— Папа, — вмешалась Монти, — разве тебе порой не приходило в голову, что кролик тоже имеет право на жизнь?
— Никто и ничто на этой планете не обладает божественным правом — ни на что. Мы несем моральные обязательства гуманно относиться к животным, и я думаю, что мы их соблюдаем.
— Я порой думаю, что наука развивается слишком быстро. У нас нет времени подумать, к чему это приведет, — сказал Коннор, чтобы проверить его реакцию.
— Я же считаю, что прогрессирует она не так уж быстро, — ответил Баннерман. — Вам нравится ходить к дантисту, мистер Малрони?
— Моллой, — поправил он. — Нет, сэр, не очень.
— У вас есть дырки в зубах?
— Да, есть.
— Можете ли представить, каким был визит к дантисту пятьдесят лет назад, когда он не мог вспрыснуть вам обезболивающее, а сверло вращалось, когда он ногой нажимал педаль? Хотите ли вы, чтобы вырезали аппендикс как сто лет назад, когда больного привязывали к деревянной лавке и вливали в него дешевое бренди? Фармацевтика и технология значительно улучшили мир. И знаете почему? Потому что они избавили его от боли. Мало кто из обитателей западного мира теперь должен страдать от боли. Может быть, в следующие четверть века мы окончательно избавимся от нее. И если за это придется расплатиться несколькими кроликами-мутантами, с такой ценой я готов согласиться. Это я смогу пережить.
Коннор упал духом. Выяснилось, что он и не представлял, каких общепринятых взглядов придерживается Баннерман; его потенциальная ценность быстро сходила на нет. В этот момент ученый наклонился вперед:
— Меня всегда неправильно понимали, мистер Моллой. Я не против прогресса науки. Я против таких компаний, как «Бендикс Шер», которая говорит: «Для всеобщего блага мы опознали гены, которые вызывают псориаз, сердечно-сосудистые заболевания, почечную недостаточность, депрессию, рак двенадцатиперстной кишки, рак груди… и так далее. А теперь мы собираемся взять патент на работу с этими генами, и следующие двадцать лет мир будет у нас в заложниках. Плати нашу цену или умирай!» — Во время этой тирады в глазах Дика Баннермана горел огонь страсти. Эти чувства шли не столько из сердца, сколько из глубины его души. — Вы понимаете, какую власть дает патентование генов? Она выражается в словах «
Глядя на него, Коннор чувствовал, что к нему возвращается бодрость духа. Реакция этого человека дала ему надежду. Если он будет вести себя осторожно, то обзаведется здесь союзником — и очень могущественным.
— За
— Верно, — сказал Баннерман. — Нет предела, сколько может уплатить человек за то, чтобы остаться в живых или избавиться от боли. Вы, я, моя дочь — все мы выложим последний цент. И за того, кого мы любим. Без вопросов.
— Но неужели вы считаете, доктор Баннерман, что такая компания, как «Бендикс Шер», может дойти до того, что все общество будет у нее в заложниках?
— Разрешите мне кое-что рассказать вам. Вы знаете основателя компании — покойного Джошуа Бендикса?
— Конечно — его изображение на обложке «Библии „Бендикса“».
— Вы знаете, что он говорил каждому новому коммивояжеру, который приходил на работу в фирму? Он приглашал его к себе в кабинет и сообщал: «Меня не интересует медицина. Меня интересует одна- единственная вещь:
Коннору пришлось сделать над собой усилие, чтобы спрятать улыбку триумфа.
40
В четверть седьмого Монти на лифте спустилась в холл. Обычно она покидала здание позже, чтобы переждать час пик на дорогах, но сегодня вечером по пути домой ей еще надо было кое-чем заняться.
Ручейки сотрудников текли через три турникета службы безопасности. Она выбрала средний, с удовольствием отметив, что его контролирует выходец с Ямайки Уинстон Смит, с которым она иногда перебрасывалась словами.
Его неизменно грустное выражение лица всегда заставляло ее остановиться на минуту и подбодрить его. У них установились своеобразные дружеские отношения, когда она впервые прочитала его имя на значке. Она спросила, знает ли он, что носит имя героя книги Оруэлла «1984»? Он этого не знал, но, отправившись на поиски, он купил ее, с удовольствием прочел и с тех пор спрашивал ее совета относительно других книг; в ночную смену у него было вдоволь времени для чтения.
Когда она остановилась рядом с ним, Уинстон чихнул.
— Простите, — просипел он, вынимая носовой палаток и сморкаясь. — С вами все хорошо, мисс Баннерман? Слышал, вы пострадали в той истории на прошлой неделе.
— Спасибо, у меня все прекрасно.
— Это было просто ужасно. Пока так и не выяснили, что же там случилось?
— Нет, — ответила она.
— Мне нравился мистер Силс. Не так чтобы очень, но он был хорошим человеком, веселым парнем. — Он снова чихнул.
— Вы простудились?
Он кивнул:
— У меня это постоянно. И будет длиться до Рождества.
— Вы пробовали принимать витамин С, цинк и чеснок? Для меня это самое надежное средство.
Он шмыгнул носом.
— У меня не просто обыкновенная простуда, мисс Баннерман. Она у меня длится почти весь год, появляется и исчезает… думаю, поэтому меня тут и держат.
Она удивленно посмотрела на него:
— Что вы имеете в виду?
Он обвел взглядом вестибюль и, убедившись, что их никто не слушает, все же понизил голос:
— Потому что я участвовал в испытаниях.
— В каких испытаниях?
Он еще больше понизил голос:
— Десять лет назад… да, примерно так… сотрудникам предложили по тысяче фунтов каждому, если они проверят на себе действие нового лекарства, созданного в компании. Вот с тех пор я практически постоянно страдаю простудой.
— Что это было за лекарство? — пораженная ужасом, спросила она.
Он вскинул руки:
— Они нам не сообщили.
Звякнул подошедший лифт, створки разошлись, и несколько человек через холл двинулись в их сторону. Ни Монти, ни Уинстон Смит не проронили ни слова, пока те не исчезли в ночи.
— И вам не говорили, для чего предназначено это лекарство?
— Я нуждался в дополнительном заработке… я не мог и подумать, что оно способно причинить вред — ведь в таком случае людям его не давали бы.
