- А мы сразу и не будем. Вечер долог.
- Но...
- А у нас пробочка есть. Все продумано!
- Саш, я как раз хотел... Ты мне взаймы не дашь сколько-нибудь, пятьдесят хоть, пока на работу выйду... Я этому все, что было, отдал, растерялся как-то.
- Я говорил: "Не бери все".
- Так, я же сразу переехать хотел. А он так, и так - довел, я все из карманов вытащил, он уцепился, по рукам, стольник уж неудобно было потом отсчитывать.
- Ладно, сейчас у своей попробую.
- А может..? - Сергей кивнул на бачок.
- Если что, то конечно. Но сначала надо попробовать. Авось? А это мы найдем, как истратить.
Хлопнула дверь, ушла подруга. Сергей на кухне пил остывший чай. Из прихожей доносился резкий, раздраженный голос:
- Взаймы! Есть, пить - ничего! Еще взаймы... Деньги... Ты деньги принес? Что ты деньгами называешь!?... Да? А я в рваных колготках хожу... На водку не хватает? Неделю пьете! Знаю я это "нет". На "нет" и суда нет.
Голоса стихли. Видимо, перешли в комнату.
После развода со Светкой он написал письмо армейскому другу - Сашке, - сколько уж лет не виделись, но связка, какая-то теплилась, письмами, хоть и раз в год, но обменивались, в гости все друг друга звали, да так и не встретились семьями. Сергей описал ему нынешнее свое житье: и ехать то теперь не с кем, и ни жилья, ни работы, итог, в общем, тридцати лет. Написал без всякой мысли, просто поделился. Но, вот как бывает, - Сашка ответил моментально: мол, не отчаивайся, жен много - мы одни, работа есть, платят нормально, с жильем хуже, но через пару месяцев - реально, общага. Так что, если найдешь деньги, чтоб на пару месяцев угол какой снять, то приезжай, можно бы и у меня пожить, да жена, ни в какую, тоже грыземся последнее время.
Деньги у него были. После суда адвокат Светкин конверт ему в карман сунул. Сергей через несколько дней его случайно в пиджаке обнаружил. Открыл - доллары. Откуда? Потом вспомнил. Хотел вернуть, но не мог он с ней встречаться. По почте послать? Там, наверное, в рублях только принимают. А потом запил, потом Сашкино письмо подоспело. Вот и пригодились Светкины тридцать сребреников.
Минут через тридцать вошел Сашка.
- Вот, двадцать только дала, похоже, и правда, нету. Месяц дурной был, два юбилея, а я перед этим долгов наделал, принес мало. Но я тебе стольник отдам, а эти себе оставлю. Пошли, накатим заодно.
- Давай уж сам. Я не хочу.
- Как знаешь.
Сашка обернулся мигом, по-армейски, замок туалета щелкнул, как затвор между одиночными выстрелами. Сунул ему в руку плотно сложенную купюру, приложил палец к губам:
- Тс-с, зря отказался, спокойной ночи...
С самого приезда в душе у Сергея возник неуют, вернее даже возник он еще по дороге, и сначала это была радость, и он должен был что-то сделать, но не мог выразить это ни действием, ни словом, медлил, тянул, и чувство радости перешло в чувство неуюта, бездеятельной тревоги.
Автобус ехал через Ульяновск, на выезде из города он стал спускаться, почти по серпантину ("Как в горах", - подумалось ему), и тут он увидел Волгу. Не реку, а нечто непостижимое, такое, что аж захолонуло в груди. Автобус уже въезжал на мост, и он, как детсадовец, приник к стеклу, пытаясь вобрать, запечатлеть в себе неизвестно что, глядел и не мог наглядеться. Какой потрясающий простор, какое мощное пространство воды. Волга - от края и до края, - была больше поля его зрения, больше его понимания, он не мог вобрать ее всю разом, он тонул в ней. А когда представил глубину под этой поверхностью, представил этот объем воды, и что больше всего ошеломило, - воды движущейся, не стоящей на месте, а каждую долю секунды обновляющуюся в движении, и когда представил века и века, через которые протекли эти воды, ему стало торжественно и страшно. И счастливо, - он пережил эту встречу. Что он? Что все его проблемы? Светка, банк, квартира, завод? Он со всем этим в себе не песчинка даже, не капелька этой великой воды, - нечто неизмеримо меньшее и, в тоже время, - признанное живым, призванное в этот мир, получившее разрешение стать не капелькой даже, но малой толикой капельки Великой Реки.
Ему сделалось страшно. Он, допущенный в эту жизнь на секунду, чем он занят? Чем он был занят все эти тридцать лет? Тут он и ощутил существование Бога. Не понял, а именно ощутил. Ибо только Его волей - неведомой и всеобъемлющей - могла существовать такая река, во всей ее вечности и глубине.
Автобус давно уже мчался по трассе, а он все еще чувствовал Волгу. Понять Волгу было, как понять себя, и понять, что есть Россия, и что он русский, и задохнуться восторгом этого чувства. Россия - река, как Волга, движущаяся сквозь века, но осознать ее еще сложнее. Он лишь смутно чувствовал радостную тревогу в душе: он со всей своей ничтожностью, с мгновенностью своего бытия, он - сейчас - течение России, как и эти люди вокруг: как миллионы невидимых, неведомых других людей - все испаримся, исчезнем, но с нашим исчезновением река тут же обретет новые капли, питающие собой ее неизбывность. Река неисчезаема, вечна.
Ему дано было понять Волгу, понять, что есть и нечто большее: Россия, недоступная пока его зрению, и есть, теперь он точно знал, - есть Бог. Ни Россия, ни Волга немыслимы без Него. Он подумал, было, что русло России - Православие, но тут же остановился, чувствуя непосильность мысли, и, боясь случайными, суетными словами разрушить открывшееся. Хватит ли жизни, чтобы понять, Сергей не знал. Но жить он должен иначе, чем жил, или зачем все это?
Но вот уже неделя, а он все еще жил прежней жизнью. Выпивал с Сашкой, а как иначе? Тот бы обиделся. Значит, произошедшее ничего не изменило в нем? Значит, ничего не было? Показалось? Он твердо знал - было. И твердо знал, что обязан сделать выбор. И был почти уверен в том, какой выбор сделает. Но все катился по инерции, не решаясь и не понимая, что и как надо изменить, эта жизнь была привычна, а та неведома. От этого и неуют в душе, и тревога.
* * *
Квартиросдатчик уже ждал его. В руках у Сергея была сумка,
