Казалось, все шло хорошо, пока весна с изменчивой погодой уступала место зловонному лету. Разумеется, бывали дни, когда у Мэгги от голода кружилась голова и весь мир расплывался, как свечной воск. Тогда она думала о своих последних днях в Лэнсдауне, когда они с Эйденом так ослабели от голода, что опирались друг на друга, чтобы удержаться на ногах. Они тогда нашли убежище в работном доме, где Мэгги на ужин варила траву. Они лежали, обнявшись, слабые, как котята, ожидая перехода в лучший мир. Потом маркиз предложил оплатить проезд до Нью-Йорка всем желающим обитателям работного дома. Ему было выгоднее отправить своих людей в Америку, чем пытаться всех их прокормить.
– Это наш шанс, – сказала Мэгги Эйдену, – найти лучшую долю.
Что она понимала! В Америке, в Файв-Поинтс, не было съедобной травы. Мэгги ела глину и сосала мелкие камни. По ночам собирала солому с пола в комнате и жевала ее. Когда стали кровоточить десны, она упивалась вкусом железа. И всякий раз, когда Брайд улыбалась, у Мэгги переворачивалось сердце.
– По крайней мере, девочке выпадет лучшая доля, – думала Мэгги. – По крайней мере, у нее будет шанс.
Ветер с реки вцеплялся в лицо, как волчьи зубы. Снова пришла осень, тоскливая и сырая. Мэгги пришла домой, отработав двенадцатичасовую смену у Розенбаума, и застала Брайд бледной, как мертвец, вокруг глаз лежали пурпурные тени. Шейка отекла, дышала девочка с трудом.
– Не хочет есть. Не улыбается, – сказала няня, в глазах у которой стояли слезы.
Единственный врач, которого могла позволить себе Мэгги, жил в сырой комнате неподалеку в переулке. От него пахло джином, его шерстяное пальто раскачивалось на худощавом теле.
– Я полагаю, – сказал он довольно твердым голосом, – вы кормите ребенка молоком?
– Конечно. Коровьим молоком, поскольку оно лучше грудного.
– Верно. – Он вздохнул, зажег фонарь, вытер рукавом стол и стал так и сяк тыкать пальцем в крошечное тельце Брайд, потом послушал ее хриплое дыхание. При виде синих и пурпурных вздутий у нее за ушами доктор хмыкнул. Брайд не плакала, не улыбалась и не сучила ножками. Она просто лежала. Светлые кудряшки прилипли к потному лбу.
Врач сказал, что в Файв-Поинтс продавали молоко от больных коров, оно только казалось густым и жирным благодаря добавлению краски и мела.
– Вашей девочке лучше бы грудное молоко, моя дорогая. Боюсь, вы кормили ее ядовитым.
– Но что же мне делать? – слезы на щеках Мэгги были горячи, а все вокруг нее ледяное.
– Надейтесь, что малышка выживет, – сказал врач. – Помойте ее чистой водой, если сможете найти такую. Впрочем, осмелюсь предположить, вода из насоса вряд ли может считаться чистой. Может быть, купите ей пива? – Он покачал головой. – Мне очень жаль. Больше я ничем помочь не могу.
Мэгги пробовала давать Брайд и пиво, и кашицу, и хлеб, но та от всего отворачивалась. Мэгги ходила туда-сюда по комнате, пробираясь между лежащими на полу телами своих соседок, пытаясь пением изгнать яд из тельца ребенка. Соседи стали жаловаться, что она не дает им спать, и тогда Мэгги вышла в переулок и ходила, пока тряпки, которыми у нее были обвязаны ступни, не размотались и не стали волочиться за нею. Ночь превратилась в день, а Мэгги все укачивала Брайд и пела, ибо что еще ей оставалось делать? Она ходила, пока ноги не стали ощущаться как кирпичи на тротуаре, пока не покраснели, не онемели и не отекли. Тогда она села на тротуар, прислонилась спиной к стене дома и заснула. Незнакомые люди проходили мимо, и никто не обращал на нее внимания.
Когда Мэгги проснулась, было темно. Вдалеке мерцало пламя, щелкали петарды. Она поняла, что снова настал Вечер всех святых, и у нее сжалось сердце. В такой вечер повсюду бродят духи мертвых. Мэгги порылась в кармане, ища припасенный кусочек холодного железа. Младенец у нее на руках лежал неподвижно, как полено.
Увидев, что произошло с Брайд, Мэгги закричала: это был уже не ребенок, но зверь с черной шкурой и белыми глазами. Он каркал, как ворона, и когда Мэгги перевернула его, то обнаружила хвост, который шевелился, как у рассерженного кота.
Она снова вскрикнула. Несколько мальчишек, шедших по другую сторону переулка, засмеялись в ответ. Они пели и громко стучали палками по кирпичным стенам.
Вдруг создание, которое Мэгги держала в руках, заговорило, будто затрещало пламя.
– Эзуриенс![33] – произнесло оно. – Туа оссуа мандукабо![34]
Блаи Оррит взял свое, пока Мэгги спала, это случилось ровно через год после того, как она получила камень. Блаи забрал Брайд, а вместо нее оставил это создание. Мэгги закрыла глаза и попыталась успокоить дыхание.
– Я могу это поправить, – думала она. – Ночь еще не закончилась. Я смелая и умная, я смогу найти Блаи Оррита и вернуть себе Брайд. Во что бы то ни стало. Чего бы то ни стоило, я заплачу.
Она поднялась на ноги и, прижимая к себе чудовище, торопливо пошла по переулку.
Дверь в магазин миссис Докер была широко распахнута. Пахло праздничными печеньями и пивом. Джек за год подрос, стал выше, шире, но, как и прежде, жарил фундук. Девушка с лентами в волосах, стоявшая рядом с ним, пела, обращаясь к орехам:
– Если ненавидите меня, плюньте и улетайте. Если любите меня, сгорите.
– Блай Оррит! – перекрывая шум разговоров, закричала Мэгги. – Блай Оррит, будь он проклят, где он сегодня?
Все разговоры смолкли, и находившиеся в магазине портовые грузчики, рабочие, девушки и дети повернули к Мэгги освещенные пламенем лица. Мокрая, взбешенная Мэгги стояла в дверях.
– Что он натворил на этот раз? – спросил кто-то.
– Он забрал моего ребенка. Мою девочку, – произнесла Мэгги хриплым от слез и ужаса голосом и топнула ногой.
– Послушайте, да вы сами почти ребенок, – миссис Докер вышла из-за прилавка, вытирая руки о фартук. Мэгги возненавидела ее за участливое выражение лица. – Что это вы говорите о Блаи Оррите, дорогая? Он вас обидел?
– Он оставил мне вот это. – Существо, которое Мэгги держала на руках, закричало по-ослиному, и все, кроме миссис Докер, отшатнулись. Воцарилось молчание, было слышно, как орехи потрескивают у очага. – Я позволила ему… Я думала… но он не может оставить ее у себя. Она моя! Я отдала все… – рыдания заставили Мэгги остановиться. – Я отдала все.
– Ну-ну, полно, – мягко проговорила миссис Докер. – Почему бы вам не подсесть к огню и не погреться? Выпейте эля. Джек жарит орехи…
– Мне не надо предсказаний будущего. Мне нужен мой ребенок. – Крик Мэгги полетел в лицо миссис Докер, как грязный половик. Та отпрянула. – Он должен отдать девочку. Как мне найти его?
– Если хотите сегодня найти Блаи, лучше всего заглянуть к Питу Уильямсу или в пивоварню. – Это сказал человек с красными глазами и темным лицом, сидевший у огня.
Миссис Докер повернулась к нему и сказала:
– Разве вы не видите?..
– Ясно вижу. Но Блаи Оррит нужен девушке, а не вам. Так что пусть попробует найти его. – Говоривший, глядя на Мэгги, выставил вперед подбородок. – Идите к нему на Малберри-бенд. Знаете, где это?
Она, конечно же, знала. Это все знали. Пит Уильямс владел танцевальным залом «Элмэк» на Ориндж, посещаемым эфиопами и ирландцами. «Старая Пивоварня», расположенная неподалеку, – дом, в котором сдавали квартиры, находился в переулке, называвшемся «Переулком убийц». Дом был самым низким зданием подобного рода в Нью-Йорке, он кишел крысами, и в нем ютились бедняки.
– Блаи Оррит и ему подобные – вот там они и обретаются, – сказал человек с красными глазами и дернул подбородком. – А теперь уходите и унесите с собой эту штуку. Ее не следует носить в такую ночь, как нынче.
– Я и не хочу, – сказала Мэгги.
Ей также не хотелось идти в Малберри-бенд. Но она развернулась, стоя в дверях, и, хромая, ушла
