уже слышали? Вы видели вчерашнюю прессу? «Газетт»?
— Боюсь, я не…
— Я говорил вам о нашем молодом репортере Зандре Уоллертон?
— Да, и я пару раз встречалась с ней… во вторник и четверг.
Он удивленно уставился на нее:
— Вы виделись с ней в этот четверг?
— Да.
— Здесь?
— Нет… в больнице… — Она все пыталась понять, о каких последних плохих новостях может идти речь.
— Целый ряд неожиданных смертей, мисс Баннерман. И их слишком много, — сказал он. — Наши добрые друзья в «Бендикс Шер» пытались оказать коммерческое давление на моего редактора, чтобы он не публиковал статью о «Матерноксе». Зандра вам это рассказывала?
— Нет… она мне ничего не… Я… боюсь, что при второй встрече я была очень усталой, и мы говорили недолго.
Крик встал, подошел к Уэнтуорту и потерся о его лодыжку. Журналист наклонился и погладил его.
— Значит, Зандра Уоллертон, скорее всего, не рассказала вам и о том несчастном технике, мистере Силсе? О том, что ему удалось получить информацию о «Матерноксе», которой мы интересуемся? И к тому же образцы.
— Нет! — сказала Монти. Она лихорадочно соображала, что к чему.
Собеседник кивнул:
— Она рвалась как можно скорее опубликовать этот материал, но я сказал ей, что стоит попридержать его, собрать побольше доказательств, чтобы история была более весомой. Нельзя высказывать одни лишь предположения. Нужны факты. — Он посмотрел на Монти, и лицо его потемнело. — Насколько я понимаю, вы не слышали новостей о Зандре Уоллертон?
Монти покачала головой и собралась с духом, понимая — что бы ни последовало, это серьезно.
— Железнодорожный переезд. Она оказалась на нем как раз перед поездом. Трагично. — Он вскинул руки жестом тщеты и отчаяния. — Ужасная потеря.
Монти потеряла дар речи. Она была не готова к такому известию.
— Она погибла в четверг вечером. Я думал, вы должны были знать. Все это выглядело как несчастный случай, просто обыкновенный несчастный случай, но… — Он снова вскинул руки. — Спешка. Может, она подумала, что стоит снести шлагбаум. Кто знает?
Монти чувствовала себя так, словно в голове взорвалась маленькая бомба. Образ юной девушки- репортера, влетевшей в больничную палату, вернулся к ней и не покидал ее.
— Не могу поверить, — сказала она еле слышным шепотом. — Я… — Голос ее прервался, и Монти показалось, что она теряет ощущение реальности. Она вспомнила грубоватого и циничного Джейка Силса, который с видом испуганного ребенка внезапно обвел взглядом паб, услышала голос напористой девушки- репортера…
Она посмотрела на свою картину, на теплые тона сандерсоновской ткани, которой была обтянута ее мебель, на языки пламени, пляшущие в камине, на непроглядную темноту ночи за окном.
— Еще один несчастный случай, — произнес Уэнтуорт таким тоном, словно хотел убедить и ее, и себя.
— Так ли? Как много смертей должно случиться, прежде чем… — Она прикусила язык, пытаясь собраться с мыслями.
Уэнтуорт отпил из стакана и сжал его в ладонях, словно стараясь согреть о него пальцы.
— Мисс Баннерман, я не должен был втягивать вас во все это. Вы порядочный человек, и моя дочь Сара всегда говорила, что вы и ваш отец — хорошие люди. Я сейчас уйду, а вы продолжите жить своей жизнью.
— Вы ни во что меня не втягиваете. Я уже втянулась.
Ее гость смотрел прямо перед собой.
— Плюс и минус. Инь и ян. Добро и зло. Свет и тьма. Может, они навечно сплетены, как нити вашего прекрасного ковра.
— В тех случаях, когда ею руководят ответственные люди, — заметила она.
Ее слова вызвали тень улыбки на лице Уэнтуорта.
— Да, в самом деле. Мудрые слова. — Он порылся в нагрудном кармане пиджака и извлек оттуда мятый конверт, который протянул ей. — Не взглянете ли, моя дорогая?
Внутри была фотография такого качества, словно ее делали в уличной фотобудке. На ней была изображена на редкость привлекательная женщина индокитайского происхождения, двадцати с небольшим лет.
— Красавица. Вам не кажется?
— Да, очень хороша. — Монти посмотрела на него, пытаясь понять, кто эта женщина.
— Моя покойная жена, — сказал он.
Монти попыталась скрыть свое изумление.
— Мы встретились во Вьетнаме… где я был корреспондентом Рейтер, а она — репортером от «Пари матч». Как-то мы вместе сопровождали американский взвод, направлявшийся к деревне, где, как они подозревали, скрывались вьетконговцы. Воздушный патруль американцев по ошибке атаковал нас. Франсуаза была в джипе в ста ярдах передо мной и у меня на глазах сгорела заживо. Я ничего не мог сделать.
Монти видела, какой печалью наполнены его глаза, и позволила ему продолжить рассказ.
— Тридцать три года спустя мне порой трудно вспомнить ее лицо. Но я до сих пор чувствую запах ее горящей плоти и слышу ее крики — так ясно, словно это произошло всего несколько часов назад. — Он опустил взгляд на ковер. — Есть определенные химические субстанции, которые никто не должен производить. Но кое-кто этим занимался. И всегда будет. — Он покачал головой из стороны в сторону. — Вы же понимаете — это доход. Вот в чем корень зла.
Он внезапно поднял взгляд, и лицо его исказилось гримасой горечи.
— Я видел, как Франсуаза выскочила из джипа и побежала по рисовым посадкам, как живой факел… она с головы до ног была покрыта пылающей клейкой массой, которую для военной авиации Соединенных Штатов выпускал «Бендикс Шер». — Он медленно прикрыл веки. — Та же компания, которая производила противоожоговый крем, продававшийся без рецептов. Та же самая компания, которая выпускала болеутоляющие средства при артрите и лосьон для загара, которая жертвовала миллионы на благотворительность и исследования. Продукция «Бендикс Шер» заставила кожу моей жены сползать клочьями… у меня на глазах, и я ничего не мог сделать, чтобы спасти ее.
От напряженной горечи слов этого человека у Монти пошли мурашки по коже.
— Простите, — сказала она. — Я не имела представления.
— У фармацевтической промышленности так много возможностей делать добро, мисс Баннерман, но большей частью она претворяет в жизнь мечту алхимиков: даже смерть она превращает в золото. — Уэнтуорт медленно встал на ноги, поднял взгляд к потолку и указательным пальцем коснулся глаза. — Деревянные стропила. Как приятно видеть дом, в котором они еще существуют. — Он повернулся к Монти: — Я теперь сам буду заниматься этой историей. И напишу о ней.
— Я помогу вам всем, чем могу.
Легко ступая, он направился в холл.
— Вы очень любезны, но я сомневаюсь, что вам стоит вмешиваться.
Она помолчала, размышляя, а потом сказала, что уже настолько вовлечена в это дело, что теперь ей от него никуда не деться.
— Правда, не знаю, смогу ли принести вам какую-нибудь пользу.