Алхимик

— Главное, что мне нужно знать на этом этапе, — есть ли какая-то связь через «Матернокс» между моей дочерью Сарой и двумя другими женщинами, которые тоже скончались. — Он помедлил. — Видите ли, Зандра Уоллертон звонила мне в четверг утром и сказала, что выяснила: все три женщины действительно принимали «Матернокс» из одной и той же партии. Но я не знаю, насколько была велика эта партия. Я не знаю, отличалась ли она от прочих. И меня не на шутку беспокоит, что два человека, занявшиеся дополнительными изысканиями, погибли в течение полутора дней.

— Это может быть трагическим совпадением — и ничем иным, — предположила Монти.

— Конечно.

— Дайте мне номер партии, и я займусь ею. Как только у меня что-то будет на руках, я свяжусь с вами.

— Да, вот еще что, — сказал Уэнтуорт, набросав номер нужной ей серии. — Будьте осторожны, пользуясь телефонами внутри компании.

— Вы думаете, их прослушивают?

— Исходите из этого. Я бы очень удивился, если бы узнал, что их не прослушивают.

— Вы серьезно? Любые разговоры?

— Есть достаточно изощренные методы отслеживания таких вещей. Не исключено, что и дома? сотрудников. — Он подчеркнуто показал на телефон, стоящий на столике в холле. — Для связи со мной пользуйтесь таксофоном. В последний раз я давал вам мои служебные и домашние номера?

— Да, они у меня есть, — сказала она, недоверчиво глядя на собеседника. Его паранойя показалась ей несколько абсурдной.

— Спасибо за то, что позволили вторгнуться к вам этим вечером. — Он окинул взглядом пол. — Какой прекрасный ковер! Вам очень повезло.

Он помогла ему справиться с плащом, зажгла фонарь под портиком и открыла дверь.

— Как темно. Я провожу вас до машины.

Оба кота проскочили мимо них в сад. Она включила фонарик, и его луч упал на маленький «ниссан», стоящий у края лужайки.

Уэнтуорт повернулся к ней:

— Я не хочу, чтобы вы хоть в какой-то мере чувствовали себя обязанной. Если вы завтра проснетесь и передумаете, я пойму вас. Вы молоды, перед вами еще вся жизнь, и я не хочу нести ответственность за то, что сломал ваше будущее. — Он устроился на месте водителя.

— Я не исчезну, — улыбнулась она ему.

— Прошу вас, серьезно подумайте. — Он вставил в замок ключ зажигания. — Вы знаете китайскую поговорку о мести?

— Нет.

Уэнтуорт внимательно посмотрел на нее:

— Прежде чем вы отправитесь мстить, первым делом пойдите и выкопайте две могилы. — Он включил двигатель. — Видите ли, мисс Баннерман, я — это другое дело. У меня нет выбора, кроме как заниматься этим делом, — у вас же нет никакого мотива.

— Вы ошибаетесь. Мотив у меня есть — и еще какой! — сказала она. — Меня очень заботит фармацевтическая промышленность; я хочу, чтобы в ней присутствовали и мораль и ответственность. И если происходит какая-то гнусность, я хочу положить ей конец. Сэр Нейл Рорке — прекрасный человек. Он будет просто потрясен, если в «Бендикс Шер», прямо у него под носом случится что-то недостойное. Могу вас заверить, что он этого не допустит, и у меня есть право в любое время видеться с ним.

— В любом случае не торопитесь. Всегда хорошо знать, что у тебя есть союзник, но пока держите его в запасе. Давайте попробуем продвигаться шаг за шагом.

Она согласилась и лучом фонарика показала ему лужайку, на которой он сможет развернуться. Она подождала, пока хвостовые огоньки его машины не исчезнут, зябко ежась, позвала котов, вернулась в дом, закрыла парадную дверь, проверила, заперта ли задняя дверь, и начала по порядку проверять окно за окном.

Два человека, которых она знала, которые еще на прошлой неделе были живы, мертвы. Ей в самом деле стало не по себе. Но конечно же «Бендикс Шер» никоим образом не может быть вовлечен в какие-то незаконные деяния! Разве не так? Просто Губерт Уэнтуорт в таком подавленном состоянии, что в поисках объяснения хватается за соломинку.

Но тут Монти зябко передернулась, осознав, что, возможно, и она цепляется за соломинку.

38

Барнет, Северный Лондон. 1951 год

Сидя у верхнего окна автобуса, который отвозил его в школу и часто останавливался на этом перекрестке, Джадд много раз обращал внимание на череп, красовавшийся в витрине мелочной лавки.

Она располагалась на опрятном, но многолюдном участке улицы, зажатая между магазином скобяных изделий и ломбардом. Фасад был в облупившейся черной краске, а за мутным стеклом витрины красовался беспорядочный набор книг, декоративных тарелок, столовых приборов, кружек «Тоби» и россыпь безделушек.

Но кроме восхищения черепом его подлинное любопытство вызывало обилие канделябров, кубков и церемониальных кинжалов, в которых, как ему казалось, он опознал по книгам из своей библиотеки предметы, имеющие отношение к оккультизму.

Он остановился на тротуаре перед магазином, пережидая, пока пройдет автобус. В этот час мать обычно пила кофе после церковной службы, но он все равно нервничал, опасаясь, что по какой-то причине она может пройти мимо. Или кто-то из ее приятельниц увидит его.

За те пять лет, что прошли после смерти отца, ее жестокость по отношению к нему стала не такой свирепой, и, хотя он больше не боялся матери, зная, что обладает властью над нею, все же старался не вызывать ее гнева. Она давно перестала привязывать его руки к кровати, но случалось, что лупила его. Порой, покрытый синяками и ссадинами, он обдумывал, не пустить ли в ход ритуал, чтобы убить ее, но одной из главных причин, по которой он этого не делал, было понимание, что она является отличным субъектом для экспериментов, и поэтому на пороге семнадцатилетия он позволял ей думать, что ничем не отличается от ребенка, которым когда-то был.

Он использовал ее, чтобы проверять силу заклятий, которые вызывают тошноту, заклятий, после которых она теряла память; некоторые клали конец ее гневным вспышкам (но только на короткие периоды), а другие укладывали ее в постель с какой-то болезнью; были заклинания, которые заставляли ее покупать ему подарки на день рождения и Рождество, хотя подбор их был довольно странен.

Он смог заставить ее купить ему «Энциклопедию современной науки» и экземпляр «Теории эволюции Дарвина», хотя раньше она отказывалась даже иметь в доме и ту и другую книгу, считая, что наука — это зло, а теория Дарвина — гнусное богохульство. Но попытка внушить ей желание купить ему набор для отливки свечей, чтобы он мог создавать фигурки и изображения, кончилась полным крахом: вместо этого она купила ему набор игрушечных британских солдатиков.

Самой большой неудачей из всех оказались заклятия, с помощью которых он пытался отвратить ее от Бога. Он старался изо всех сил, проведя дома свою черную мессу, для которой он использовал похищенные из церкви облатки причастия, оскверненные мочой, экскрементами, семенем и в одном случае даже менструальной кровью, которую он раздобыл из прокладки, найденной в мусорной корзинке в ванной.

Была и другая причина сохранять ей жизнь. Если ее постигнет смерть или она станет недееспособной — он не сомневался, что легко сможет обеспечить ей и то и другое, — ему придется отправиться жить у тети с дядей и делить комнату с двоюродным братом, а в этом не было ничего хорошего. Возможность пользоваться уединением была очень важна для его планов.

Самое важное испытание ждет его в течение следующих четырех лет, и для него исключительно