— Пара месяцев ничего не меняет, — уже не так уверенно возразила она.
— Ну, конечно. Ты ведь уже распределила роли, тебе так проще. Какая разница, что я звонил Воскобойникову и договаривался насчет тебя?
— Ты… что?! — Надя отшатнулась, как от пощечины. — Зачем ты ему звонил?
— Думаешь, я дурак? И не понял, что концерт в Вене был полным провалом? Я с ним часа полтора, наверное, трепался, убеждал, что ты из кожи вон лезешь, стараешься, просил, чтобы тебя оставили со мной и дали нам обоим второй шанс. А он уже тогда хотел отдать меня другому агенту!
— Как ты мог?! — Надя, как загнанная дичь, метнулась в сторону, потом в другую, не зная, куда себя деть. — Надо было меня предупредить! Спросить, посоветоваться… Черт, это мой начальник! Моя работа!..
— И кто после этого зациклен на себе? — тихо спросил Платон и натянул, наконец, футболку.
— Да кто так поступает? Выставил меня… Как не знаю, кого!
— Друзья так поступают! Люди, которым не все равно! Хоть ты в это и не веришь. Тебе не приходило в голову, что ты сама меня все время отталкиваешь? Весь этот твой хваленый профессионализм… Это просто щит! Ты боишься меня к себе подпустить, вот и все! И сама себе не хочешь признаться, что я тебе нужен!
— Неправда! — Надя упрямо мотнула головой и попятилась к двери.
— Давай, продолжай отрицать. Убегай! — Платон догнал ее. — Знаешь, кого ты мне напоминаешь? Басня была такая. Там собака поймала зайца и то лизала его, то кусала…
— Да иди ты со своими притчами! С меня хватит! — и Надя ломанулась на кухню за сумочкой, но Платон не отставал от нее ни на шаг.
— Ты нарочно меня дразнишь! — не унимался он. — То смотришь на меня, как диабетик на шоколадку, то вся из себя такая деловая: «В три репетиция, в семь концерт, замени струну, проверь костюм…» И делаешь вот такое лицо… Да-да, вот как сейчас. Будто села на жвачку! И на ревность специально разводишь!
— Все! — выкрикнула Надя, перекинув сумочку через плечо. — Замолчи! Или я…
— Или ты — что? — он преградил ей путь в прихожую. — Ну, давай! Откажешься от меня? Лизе передашь, как какую-то вещь?
— Пусти.
— Нет уж, давай, договаривай!
— Пусти!
— Не можешь?! — Платон победоносно ухмыльнулся. — А я тебе скажу, почему! Потому что ты хочешь меня. Я тебе нужен, ясно? И весь этот инстаграм ты придумала, потому что это твои, Надя, слышишь, твои фантазии! Тебе нравится, когда я флиртую, подмигиваю, когда строю из себя донжуана. Давай, признайся! Сколько раз ты по ночам меня представляла себе?
— Пусти сейчас же!
— Ты прикрываешься этой работой! — Платон не дал ей вырваться. — Просто чтобы больше времени проводить со мной, тебе это нравится! Я еще сомневался до сегодняшнего дня, но мы оба видели, как ты отреагировала на поцелуй! Признайся уже, что влюблена в меня!
— Нет! — она с силой толкнула его в грудь.
— Да, Надя. Ты поэтому так боишься, что меня заберет Лиза или кто-то другой. Что бы ты про меня ни говорила, ты готова глотку прогрызть любому, кто захочет меня прибрать к рукам! И поэтому тебя так бесит Леля! А зря, потому что…
— Скажи еще, что между вами ничего не было! — Надя протиснулась мимо Платона, пока он сочинял очередной бред. — А сережку ты совершенно случайно нашел. Да?
— А что, собственно, за претензии? — Платон догнал Надю, когда она уже нацепила туфли. — Или я должен хозяйство в узел завязать и ждать, пока ты до меня снизойдешь? Это не так работает!
— Конечно! Лучше я буду сидеть и молча ждать своей очереди. Ну, спасибо! — она присела в показушном реверансе. — Одарил безнадежно влюбленную в тебя дуру!
— То есть ты все-таки признаешь это? — Платон проигнорировал сарказм.
— Да лучше сдохнуть! — выпалила Надя и выбежала за дверь. Бросилась по лестнице так, что гул от ее топота разнесся по всему подъезду.
— Репетиция в три! Не опаздывай! — крикнул Платон, перегнувшись через перила.
— Катись ты!..
Она неслась по тротуару локомотивом. Из ушей валил пар, громко стучали каблуки, а еще хотелось орать на всю улицу, словно крошечный машинист в ее груди отчаянно тянул за гудок. Надя не видела ничего перед собой, чудом не врезалась в фонарный столб и никого не свалила с ног. Толкнула какого-то мужика, но тот даже не выругался: московская публика привычна к спешке.
Конечно, Наде частенько приходилось скакать по городу сайгаком, но впервые она не представляла даже, куда бежит. Очнулась только на перекрестке, когда мимо, сигналя, пронеслось такси.
— Совсем больная? — проверещал водитель фальцетом, а Надя так и не успела понять, мужчина за рулем или женщина.
Отступив с проезжей части, Надя выдохнула и огляделась. Ни одного знакомого дома вокруг, а название улицы… Она точно еще в Москве? На плечо легла чья-то рука, и Надя с ужасом представила, что обвинения Платона сейчас снова посыплются на нее.
— Не трогай! — взвилась она. — Даже не смей, видеть тебя…
Сзади, однако, стоял вовсе не Платон. Какой-то пожилой опрятный мужчина испуганно таращился на полоумную девицу.
— Хотел спросить, в порядке ли вы… Ну и люди пошли! — он осуждающе качнул головой.
— Хамка! — бросила в Надю словесный камень какая-то тетка, и так злобно зыркнула, что стало ясно: не будь у нее обе руки заняты сумками, камень бы она швырнула вполне себе настоящий.
Светофор призывно зачирикал, и толпа, забыв об излюбленном развлечении, хлынула на другую сторону. Надя же осталась стоять, пытаясь перевести дух и сообразить, что делать дальше.
Шестеренки ворочались туго и со скрипом, а вот нос уловил пряный запах корицы и увлек буйную хозяйку к ближайшей вывеске. Небольшая кофейня ютилась между банком и офисом мобильной связи, зажатая корпорациями с обеих сторон. Из распахнутого окна доносился джаз, веяло уютом и спасительными углеводами.
Надя не могла назвать себя сладкоежкой, к еде обычно была равнодушно, но теперь в ней проснулось после долгой спячки прожорливое чудовище и с угрожающим рыком требовало сатисфакции.
— Булочку с корицей, — Надя хищно склонилась над витриной. — Две. И кофе. Большой. Со взбитыми сливками. И банановым…. Нет, с миндальным сиропом.
— Тяжелый день? — симпатичный парень в черном фартуке и хипстерской шляпе сверкнул дружелюбной улыбкой. Дитя! Беззаботное, милое и наивное дитя. Студент, наверное, совмещает работу с учебой и верит еще, что после института его ждет большое и денежное будущее.
— Отвратительный.
— Тогда, — бариста улыбнулся еще шире. — Шоколадку за счет заведения.
Как будто маленький, от силы два на два сантиметра, кусочек мог заглушить ее страдания! Разве что
