Книги?
У них здесь остались книги, да еще и опечатанные магией?
От такой новости Мариус даже зажмурился от восторга. А что, если именно там и будут ответы на все его вопросы? И самое главное, он сможет найти уязвимое место Магистра, а заодно и Пелены?
– Мне все еще не верится, что ты хочешь провернуть это ради Алайны, – вдруг пробурчал король.
И Мариус едва не рассмеялся. А потом вовремя вспомнил про рану, про повязку, которая съехала от могучих объятий владыки крагхов, и ограничился усмешкой.
– Послушайте, ваше величество. Я не буду лукавить. Как-то так получилось, что я, всю жизнь ненавидевший крагхов, теперь хочу жить только с синей птичкой. Громкие слова о том, что без нее умру, опустим, потому что подобные слова в большинстве своем лживы. Но помимо этого, есть еще и здравый смысл, и мой друг, которого убили оттого, что он полез рыться не в тех архивах, в которых надобно, и Надзор, который кормил меня сказками всю мою сознательную жизнь. А еще есть Пелена, вобравшая в себя всю магию мира, есть земли крагхов, есть крагхи, которые почему-то не могут размножаться без людей. Слишком много всего, не находите? И мне кажется, будет логичным попытаться что-то изменить.
Договорив, Мариус прикрыл глаза. Столь длинная речь выпила последние силы. Организму срочно требовался сон – опять-таки для ускоренной регенерации. И, кажется, король это понял.
Он потоптался на месте, а потом молча вышел, аккуратно прикрыв дверь.
…Следующее пробуждение оказалось очень неприятным.
Мариус открыл глаза и увидел двух склонившихся над ним птичек. Одна из них была Алайной, а вот вторая совершенно не знакома. Треугольное белокожее личико, огромные глаза с кукольными ресницами и яркие изумрудные перышки, на голове украшенные золотыми заколками с блестящими камнями.
И эта изумрудная птица говорила Алайне:
– Если оклемается, сажай на цепь. Это он сейчас смирный, кто знает, что у него на уме. Сбежит еще.
– Здесь некуда бежать, – робко возразила Алайна и покраснела.
– Да ты посмотри на него, это же страж. Как бы тебе не навредил, моя девочка.
Изумрудная красавица поймала взгляд Мариуса и улыбнулась – нехорошо так, многообещающе.
– Он уже вставал? – спросила она у Алайны, ничуть не смущаясь, что предмет обсуждения находился тут же и пребывает в сознании.
– Нет, – тихо шепнула Алечка и опустила глаза, – он очень плох.
– Еще бы, – с непонятным удовлетворением прошелестела изумрудная птица. – Честно говоря, я вообще не понимаю, зачем он тебе понадобился. Пошли бы на рынок, выбрали бы… Несколько дней назад я там была, видела отличного, породистого блондина.
– Мне не нравятся блондины, – едва слышно прошептала Алайна.
Изумрудная еще раз окинула Мариуса пронизывающим холодным взглядом, не забывая при этом улыбаться Алайне.
– Ну и ладно. Может, и этот не плох. Если выживет.
А потом, как бы невзначай, походя, провела по обнаженной груди Мариуса костяшками пальцев. Он только зубами скрипнул, едва не заорав от неожиданной режущей боли под повязкой. Ему показалось, что эта яркая красавица запустила прямо ему в мышцы свои черные загнутые когти и отрывает пласт мышц. Он дернулся, вцепился в простыни, балансируя на грани обморока.
– Ну вот, рана открылась… – опечаленно произнесла изумрудная дрянь. – Боюсь, он не жилец.
На этом действительность схлопнулась, унося Мариуса в никуда.
Он приходил в себя долго и как-то тяжело, выдираясь из забытья, словно собирая самого себя по кусочкам, медленно выныривая из отвратительной холодной жижи. Вверх, к блеклому свету. А потом услышал, как рядом кто-то тихо плачет. И почувствовал, что в его руку вцепились тонкие горячие пальцы.
Мариус втянул воздух, облизал пересохшие, растрескавшиеся губы и хрипло позвал:
– Аля…
– Да, я здесь, – всхлипнуло где-то сбоку.
Взгляд фокусировался неохотно, но потом Мариус все же увидел ее – бледную, совершенно изможденную, с заплаканными глазами.
– Не плачь, – с трудом дотянувшись до нее, погладил по щеке, – все будет хорошо.
– Но ты… ты чуть не…
Мариус поморщился. Зеленая гадина в перьях приложила его знатно. Оставалось только гадать, как так получилось, что магия этих земель досталась только ей и почему об этом никто не догадался раньше.
– Ничего, – прошептал он, – все равно я жив и больше не позволю с собой играть.
Он запустил пальцы в мягкие перья на голове Алайны, притянул ее к себе и прижал щекой к груди. Она дрожала, сдерживая рыдания.
– Почему ты плачешь?
Мариус принялся неспешно гладить ее по шее, по плечам – куда дотягивался. Перышки под пальцами были мягкими, шелковистыми.
– Но ты…
– Испугалась из-за того, что я потерял сознание?
Алайна затрясла головой, что должно было означать согласие.
– Дай мне, пожалуйста, воды, – тихо попросил он. На большее просто не было сил.
Она резво подскочила, бросилась куда-то и вернулась уже с полной кружкой. Затем осторожно помогла приподнять голову. Мариус дотянулся до посудины и долго пил, наслаждаясь. Потом снова откинулся на подушку, посмотрел на Алайну.
Его птичка была расстроена. Нет, его синяя птичка была в панике, в отчаянии. Так ведь не трясутся над человеком, к которому ничего не чувствуют? Хотелось бы верить.
Алайна шмыгнула носом, потом промокнула глаза краем своего одеяния.
– У тебя снова рана открылась, – пробормотала она.
– Еще бы. – Он вздохнул. Там, где плоть срослась, регенерировала, снова нешуточно пекло. – Вот сука!
– Что? – Серые глаза Алайны непонимающе уставились на Мариуса.
– Кто была эта зеленая, что с тобой сюда приходила?
Перья на голове девушки смешно встопорщились, да и вся она нахохлилась. Даже на почти голеньких предплечьях крошечные перышки стали дыбом.
– Это Велейра, королева. Нынешняя жена моего отца.
– И искать долго не пришлось, – прокомментировал Мариус. – Как она к тебе отнеслась, Алайна?
Девушка пожала плечами:
– Очень радушно приняла, а что? Арианна, правда, предупреждала, что про Велейру странные ходят слухи. И чтоб я ей ничего из своих вещей не давала.
– Правильно предупреждала. – Мариус выдавил улыбку, нащупал руку Алайны и сжал ее. – Это королева хотела тебя убить, маленькая. Похоже, она здесь единственный маг. Или не единственный. Но меня убить явно хотела.
– Так это она? – Глаза Алайны округлились. – Но как же так, Мариус? Надо отцу сказать!
– Не надо никому ничего говорить. – Он легонько притянул к себе птичку. Почему-то хотелось, чтобы она лежала на его груди. И плевать на рану, она, невзирая на старания королевы, скоро затянется.
Когда голова Алайны примостилась на его плече, Мариус подсунул руку под крылья, обнял девушку за талию и прижал к себе.
– Так бы и лежал вечно.
– Не надо вечно… не надо так говорить.
– Брось, куколка. Со мной ничего не случилось.
Несмотря на свое совершенно плачевное состояние, Мариус не мог не чувствовать все горячие округлости девичьего тела – и грудь, спрятанную под перьями, и твердый подтянутый живот, и стройные бедра.
– Мы никому ничего не скажем, – прошептал он, зарываясь носом в шелковистые перышки за ее ухом, – но сделаем так, чтобы у дряни больше не возникало соблазна себя так вести. А заодно выясним, нападение на тебя – это ее рук дело или нет.
– Что ты задумал? – Алайна приподнялась на локте,
