— Правда, — отозвался Трапп.
В своем письме к Джереми горгона призывала его воспользоваться хлыстом или кнутом, чтобы противостоять кому-то.
Кому?
Их отцу?
Если фамилия Джереми была Бригс, означало ли это, что и фамилия Гиацинты была такой же, а вовсе не Де Ла Круа-Минор?
— Спасибо, — Гиацинта поднялась и поцеловала его в подбородок, — что спасли мою жизнь.
— Я спасал свою. Вам просто повезло, что вы оказались за моей спиной.
— Так и было задумано, и теперь я от вас ни на шаг не отойду.
— Господи, помилуй.
В кухню ворвались Аврора с Пэгги, причитая и охая над тем, что госпожа встала так рано и сама была вынуждена готовить себе завтрак.
Равнодушная и властная, Гиацинта лишь отмахнулась от них.
— Накройте нам пикник у озера, — попросил Трапп.
Горгона вскинула брови.
— Пикник у озера? Внезапный приступ романтизма, Бенедикт? — ехидно спросила она.
— И я умоляю вас, — Трапп поднес к губам руку горгоны, — наденьте что-нибудь открытое и обойдитесь в этот раз без белил и мушек.
Она изумленно моргнула, потом скептически хмыкнула, потом кивнула.
— Что вы делаете?
Горгулья вцепилась в свою шляпу обеими руками.
Трапп непреклонно стянул с её головы широкополый предмет гардероба.
— И зонтик отдайте.
— Вы решили меня изуродовать?
Гиацинта была в такой ярости, что её грудь снова вздымалась, из низкого декольте выглядывали краешки розовых сосков.
— Прекрасно, — решил Трапп, развалившись на траве. — И перчатки не забудьте снять.
— Может, мне совсем раздеться?
— Правда? Вы не против?
Она сердито кинула в него перчатками.
— Спасибо, дорогая. Вы отлично выглядите. Если нам повезет, то к обеду обзаведетесь веснушками.
— Веснушками?! — охнула гематома, прижимая ладони к щекам.
Он засмеялся и потянулся к очередному бутерброду.
— Пожалуйста, — попросил мягко, — не гневайтесь так бурно. Я могу ослепнуть от этих пейзажей. Кстати, мне кажется, что холмы от бесконечного голодания малость просели.
Она раздраженно подернула лиф, продолжая сверлить его взглядом.
— И к чему всё это?
— Маскировка. В столицу отправится богатая пожилая дама, её компаньонка, служанка, кухарка и грум. Вы можете выбрать между компанькой и кухаркой, но я бы посоветовал служанку. Для кухарки вы слишком тощая. Как вы думаете, мы что-нибудь сможем сделать с вашей осанкой? Удачно сложилось, что вам идут чепчики.
Горгона сдвинула брови.
Вместо новой вспышки гнева снова пришел на помощь холодный расчет.
Тщеславие отступало перед выгодой.
— Годится, — кивнула она. — Как вы уговорили эту старуху покинуть родное болото?
— О, — легко отозвался генерал, — Эухения всегда мечтала повидать мир.
— А карета?
— Карета будет готова через пять дней. Там будет герб, и бархатная обивка, и даже немного позолоты. Скромно, но с достоинством. Она будет ждать нас в одной из деревень к югу отсюда.
— Где вы раздобыли деньги?
— Нигде. Вы заплатите за экипаж. Но вам придется оставить свои драгоценности здесь. Боюсь, что они слишком узнаваемы.
Горгона закусила губу.
— Спрячьте их в надежном месте, — посоветовал Трапп. — Позже пошлете за ними.
— Документы?
— Десятилетней давности. Подарок одной любвеобильной жены посла.
— Вы собирались с ней бежать? — изумилась горгулья.
— Оливия испытывала некоторые иллюзии на этот счет.
Гиацинта усмехнулась.
— Вы были отменным вруном, правда? Уверены, что обманутые женщины не разорвут вас на части, стоит вам вернуться в столицу?
— Кого заинтересует скромный грум? Как вы думаете, я успею отрастить бакенбарды?
— Ну это уже вам виднее. Подвиньтесь.
Она положила голову на его живот, закрыла глаза.
— Меня ужасно клонит в сон, — призналась гербицида и зевнула, прикрыв рот ладошкой. — Не позволяйте мне здесь спать, иначе я обгорю.
— У вас удивительно здоровая психика, — заметил Трапп, тоже закрывая глаза.
Луг вокруг жужжал множеством насекомых, распаренные цветы пахли сладостью и летом. Солнце нещадно припекало, и в расплавленности этих минут было что-то удивительно порочное.
— Что толку закатывать истерики и давать волю страхам, — отозвалась Гиацинта рассудительно. — Это все необходимо в том случае, если есть кому оценить такой спектакль. В жизни же имеют значение только поступки, а не чувства. Ты просто сосредоточена на том, как сделать следующий шаг, куда поставить ногу, как не упасть. Этой ночью мы не упали, Бенедикт. Это воодушевляет.
— Я рад, что вы так трезво смотрите на вещи.
— Вы перестали задавать мне вопросы, — заметила она неожиданно. — Совершенно разуверились в моих ответах?
Он улыбнулся и запустил пальцы в её распущенные волосы.
— Как шелк, — с удовольствием заметил Трапп. — Ваша ложь, моя дорогая, куда красноречивее иной правды.
— Я могу сказать вам одну правду — после того, как мы вместе побывали на волосок от смерти.
— Правда от вас? Какая безумная редкость! Что же, извольте. Почему вы вышли замуж за канцлера Крауча?
— Ах это, — она вздохнула. Взяла его ладонь и накрыла ею свое лицо. Он чувствовал, как легкое дыхание щекочет кожу. — Всё просто: он меня шантажировал.
И Гиацинта вдруг лизнула его ладонь.
16
— Шантажировал? Чем шантажировал? — глупо спросил Трапп, прекрасно понимая, что просто так, без коварства и пыток, Гиацинта не станет раскрывать свои грязные секретики.
Горгона чуть сместила его ладонь, которой прикрывала от солнца свое лицо, и одним блестящим глазом уставилась на него.
— Мне ответить и дать вам тоже повод для шантажа? — спросила она.
— Полагаете, я буду принуждать вас к браку с помощью угроз?
— Не будете? — живо уточнила горгулья.
— Возможно, я подумаю о женитьбе на вас в минуту наивысшего отчаяния — когда мне смертельно захочется сломать себе шею… несчастный случай на охоте или банальное падение с лестницы?
— Вам я позволю выбирать самому, — беззастенчиво заявила Гиацинта и села. — Что возвращает нас к главному.
— Что у нас главное этим утром?
Вместо ответа эта невыносимая женщина так высоко задрала подол воздушного летнего платья, что нога в бледно-лиловом чулке обнажилась до середины бедра.
У Траппа уже было достаточно возможностей как следует разглядеть изгибы и впадины Гиацинты, и он никогда не отказывал себе в этом удовольствии, но сейчас обратил внимание на то, что раньше ускользало от его взгляда.
— Позволите?
И он провел ладонью по её икре — с перекаченными как у балерины, мускулами. Однажды у него была интрижка с профессиональной танцовщицей королевского театра, её тело не имело ничего общего с изнеженными и мягкими телами светских красоток.
— Перестаньте оглаживать меня, как лошадь перед покупкой, — совсем не аристократично оскорбилась гематома, отстегивая от подвязки над коленом стилет. — Лучше покажите мне, как вы умудрились так повернуть руку нашего рассветного убийцы…
— Вашего, — лениво возразил Трапп. — Не приписывайте мне своих убийц.
— Простите, — она широко улыбнулась, словно не рыдала этим утром, как живой человек.
Трапп потянулся к ней, чтобы показать, под каким именно углом необходимо дернуть руку противника, как сзади них раздалось глухое рычание.
Оглянувшись, он увидел тощего, изможденного волка, стоявшего на поляне со стороны леса. Он выглядел слабым, и из открытой челюсти капали слюни.
— Бешеный, — вздохнул Трапп, — дорогая, передайте мне свой стилет… Гиацинта?
Никогда прежде ему не доводилось видеть такой стремительности. Зажав стилет зубами, горгона одним длинным смазанным движением перекатилась в сторону дерева и теперь ловко, как белка, карабкалась вверх, порхая с ветки на ветку. Задрав голову, Трапп с наслаждением
