Сообразительный Тимофей Игнатьевич приспособил кусочек плотного картона и поужинал в полное свое удовольствие.
Домовые много не едят, хозяин даже не всегда понять может, угостился домовой, или только принюхивался. Хотя попадаются и обжоры. Тимофей Игнатьевич смолоду знавал одного домового дедушку – так тот похвалялся, будто видел в детстве, как его сосед целый пирог с мясом умял, чуть ли не в половину своего роста.
На следующий день рядом встало еще одно блюдечко – с кусочком пиццы. Тимофей Игнатьевич кусочки мяса и грибов выковырял, полакомился, остальное оставил, как есть.
Затем прибавилось третье блюдце, с овсяной кашей. И четвертое – с остатками омлета. И пятое, и шестое…
В конце концов кухня приобрела такой вид, будто в доме жила чрезвычайно требовательная и привередливая кошка, которой хозяева не знают, как и угодить.
А тут и сорок седьмая квартира наладилась пироги печь. Тимофей Игнатьевич разжился кусочком теста и в указанное время стал его мять с приговором, испытывая при этом чувство выполненного долга: вот ведь хозяйка стала его сытно кормить, а он ей добром отплатит – прибавит дородности.
Результат обнаружился чуть ли не на следующий день.
– Вы, гляжу, с прибылью, – сказал Тимофею Игнатьевичу домовой дедушка Мартын Фомич.
– Это как это – с прибылью? – перепугался Тимофей Игнатьевич. – Быть того не может!
– А ты приглядись к хозяйке своей, приглядись! – посоветовал сосед.
– Еще не хватало – приглядываться…
– Ты же не срамное высматриваешь, а в добром деле убедиться желаешь.
– Да уж, доброе… мужа-то у нас и нет…
– Время такое – сперва детей заводят, потом женятся, – Мартын Фомич вздохнул. – Как бы наша молодежь этой заразы не нахваталась…
Тимофей Игнатьевич почувствовал, что под седеющей шерсткой весь прямо огнем взялся. Сам же он в эту заразу и впутался…
Но главной своей беды он еще не ведал.
Разговор с соседом был в среду, а в четверг хозяйка незадолго до полуночи, закончив приборку, встала посреди комнаты, трижды перекрестилась и трижды поклонилась углам. Тимофей Игнатьевич, рассчитывавший вместе с ней посмотреть телевизор, прямо окаменел.
Он знал, что означают эти действия.
Когда юного домового из подручных возводят в должность домового дедушки, ему много чего рассказывают о его новых правах и обязанностях. И в частности – что всякий четверг хозяйка (именно хозяйка-баба, а не мужик) может обратиться к нему с челобитной. И просьбу, в челобитной высказанную, выполнить обязательно. Хорошо хоть, из людей об этом знают очень и очень немногие.
Челобитная, даже если сказана шепотом, слышна очень далеко, во всяком случае, соседи-домовые ее прекрасно улавливают. И исполнение просьбы держат под особым присмотром. Потому что есть в них некоторое добрососедское злорадство… По пустякам-то с челобитной не обращаются! Вот и интересно посмотреть, как сосед выпутается из затруднительного положения. Иные даже об заклад бьются – справится или не справится.
Хозяйка совершила три крестных знамения, три поклона, взяла со стола книжку и принялась читать по ней нараспев срывающимся голоском:
– Домовой-домовик, головам головик, бережень дома, домовой балки, пола и подпола, людей домашних, скота и домашних птиц, заступник обманутых девиц…
Тут она перевела дыхание.
– … помоги мне, подсоби мне, выкликни, выкрикни, замани мне в мужья венчаные раба Божия Николая, чтобы тянуло его в мой дом, на мою дорогу, к моему порогу, к моей двери! Мне, рабе Божьей Анастасии помоги, в сужены-ряжены раба Божия Николая дай! К моему порогу его сватов направляй! Аминь!
Тимофей Игнатьевич схватился за голову, а хозяйка взяла со стола нарочно приготовленные конфеты и стала их забрасывать во всякие труднодоступные места – под шкаф, за шкаф, за комод.
Челобитная оказалась сильненькая. Назвать домового дедушку давним титулом «бережень» – значило повязать его наипрочнейшей веревочкой. Выходит, теперь плетись неведомо куда, зазывай в женихи какого-то непонятного раба Николая? Вот не было печали!
– Ах ты! – беззвучно взвизгнул Тимофей Игнатьевич. – Вот ты для чего меня прикармливала!
Хозяйка меж тем села на тахту и пригорюнилась.
Кабы не соседи – Тимофей Игнатьевич сказал бы себе, что девка прочитала челобитную из баловства, как это водится среди людей – читают, скажем, давний и испытанный заговор от тараканов, но не всерьез, а с улыбочкой, и он оттого силу теряет. Но соседи слышали, что о женихе девка просила от всей души. И ведь надоумил же кто-то, что единственный подходящий день – четверг!
В пятницу Тимофей Игнатьевич из дому носа не казал. Понимал – будут допекать расспросами. В субботу же высунулся – и тут же был перехвачен Мартыном Фомичем.
– Наслышан, наслышан, – сказал Мартын Фомич. – Что же, Псой Архипыч, вот тебе и возможность доказать, что ты есть настоящий и доподлинный домовой дедушка.
– То есть, я должен сыскать того беглого жениха и за ручку к Насте привести? – уточнил Тимофей Игнатьевич.
– За ручку брать не обязательно, а свести их – должен. Потому как к тебе по правилам обратились.
– Впервые слышу про такие правила, – безнадежно соврал Тимофей Игнатьевич.
– Где ж тебя учили?! Хозяйка тебы кормит, поит, приют дает, а ты…
– Так я ж отрабатываю! За порядком приглядываю! – взвизгнул Тимофей Игнатьевич, которому вдруг показалось, что он может отбрыкаться от челобитной.
– А ты в трудную минуту, когда сказаны определенные слова, должен все бросить и на помощь поспешить… – тут Мартын Фомич посмотрел на новосела с большим подозрением. – Кто же ты такой, коли простых вещей не знаешь? А сказывал – домовым дедушкой служил! Непорядок!
– Так разве ж я спорю? – пошел на попятную Тимофей Игнатьевич. – Я к тому, что уж больно неохота всем этим жениховством заниматься.
– Понимаю, – согласился сосед. – Не тому нас с тобой учили. А ты вот что. Ты поди к гадалке Бахтеяровне. Она все на свете знает. И супружеств немало сладила. Она тебя научит, как того жениха подманить. Да не откладывай – хозяйка у тебя с прибылью.
– Какая прибыль? Я приглядывался – не заметил.
– А бабы вон заметили. С личика спала, брюшко чуть вперед пошло.
И сосед растолковал, где искать гадалку.
* * *Бабка Бахтеяровна вела прием в сарайчике, за огородной утварью.
Увидев пожилого домового, она хмыкнула.
– Последние времена настали! То все бабы да холостежь за умным словом прибегают, а то вот почтенный домовой дедушка пожаловал! Давно тут живу, а тебя не встречала. Как звать-величать? И в чем твоя нужда?
– А зовусь я Псой Архипович, а нужда моя, может, в заговоре, а может, и в чем ином, сам пока толком не разберу, – с поклоном сообщил Тимофей Игнатьевич. И выложил подношение – богато убранную большую конфету, которой, если ее понемногу грызть, может, и на две недели хватит.
Конфета была из тех, которыми поклонилась домовому хозяйка Настя, принося челобитную.
– Рассказывай, свет.
И он рассказал про полуночное обращение хозяйки.
– Да-а, влип ты, молодец… Это непременно исполнять придется… – бабка Бахтеяровна крепко призадумалась. – Ой, сильные словечки в ход пущены, и
