– Она постарела.
– Все люди стареют.
– Ей было лет двадцать пять, не больше!
– Судя по всему, последний раз ты её видел тридцать пять лет назад. Кстати, как это возможно?
– Ей было двадцать пять в прошлом году!
– Быстро же она постарела.
– Вот я и говорю! Может, это не она? Вроде она. Даже я эту куртку её помню. Точно она. Вай, что с ней случилось? Гюнай, привет! – Вагиф замахал руками, как отшельник на необитаемом острове, увидевший на горизонте корабль. Гюнай помахала в ответ.
– Только не вздумай спрашивать, что с ней случилось, – спохватилась Бану.
– Почему?
– Потому что это нетактично.
– Разве? Привет, как дела? А что с тобой случилось? Ты как будто старше стала.
Гюнай покраснела, и это было заметно даже под слоем белой пудры, её глаза наполнились слезами, и она помотала опущенной головой.
– Я не знаю, – прошептала она.
Вагифу стало неловко, а Бану была вне себя от ярости. Но случай Гюнай её заинтересовал. Она давно заметила странную особенность женщин и девушек, ходивших на сальсу, – почти все они выглядели сильно старше своих лет, особенно те, кто наиболее тесно и тепло общался с Веретеном. Но так, чтобы постареть на добрую тридцатку в одночасье, – этого ещё не случалось. Гюнай ушла, а Бану, не теряя времени на распекание партнёра за бестактность, спросила:
– Ты давно её знаешь?
– Она сюда два года ходит. В том году вышла замуж, потом пропала на время, а недавно снова вернулась. Интересно, что с ней стало.
– И что, хорошо танцует?
– Так да. Не очень. Не так, как ты.
– У неё тут много друзей?
– Нет, не видел особо много. А что ты спрашиваешь?
– Просто любопытно. Надо же понять, за что её постигла кара небесная.
– Что-что? Кара небесная? Что это?
– Забудь.
Из мужской раздевалки выскочило Веретено, пышущее здоровьем и юностью, несмотря на упорно пробивающуюся седину и некоторое количество морщин.
«Хотелось бы знать, что это он делал в мужской раздевалке», – подумала Бану. Учитель подлетел к ней, взял под руку и повёл в уголок, шепча по пути на ухо:
– Ну, расскажи мне, кто заставляет тебя страдать?
– Не скажу. Зачем вам это знать?
– Ну если не Вагиф, то кто? Махмуд?
– Я похожа на извращенку?
Веретено захихикало.
– Может, тогда Джаваишир?
– Уже теплее.
– Где теплее?
– Я имею в виду, вы ближе к тому, чтобы угадать.
– А-а-а. Неужели Джафар?
Бану раздосадованно фыркнула.
– Ещё теплее.
– Что, наверное, Лопе?
– Пф.
– Так и не скажешь?
– Мучайтесь.
– Любишь ты всех мучить. – Веретено протянуло шаловливую ручку и погладило Бану по носу. «Хорошо, хоть не дёрнул, по своей привычке», – подумала Бану.
Вечером она вдруг вспомнила Гюнай и её внезапное старение и перепугалась не на шутку. Кажется, она начала улавливать некую закономерность. В страхе Бану вертелась перед зеркалом, надувала щёки, чтобы разгладить гипотетические носогубные складки, и даже ударила по возможному старению ядерным маминым кремом для тех, кому за сорок пять. Наконец она успокоилась, увидев, что пока ещё выглядит молодо, и легла спать пораньше.
А ночью ей приснилось Веретено, с завязанными глазами пытающееся поймать бегающих вокруг него Вагифа, Махмуда, Джаваншира, Джафара и Лопе, а Бану стояла рядом с большим зеркалом и мысленно умоляла: «Ну посмотри же в него!»
Портниха шила недорого. Не то чтобы Чинара страдала от недостатка средств – деньги у неё водились в немалых количествах, но она сделала себя сама, из ничего, поэтому у неё осталась бедняцкая привычка экономить на каждой мелочи. Контакты этой портнихи ей дал сам Учитель. Набрав полный рот булавок, женщина сидела на корточках перед Чинарой и подкалывала подол платья.
– Покороче. Сделайте ещё короче.
Портниха с сомнением посмотрела на Чинару.
– Я хочу сделать до середины колена. Так красиво будет.
– Ну конечно, – саркастически отозвалась Чинара. – Любой ваш каприз за мои деньги.
Портниха вздохнула. Она уже привыкла к таким клиенткам, у которых не было ни грамма вкуса, зато тонна гонору, и каждая из них почему-то воображала себя кутюрье, хотя самостоятельно даже пуговицу пришить не могла.
– Хорошо, сделаем повыше.
– До середины бедра!
Чинара покрутилась перед зеркалом, разглядывая себя со всех сторон.
– Что-то мне не нравится. Вырез маленький на груди.
– Если внизу сильно открыто, наверху должно быть закрыто, и наоборот.
– Мне нечего скрывать, у меня прекрасная грудь!
– Да, что есть – то есть!
В конце концов от платья осталась одна бирюзовая драпировка на животе, и та сидела ненадёжно.
– Разошьёте камнями, чтобы всё сверкало. Только не стеклянными, стеклянными дорого. Пластмассовые тоже хорошо сверкают.
Чинара лютовала так, потому что рассчитывала на безграничное внимание Учителя, который будет в судействе на чемпионате. Может, хоть тогда он увидит в ней женщину! А пока она репетировала с Хафизом бачату и бросала на него томные взгляды из-под наклеенных ресниц. Тот был настолько безразличен, что Чинара засомневалась – а традиционной ли он ориентации? Ей и на секунду не приходило в голову, что это, может быть, она утратила квалификацию.
Но вот неугомонный Учитель устроил коллективный поход в театр Аздрамы. Находившийся в ближнем кругу Хафиз был приглашён, Чинара тоже подсуетилась и пошла. Она уселась рядом со своим партнёром и небрежно положила руку на подлокотник, где он мог бы её видеть. Руки у неё были ухоженные, молодые, и она ими по праву гордилась. Спектакль, чей сюжет как будто содрали из дешёвой мыльной оперы, шёл своим чередом, Учитель рыдал, а Чинара скучала. Она решила испробовать старое проверенное средство и как будто по рассеянности взяла руку Хафиза в свою. Тот отреагировал как положено: начал трепетать и даже засопел. Так они и сидели, пока спектакль не закончился смертью главной героини, которая, прежде чем умереть, долго распиналась перед зрителями. Зал зааплодировал, Учитель, утирая слёзы, вскочил на ноги и заорал «Браво!» своим мощным голосом так, что хрусталь на люстрах зазвенел, а Чинара и Хафиз, всё так же держась за руки, начали пробираться к выходу. «Его Величеству понравилось», – шепнул Хафиз на ухо Чинаре. В вестибюле им пришлось подождать остальную компанию, потому что вечер только начинался: культурную обязанность они выполнили, и настало время кутежа и обильных возлияний. Учитель уже утешился и бодро возглавлял свою свиту, и направлялись они в ресторан Tri medvedya.
Хафиз всю дорогу был какой-то вялый и печальный, и Чинара гадала, что не так. Она заигрывала с ним, делала тонкие намёки, которые потом начали становиться всё толще и толще. В ресторане она ничего не пила, кроме минеральной воды, зато Хафиз накачался пивом так, что ремень брюк стал ему тесен.
– Сколько тебе лет? – спросила Чинара, потому что на Facebook он этого не указал: следом за Учителем все мужчины на танцах скрывали свой возраст.
– Двадцать восемь.
«Почти ровесник моему Орхану», – подумала Чинара.
В конце пирушки, около полуночи, она предложила пьяному в лоскуты Хафизу подвезти его до дома. Тому было уже всё равно.
Чинара была в некоторой растерянности. Ей не хотелось
