил он.
– Тут нужно кое-что подписать, – прошелестела Сабина.
– Ты что, не видишь, мне не до этого?
– У вас что-то случилось? – Сабина ненавязчиво положила бумаги перед ним. Шеф посмотрел на неё сначала злобно, потом
