— Дурень, — тихо рассмеялась женщина. — Он не казакам своим не доверял. Он не знал, кто при дворе еще в ту историю замешан. А своих людей у него там, считай, и не было.
— А ты-то откуда все это знаешь? — вдруг вскинулся Гриша.
— Петя вечером приезжал. Ты спал уже. Вот и успели поговорить.
— Так он здесь?
— Нет, конечно. Домой поехал. У него детишек двое, в которых наш стальной капитан души не чает. С женой повезло. Другая бы уже всю плешь с такой службой проела, а она ничего, вздыхает, но терпит. Сама из такой же семьи.
— А я думал, он бобылем живет. Как ни спросишь, вечно на службе.
— Семь лет назад женился. Девушку взял, бесприданницу, но из хорошей семьи. Вот она за него и держится. Да и он ради нее и детей на все пойдет.
— Ну, это как раз правильно, — одобрительно кивнул парень.
— Прости, я и забыла, с кем говорю, — рассмеялась Герцогиня. — У вас ведь тоже ради семьи готовы в одиночку роту вырезать.
— А разве это неправильно? Всегда родом жили, друг другу помогали и силу из рода брали. Знаешь, даже когда с горцами воевали, и те и мы всегда одних правил держались. Старых не пленять, малых не убивать. Да и в полон баб да девок уводили, и насильничали, но слабых да безоружных резать — ни-ни. В бою убить — да. А безоружного — никогда. Они потому в станицы особо и не лезли. Знали, что тогда все за оружие возьмутся. И старики, и бабы, и дети. А уж за их смерть мы мстить будем страшно.
— И долго у вас так было?
— Да почитай все время. Девки в лес по ягоду одни ушли, запросто скрасть могут. Разъезд казачий из засады выбить тоже могут. Но полон мы всегда выкупали, а за убитых виру кровью брали.
— А сами за пленными не ходили? — с интересом поинтересовалась женщина.
— А как же? Обязательно, — усмехнулся Гриша. — С тем полоном столько историй было, что рассказывать устанешь. И одних на других меняли, и выкупали, а бывало, что сначала девку в полон, а потом горец кунаков как сватов засылает. Да и наши тоже не промах. Глянется какая горянка, так ее наши подкараулят, через седло и ходу. А потом старики свататься едут.
— И что? Отдавали?
— А куда деваться? Скрали девку. Или делай все чин по чину, или станет ославленной. Мол, скрали, спортили да вернули.
— Что, правда портили?
— Нет. В том чести нет. Силой девку взять много ума не надо. Да и не любят у нас таких. Позорниками называют.
— Слушаю тебя, и такое впечатление, что ты мне сказку про старые времена рассказываешь, — с тихим смешком призналась женщина.
— Это жизнь наша, а не сказка, — вздохнул Гриша и еле слышно добавил: — Была.
— Не грусти, — попросила Герцогиня, ласково потершись носом о его плечо. — Думаю, за это дело Залесский тебе и награду выбьет, и премию денежную оформит.
— Да я вроде не бедствую, — усмехнулся Гриша.
— А тут дело не в бедствии, а в доброй службе, — наставительно ответила женщина. — Ты жизнью рисковал не потому, что должен, а потому, что считаешь это правильным. И хоть в нашей службе считаешься только инструктором, на боевую операцию идти не обязан был. А значит, и благодарить тебя должны по всей форме.
— Что-то я запутался, — подумав, признался Гриша. — Если я инструктор в вашей службе, то и служить вроде должен, как все. А если нет, то какая тогда благодарность?
— Опять дурень, — снова рассмеялась Герцогиня. — Инструктор — это тот, кто других учит. Это его работа и за это ему жалованье платят. А в боевую операцию должны те ходить, кому это по табели положено. К тому же ты еще по возрасту к службе не годен. В общем, не забивай себе голову этими делами. Пусть Петруша разбирается. Ты его просьбу выполнил, детей вытащил, а остальное его заботы.
— И все равно не понимаю, — тряхнул Гриша чубом. — Неужто в Петергофе никого из офицеров вашей службы не было?
— Были и есть.
— Так куда ж тогда они смотрели? Как допустили непотребство такое? Это же дети!
— Их там всего пара человек. За всем не усмотришь. Да и не любят нашу службу, — вздохнула женщина. — Армейские офицеры, как только мундир жандармский увидят, рожи кривят так, словно навозную кучу увидели. А как за ними дерьмо разгребать, предателей вылавливать, так мы сразу и нужны становимся.
— Глупо это, — помолчав, высказался Гриша. — Если армейские сами не хотят крамолу выжигать, так чего тогда кривятся? Вы ж не для себя, для страны стараетесь.
— Вот. Даже ты это понял. А им гонор так думать не позволяет.
— Да какой там гонор, с чего? — фыркнул парень. — Казаки эту гвардии пехоту по степи сколько раз размазывали. Только и могут, что в строю стоять да в штыковую бежать. А как воевать правильно, так даже стрелять толком не умеют.
— Ты только при армейских офицерах такое не скажи. А то без крови не обойдется, — рассмеявшись, посоветовала Герцогиня.
— Что, на дуэль вызовут? Так я для дуэли рылом не вышел. Казак, не дворянин. А если кто вздумает кулаки в ход пустить… Ну, дай ему потом бог здоровья. Если выживет.
— Посадят, глупенький, — жалостливо охнула женщина.
— С чего это? Я, милая, студент, и господа офицеры на меня руку поднимать права не имеют. Не нравится, что говорю, не слушай, или в суд иди. А вот трогать меня руками ни у кого права нет.
— А ведь верно, — подумав, удивленно согласилась Герцогиня. — В уложении о сословиях четко сказано, что дворянин или офицер может только на нижний служивый чин руку поднять. Да и то в особом случае. А все остальные споры с не служащими только в судебном порядке решаются.
— Вот и я о том, — с довольным видом кивнул парень.
— Погоди, а ты-то это откуда знаешь?
— Так, когда в столицу переехал, пришлось кучу всяких уложений выучить, чтобы случаем впросак не попасть.
