Тот не улыбаясь снял цилиндр, достал из него визитку и трубку, на этот раз курительную, которую тут же засунул в рот. На визитке Кочубей прочел: Фортунатто, Большой Союз Художников, адрес: Старосадский переулок, дом 3, вход через подвал. Индеец жестом указал Кочубею на облупленную дверь, стоявшую посреди пустыни. Кочубей немного помялся, а потом вышел через дверь обратно в ресторан.
* * *– Мсье Кочубей, – Буффон вышел из состояния оцепенения, произведенного на него «проходом», как назвала произошедшее явление Дама.
– Да, дорогой мой, – Кочубей наклонился к молодому человеку, освобождаясь от своего цветастого галстука.
– А вы случайно не знаете, куда они все пошли? – Буффон с любопытством облокотился на стол.
По небу разлилась молочная пена, и воздух наполнился душистой влажностью. Ослепляющий белесый свет придавал очертаниям предметов и людей какую-то особенную кинематографичность.
– Неслучайно знаю, – крякнул Кочубей, подливая всем кофе. – На заседание Большого Союза Художников. Это закрытая организация, сокращенно БоСХ, в нее допускаются только избранные, а решение, кого допустить, принимают там, – и он поднял свой указательный палец вверх.
– А где это заседание проходит? – не унимался Буффон. Дама покосилась на него, осторожно взяв двумя пальцами фарфоровую чашечку.
– А вы с какой целью интересуетесь? Не хотите ли туда проникнуть тайным путем?
– М-м-м, хочу, – улыбнулся молодой человек с бубенчиками. – А вы знаете способ?
Кочубей хитро прищурился:
– Ну, положим, знаю. Сдается мне, что вы от меня не отстанете, так что придется вам кое-что показать. Так и быть, нарушим инструкцию, – и он лукаво подмигнул.
Буффон в нетерпении подскочил на кресле:
– Ух ты, значит, я снова увижу Ван Гога!
– Увидите. Вам повезло, что я приглашен туда в качестве эксперта. Поэтому проникнем мы туда совершенно легально.
Кочубей взглянул на часы, прикрепленные к дереву.
– А вы не хотите составить нам компанию? – обратился он к Даме.
– Я, пожалуй, останусь, – томно сказала она и печально вздохнула. – Наверное, мне там не место.
Кочубей не стал ее уговаривать и, поднявшись с кресла, начал надевать свой клетчатый пиджак:
– Ну что же, в таком случае мы откланиваемся. Берите велосипед, Буффон.
Молодой человек резво побежал к припаркованному неподалеку трехколесному агрегату и подкатил его поближе к столику. Кочубей сел на сиденье, а Буффон примостился сзади на перекладине.
– Всем пока, – махнул рукой Кочубей и закрутил педали.
Дама чуть привстала, проводив их взглядом, и снова опустилась в кресло допивать свой кофе. Они проскрипели мимо Пиркентона – тот сидел, прислонившись к дереву, и пускал замысловатые кольца пахучего дыма. Вскоре столик с Дамой и дерево с Индейцем пропали из виду. Вокруг раскинулось безграничное поле нежно-рыжего песка. Довольный Буффон, болтая ногами, глядел в пасмурное серо-голубое небо, а небо следило за их не слишком быстрым передвижением по пустыне. На дороге не было никаких опознавательных знаков, да и самой дороги как таковой тоже не было видно, однако Кочубей целенаправленно двигался к какому-то одному ему известному пункту. Буффон удивился этому обстоятельству: они проехали уже довольно много, а пейзаж никак не менялся, и линия горизонта оставалось все такой же ровной, смыкающей оранжевое и голубое. Наконец Кочубей сам нарушил молчание:
– Мы уже приближаемся. Дело в том, что дверь рядом с вашей точкой – не единственный выход в реальность, есть и другие. Тот, что рядом с вами – это повседневность № 73, его используют в основном в качестве входа сюда, а я применяю как перевалочный пункт между точками. Тот, куда мы едем – особенный, он, можно сказать, зашифрованный – только для посвященных, на карте значится как пункт Зеро.
Дерево, 1998. Бумага, тушь
– А как это вы определяете, куда ехать? – решил утолить свое любопытство Буффон.
– Да нет ничего проще. У меня тут есть приборчик, он и показывает путь. – Кочубей немного отклонился в сторону, и Буффон увидел небольшой навигатор, прикрепленный к рулю, где на экране высвечивалась траектория пути. – А вот и пункт назначения. – Кочубей указал рукой на черную точку, появившуюся на горизонте.
Вскоре они подкатили к двери, очень похожей на ту, что находилась в пинкертоновых владениях. Только она была приоткрыта, а в проеме сидела старуха в платке и что-то вышивала. Кочубей остановил велосипед и, слезая, громко произнес:
– Доброго дня, госпожа Норна.
Старуха подняла свое морщинистое лицо и поглядела на прибывших поверх очков.
– Вот пропуск, – Кочубей предъявил кольцо, надетое на большой палец правой руки. На кольце Буффон заметил выгравированную руну Хагель[3]. Старуха поднялась, кряхтя, отодвинула с прохода стул и пропустила путников внутрь.
Они перешагнули через порог и оказались на лугу, заросшем травой и полевыми цветами. Вдалеке раскинулся сине-зеленый массив леса, позолоченный низкими лучами солнца. Ветер волнами перекатывал траву, бередя ее бежево-сиреневые верхушки и скрывая в ее пучине маленькую речушку, петлявшую среди зарослей осоки. Было то время суток, когда солнечный свет становится таким вязким, что все вокруг преображается и приобретает явственно сказочную красоту. Собиралась гроза, и на ультрамариновом небе огромные облака разных оттенков белого и серого сходились с темно-фиолетовыми тучами, подсвеченными золотом.
«Эхе-хе», – от восторга вздохнул про себя Буффон, такой чувствительный ко всякого рода проявлениям прекрасного. Захлебнувшиеся ароматом трав, они недолго шли по лугу, наступая на муравейники и щекоча себе ладони пушистыми кисточками растений, как вдруг Кочубей остановился и нагнулся к земле. Подойдя, Буффон увидел в руках Кочубея толстое кольцо, прикрепленное к деревянной дверце, покрытой зеленью и мхом, которую тот пытался поднять. Наконец ему это удалось. Под дверцей показалась лестница, ведущая вниз. Кочубей не раздумывая стал спускаться, Буффон последовал за ним. Они оказались в тускло освещенном коридоре, уходящем в обе стороны на неизвестное расстояние. Они пошли направо. Длинный узкий переход под землей с облупленными стенами и широкими трубами в обмотке теплоизоляции, нависающими над головой, напоминал подвал медицинского учреждения. Вдоль коридора тянулись железные двери, ведущие, вероятно, в какие-то подсобки, на многих висели большие амбарные замки.
– Ну что ж, – почесал щетину Кочубей, – теперь осталось пройти совсем немного. Да, а я все хотел спросить вас, как вы там, после нашей встречи в Париже, сразу в Дазайнеры подались?
– Не совсем, – почесал затылок Буффон. – Я потом слушал вашу пластинку много-много раз. Через месяц вернулся домой в Питер.
– Расскажите, расскажите, нам все равно еще прилично топать, а мне всякий раз интересно, как люди делают последний шаг. Можно сказать, профессиональный интерес.
– Ну, вышло это довольно странным образом, – Буффон раздвинул стены коридора, и они увидели Литейный проспект с его статными серыми зданиями.
* * *Он шел по тоннелю из блестящих витрин, и ему показалось, что за ним следят двое в оранжево-голубых одеждах. Через пару кварталов он свернул в подворотню и, пройдя насквозь несколько грязных дворов, попал в свой родимый колодец. Выходя из старинного лифта с железной решеткой к себе на шестой этаж, он звонко
