– Ну бросьте, не обижайтесь, я пошутил. Между прочим это ваш подопечный, – кивнул толстяк на Буффона.
– Они такие же мои, как и ваши, – все еще обиженно процедил господин.
– И все же Дазайнеры – плод вашей неуемной фантазии, я только покритиковал вас и вашего друга Эдмунда, хотя он наверняка сам не был в восторге от ваших мифологических теорий.
– Я бы предпочел оказаться теперь несколько в другой компании, а вы? – грустно сказал господин.
– Чего ж вы ожидали? Не нужно было превращать философию в поэзию. Теперь вы видите результат, – он снова кивнул в сторону Буффона. – Некоторые принимают ее слишком близко к сердцу. А мы с вами здесь.
– Возможно, вы правы, – обреченно вздохнул господин, и они стали удаляться в направлении горизонта. Буффон привстал с кресла и восхищенным взглядом проводил уходящих. Тем временем в дверь прошли еще двое мужчин благородного свойства.
– Не могу понять, уважаемый Василий, кому нужна подобная Игра? Ведь большинство людей по-прежнему заняты устройством своей повседневности. А мы предлагаем им заведомо незнакомые инструменты, разве не очевидно, что играть на них смогут лишь те, кто состоит в Союзе или каким-то образом связан с ним.
– Дорогой Герман, все когда-нибудь случается впервые, вот мы и пытаемся их научить играть. Находятся способные ученики, правда, по-моему, счастливее оттого, что научились, они не становятся. Меня больше занимает вопрос: а нужно ли, чтобы все узнали о правилах Игры? Пожалуй, это было бы справедливо, но тогда, возможно, разрушилась бы сама Игра. Должны же быть те, кто всерьез принимает ее условия.
– Именно поэтому вы и создали свою альтернативную Игру? И рады, что нашлись те, кто разгадал вашу затею. Я имею в виду тех, кто поместил ваши опыты в галереи.
Они были уже на приличном расстоянии от Буффона, когда из двери выбежал раскрасневшийся синьор и стал торопливо догонять удаляющихся господ.
– Постойте. Прошу, избавьте меня от этих безумцев.
Двое мужчин остановились и, смеясь, взяли под руки подбежавшего к ним человека.
– Познакомьтесь, Герман, это господин Миро. Вы никак снова скрываетесь от своих коллег по цеху? – обратился он к синьору.
– О да, они невыносимы. Сегодня на Собрании Союза они опять намерены представить Манифест…
Дальше Буффон уже не слышал, о чем они говорили. Все его внимание обратилось к дверному проему, где он увидел и не поверил своим глазам… человека в соломенной шляпе с рыжей бородой и трубкой во рту. Тот выглядел усталым, немного потрепанным. Он шел один, задумчиво глядя себе под ноги и шагая немного неуверенно. Кажется, он что-то бормотал. Проходя мимо кресла, где сидел Буффон, он неожиданно остановился и поднял на него глаза. Буффон затаил дыхание. Человек в шляпе меланхолично улыбнулся в бороду. Буффону показалось, что великое пространство, разделявшее их, в этот миг вдруг сжалось, и ощутил невероятную близость и тепло этого человека. Задержавшись еще на мгновение, он поправил трубку, повернулся и зашагал своей неуверенной походкой в сторону горизонта. Буффон выдохнул.
– На сегодня, похоже, все, – разорвала тишину Дама, о существовании которой Буффон почти что забыл. Она прикрыла дверь и с загадочным видом села напротив него.
Через минуту дверь снова отворилась, и в ней показался мсье Кочубей в своем клетчатом пиджаке, оранжевом галстуке и полосатых штанах. Он подошел к столу и устроился в кресле:
– Всех приветствую, – жизнерадостно произнес он. – Всю дорогу только и думал, что о вашем замечательном кофе.
Буффон смотрел на него невидящим взглядом.
Танец Индейца, 1998. Бумага, тушь
Песнь индейцаЯ дерево. Руки мои – ветвиВсе выше и выше тянутся,Прозрачную влагу облаков глотая.Веселого бриза потокиЖажду мою утоляют.Лучей золотых огоньЛистья мои обжигает.И по стану моему стройномуДревесной броней покрытомуЖар струится.Тону я в реке любви небесной,Жизнь я вдыхаю.Ноги мои – корни –Все глубже в почву уходят,Сок земли волшебный вбирая.Подземных источников ястваГолод мой усмиряют.Из недр планеты поднимаетсяДревняя сила.В черной мощи плоти ееРастворяюсь я.Птица садится на руку-ветвь,Чувствую ее тепло.Теперь я птица. Руки мои – крылья.Крылья раскину и к солнцу взмою.До него почти долетаю.Неба море синее – жилище мое.Ветер душистый оседлаю я.Узоры черные на песке оранжевом –Читаю я знаки и вниз падаю.Ловлю ленту блестящую:Прекрасно серебро ее холодное.Я восхищаюсь. Она ускользает.Теперь я змея. Тело мое в кольчуге сияющей.Дом мой – костер песка жгучий,В его тепле сладко нежусь я.Звенит музыка моих украшений –Перкуссии шорох нежный.Шуршит и шепчет, свистит и пересыпается.Да, я мастер песочного блюза.Я скрываюсь в тени спасительной.Подарил мне ее кактус пустынный.Теперь я кактус цветущий,Цветы мои – дети мои.Пьют они молоко изумрудное,Смеясь и целуя меня ласково.Терпким нектаром они наливаются,Пьянящим ароматом меня окутывая.Накрывает меня с головоюИстома сладкая,Во сне чудесном забываюсь я.И вижу, что я младенец.В люльке качает меня индейская женщина,Песню тягучую мне напевая.Руки свои к ней я тяну,Любви и защиты желая.Из бусин и перьев в одеждах пестрыхЛицо зарываю невинно.Осторожно и мягко мне шепчет она,Как к небу тянется дерево,Как птица парит в облаках,Как крадется змея меж камнями,Как кактус в пустыне цвететИ как быстро младенец растет.Так устроен мир.* * *Он был изготовлен специально в честь 100-летия Сальвадора Дали, но после события зажил самостоятельной жизнью в ее квартире. Дама называла его «сюрреалистический шкафчик», или «шкафчик с улитками». Когда в дом приходили дети, она просила их найти там «настоящих улиток». Шкаф представлял собой небольшой деревянный короб с неглубокими стенками без передней дверцы. Внутри он был разделен стеклянными перегородками на двадцать равных ячеек, так что немного напоминал лоток для библиотечных карточек. Содержание каждой ячейки подбиралось с величайшей скрупулезностью и трепетом. Комбинация предметов, их расположение и сочетание друг с другом должны были вызывать определенные вибрации где-то в районе горла или грудной клетки. После того как все вещи обнаружили свое точное местоположение, и весь шкафчик начал производить правильное щекотливое чувство, Дама не решалась заменить или переставить ни одну из мелочей.
В левой верхней ячейке устроился маленький металлический замочек от чемодана, над которым изогнулся волшебной аркой жгутик от выдержки старого фотоаппарата ФЭД. В соседней прозрачной кабинке расположились три высохшие лимонные шкурки, напоминавшие мексиканские шляпы, а прямо перед ними, зацепившись за стеклянную полочку, торчала большая красная прищепка, выдаваясь за пределы шкафчика во внешнее пространство. В третьей ячейке верхнего ряда помещалась шахматная фигура черного цвета с белой головкой, скорее всего ферзь; компанию ей составлял затвердевший каштан. Последнюю ячейку наверху занимала сложносоставная конструкция из оловянной вилки, вставленной в кусок мягкого дерева. Вилка была без ручки, и ее четыре штырька согнулись в виде человеческой ладони так, что казалось, будто она кому-то передает привет. Таким образом, в верхнем ряду улиток не было.
Второй ряд начинался большим поролоновым шариком ярко-розового цвета. Он был похож на глаз, так как
