– Мариус! – картинно заломила руки. – О Пастырь, где ты был? У моей кареты сломалась ось в двух шагах отсюда, а до Роутона далеко… Я могу переночевать у тебя?
– Я пойду, ниат Эльдор, – упавшим голосом проговорила Алайна и удалилась.
Мариус с досадой уставился на Ровену. Какого крагха ей надо? Испортить такой прекрасный вечер!
– Я не принимаю гостей, – ответил сухо, – а тебя дома ждет муж.
– Муж… – Ровена зло сверкнула глазами. – Попрекаешь меня мужем? А между прочим, я до сих пор храню твое кольцо!
Она подошла ближе и гордо продемонстрировала перстень с раухтопазом.
– Конечно, хранишь, – согласился Мариус, – еще б ты золото с камнями выбрасывала!
– Дело не в золоте, – Ровена высокомерно вскинула подбородок, – дело в уважении и памяти.
– Вот прямо в уважении! – хмыкнул Мариус.
Ему совершенно не хотелось препираться с женщиной, которую – хвала Пастырю – наконец начал забывать.
Но выгонять ее в ночь тоже казалось нехорошим решением.
Поэтому он прошел мимо нее к лестнице. Обронил на ходу:
– Оставайся. Пойди к Марго, она выделит тебе гостевую спальню. А мне не надоедай, не забывай, что я нынче приор Роутона. Можешь и схлопотать за назойливость.
– Мариус! – возмущенно взвизгнула Ровена за спиной. – Это, наконец, некрасиво!
– Некрасиво было найти твоего любовника в моей постели, – отрезал он. – Я тебя предупредил. Не нравится – иди ночуй в саду. Ночи нынче ясные, хоть и прохладные.
На удивление, в сон провалился, как младенец. И снов не было. Только в определенный момент Мариус буквально подскочил на кровати, хватаясь за нож. Разбудило странное ощущение, что кто-то присутствовал в комнате.
И почему-то совсем не удивился, когда в полосу лунного света, льющегося из окна, из тени шагнула Ровена. В тончайшей сорочке, очень короткой, едва скрывающей бедра. Пышные волосы были распущены, стекали по плечам мягкой бледно-золотой пелериной, глаза блестели. Удушливой волной поплыл по спальне аромат ее духов, как будто она в них выкупалась.
Он отложил нож, в раздражении потер переносицу, наблюдая, как Ровена на цыпочках приблизилась к кровати.
– Какого крагха тебе от меня надо? – спросил хмуро. – Не спится? Пройдись по двору, подыши свежим воздухом.
Ровена захлопала ресницами.
– Почему ты меня все время гонишь? Я и без того…
– Ну да, ну да… Пытаешься изменять своему мужу так же, как изменяла мне.
Кукольное личико Ровены жалко и плаксиво сморщилось. Но на кровать она все же залезла. Тут Мариус подумал, что неплохо бы ее выставить вон, но не хотелось ее даже касаться. По отношению к ней появилась легкая брезгливость, как если бы Ровена была толстым тараканом, отъевшимся на хозяйских харчах.
– Мариус, – прошептала она. Повела плечом, позволяя сорочке сползти вниз. – Я все еще помню тебя, Мариус Эльдор. Мне ни с кем не было так хорошо, как с тобой. А тебе?
– Ну конечно же было. – Мариус усмехнулся и отодвинулся, в то время как Ровена мягким, текучим движением подползла ближе.
– И с кем же? – Она замерла, озадаченно уставилась на него.
– Ну как с кем – с проститутками, – с чувством сказал Мариус. – Прекрасные фье, нетребовательные, выполняют любой каприз.
– Врешь! – Ровена натянуто улыбнулась. – Я тебя хорошо знаю, ниат Эльдор, ты не из тех, кто будет таскаться по публичным домам. И постоянной любовницы у тебя наверняка не было.
– Чтобы в Эрифрее и не было любовницы? Душа моя, ты просто не знаешь столичной жизни.
Он все ждал, когда ей надоест препираться и она оскорбится и уйдет, но Ровена не торопилась покидать спальню бывшего мужа.
Наоборот, двигаясь словно кошка, начала медленно избавляться от сорочки. Мариус прищурился на пышную грудь и с тоской подумал, что все же имел несчастье когда-то влюбиться в эту дрянь. Даже женщиной ее язык не поворачивался назвать.
– Чего ты хочешь? – устало поинтересовался он.
– Неужели непонятно? – проворковала она, выгибаясь спиной и принимая позу загулявшей кошки.
– Непонятно.
– Тебя. Я все еще помню тебя, Мариус. Ты не оставляешь меня в покое в моих снах. И там… там мы вместе.
Он едва не расхохотался ей в лицо. Самомнение у его прекрасной бывшей жены было просто непомерно огромным, чего нельзя было сказать о ее чувстве юмора.
– Ну прости, – протянул он задумчиво. – Ничем не могу помочь.
Ровена даже забыла о той роли, что так усердно разыгрывала. Так и застыла голой на кровати, забыв о том, что нужно красиво прогнуться в пояснице, а заодно продемонстрировать внушительных размеров соблазнительную грудь.
Мариус развел руками – мол, ничего не поделаешь.
– Не могу. Во время последней битвы крагхи откусили… ну, в общем, все откусили.
На лице Ровены отразилась усиленная работа мысли.
– Не может быть, – пробормотала она, – а как же… Двуликая? Все видели, что ты запирался с ней в спальне. Мариус! Сукин сын, ты лжешь! Да ты просто смеешься надо мной!
Не выдержав, он громко расхохотался. Ровену перекосило. Да, это было знатное оскорбление – когда ей дали понять, что ее не хотели.
– Мерзавец! – выдохнула она, подхватила сорочку и принялась, путаясь в воздушных рукавах, натягивать ее на себя. – Чтоб тебе крагхи и правда все отгрызли!
– Иди к себе, – махнул он рукой, – иди, Пастыря ради. Не смеши меня своими жалкими потугами на игру. Ты плохая актриса, Ровена. У тебя ничего не получится. А если нужны деньги, так изволь идти работать.
– Работать?! – Она вдруг сорвалась на вульгарный вопль. – Ты меня работать отправляешь? Мерзавец! Ненавижу тебя! Мало я тебе рога наставляла в свое время!
Мариус оборвал смех. И тонким, безжалостным колокольчиком прозвенело напоминание о том ребенке, которому эта белобрысая тварь не дала родиться.
– Достаточно, чтоб я тобой брезговал, – тяжело произнес он. – Ты для меня теперь как помойка. Иди к себе, дорогая, утром я лично запрягу для тебя экипаж, чтоб ноги твоей здесь больше не было.
– Чтоб ты сдох! – прошипела «дорогая».
И, демонстративно виляя бедрами, направилась к двери. Мариус вздрогнул, когда она жахнула дверью о косяк.
– Ну и сука.
Подумал запоздало о том, что надо было запираться. Но ведь и в мыслях не было, что будут ночные гости.
– Лучше б Алайна пришла, – буркнул он и снова улегся.
…А утром его разбудили вопли. Понятное дело, вопила Ровена, орала так, что стекла дребезжали. Бормоча ругательства, Мариус выбрался из кровати, набросил халат и вышел из спальни. Уже спускаясь вниз, понял, что дело плохо. И сердце нехорошо екнуло, как будто предчувствуя беду.
Действие разворачивалось в гостиной. В углу жалась Алайна, и именно на нее кричала разъяренная Ровена. Увидев Мариуса, бывшая жена торопливо отерла слезы, бросилась к нему, картинно заламывая руки:
– Мариус! Мое кольцо! Твое кольцо! Эта девка его украла! Вот видишь? Я его оставила вечером на тумбочке, а утром его уже не было!
Он посмотрел на Алайну. Девушка безмолвно затрясла головой, молитвенно сложив руки. И было видно, что она только что плакала, а на бледной щеке алела отметина от пощечины.
– Видишь, что бывает, когда приводишь в дом безродную девку! Может, она еще и воровка? Ты-то деньги пересчитываешь? По
