Слышала, как Денис у дверей отпирается, отнекивается от чего-то. Стало любопытно. Но не решилась высовываться, подождала, пока Шаурин вернется.
Он вернулся через минуту. С тарелкой, на которой лежал огромный кусок клубничного пирога. Ну да, сезонная ягода. Неудивительно.
Вид у Дениса был хмурый, а Юлька расплылась в улыбке.
— Поди старая кэгэбэшница тебя подкармливает.
— Типа благодарность. Не ешь, хрен ее знает, что она туда подсыпала.
— Ага, приворотное зелье для доброго молодца. Брось, ты. — Достала маленькую ложку. — Вкуснотища-то какая.
Они даже не присели. Так и толклись у стола — ели стоя, пили стоя. Словно боялись что-то упустить, не успеть. Словно сидя, будет уже совсем не то, не так…
А главное, никого из них это не напрягало. Юлька выбирала начинку из пирога: клубнику в сахарном сиропе. Иногда отщипывала сладкий черный виноград. Запивала вином, оно не казалось таким уж крепким. Мягкое, чуть кисловатое. Марку не смотрела, потому что все равно. Наверняка хорошее. Кстати, они его не покупали. Денис достал его из «глобуса».
Думала, что после первого бокала Шаурин сделает ей предупреждение. Вполне в его духе. Но нет, налил второй. И себе. Кажется, он вообще не ел, только пил. Пусть пьет.
А потом он забрал у нее ложку. Просто выхватил из рук и отбросил в сторону. Отодвинул подальше тарелки, бокалы. Стащил с себя футболку.
Этот звук — легкое шуршание ткани — самый громкий за сегодняшний день. Услышав его и увидев, как Денис подтягивает футболку со спины за горловину вверх, сразу замерла. Затем, ухватившись за край, села на стол, на то место, которое он освободил.
Все быстро — на животных инстинктах и желаниях. Уже без слов, разговоров, предупреждений, намеков.
Губы еще в клубничном сиропе. Слизнула.
Теперь чувствовала, что напряжение никуда не ушло, просто переродилось во что-то новое — в тугой, дрожащий внутри комок. И он даже без Денисовой помощи разрастался, мешая дышать.
Его руки скользнули по бедрам — мягкие, теплые, — прошлись по спине, погладили затылок. Думала, что он поцелует ее, а он зарылся в волосы и прижал ее голову к себе, к шее. Эта близость Юльке очень нужна. Денису, наверное, тоже. Потом его губы нежно к виску. К уху.
— Я боюсь что-нибудь не так сделать, — почти шепотом честно призналась она.
— Убери волосы.
— А что-нибудь более обнадеживающее будет? — пальцы слабо слушались, но сделала, как он просил.
— Загадывай желание, — усмехнулся. Конечно, теперь его очередь издеваться.
— Ты пользуешься моей неискушенностью. Я вот сейчас точно чувствую, что где-то прогадаю.
— Тогда бери по максимуму.
— Тогда всего и много — с головы до ног.
— Договорились.
Почему-то от этого слова вино ударило в голову. Возникло легкое головокружение, очень легкое, даже приятное. Хотелось растянуть это мгновение надолго — наслаждение предвкушением. Ведь у него особый вкус.
Не спешил ее целовать. Вся кровь уже хлынула вниз живота, и обескровленный разум отказывался мыслить. Боялся, что начнет ласкать ее и забудется совсем. Перестанет ее чувствовать. Уже было такое. Чтобы как-то притупить ощущения, ему нужно в себя бутылки две вина влить, не меньше.
Не понимала, чего он ждет. Казалось, забыл, что делать. Пальцы мягко блуждали по шее, поглаживали, спускались вниз, насколько позволял вырез горловины. А, может, и правильно все. Ведь помогло же ей это успокоиться, перестать неровно дышать. Значит, так надо.
Сделала то, что уже делала чуть ранее на набережной: взяла его руку, поцеловала в ладонь, тронула языком. Денис вздрогнул снова. Забавно, почему это так действует на него. Так возбуждающе, что ли.
— Почему?.. — спросила нескладно.
Не отдернул руку в этот раз, надавил слегка на губы, словно проверяя их упругость. Тронул пальцами, задевая внутреннюю поверхность.
— Потому что когда я чувствую твой язык, представляю его у себя на теле.
Нет ничего проще, чем дать ему это. Поцеловала в шею. Провела языком влажную дорожку. Сразу почувствовала, как сильно напряглось тело Дениса. Спина под руками закаменела. Но он, повернув ее лицо к себе, поцеловал. Умелый поцелуй, страстный, возбуждающий. Какой она ждала.
Подхватив ее крепче, понес в спальню. Покрывало с кровати нашло свое место на полу. Кажется, вместе с одеялом. Но оно им точно не понадобится. По крайней мере, сейчас.
Оба быстро разделись. Юлька не стала стесняться, услышав, как Денис зашуршал джинсами. Сбросила футболку, потом шорты.
Шаурин, как и предупреждал раньше, с игрой в долгое раздевание не заморачивался — стащил с себя все, а когда в постели обнаружил на Юльке трусики, издав какой-то недовольный звук, снял их.
Они остались голые. Юля все же думала, что это будет как-то постепенно, с привыканием. Но нет, он стиснул ее, прижимая к кровати, и она почувствовала его всего. Горячее тело, твердую возбужденную плоть.
Для неловкости не осталось времени. Потому что он начал целовать ее так, что ощущение реальности потерялось.
Юля с готовностью отзывалась на каждое движение — то дрожала, то замирала от удовольствия. Была такая податливая…
Все эти сиропные ласки — такие же, как начинка в клубничном пироге, — только для нее. Приятные, нежные, воздушные. Сам бы Шаурин хотел другого. Ласкать ее по-другому. И взять ее по-другому. Но это потом, когда она привыкнет к нему. Когда поймет. Почувствует. А сейчас нужно утолить ее голод по еще неизведанному. И самому не кончить от первого же толчка в нее. Каждое к ней прикосновение уже было мучительным, просто невыносимым. Чем больше она возбуждалась, тем невозможнее становилось сдерживаться и сложнее получать наслаждение от этой сладкой прелюдии.
Невозможно…
— Выдыхай, — сказал он с хрипотцой. Как будто скомандовал.
Выдохнула. Как раз в тот момент, когда острая боль пронзила тело, смывая удовольствие от происходящего. И тут же чувство наполненности — новое, удивительное…
Не вошел, ворвался в нее. Именно так, как она просила — резко, быстро. Раз и все.
Хорошо, что пока он надевал презерватив, у нее была возможность вдохнуть побольше воздуха. Чтобы отпустить эту боль, понадобится не один выдох. Главное, расслабиться. Попытаться. Как их учили работать при растяжке: на боль нужно выдыхать и расслабляться, а излишнее напряжение только хуже сделает.
— Извини, Красота, — уткнувшись в щеку. — Не шевелись.
Не смогла бы, даже если попыталась. Он сковал ее движения своим телом. Улыбнулась тому, как он ее назвал. Ну да, это же особый случай.
— Тут у тебя все равно нет других вариантов…
Хотел бы со знанием дела сказать, что нужно лишь немного потерпеть и все пройдет. А хрен его знает, как скоро у нее пройдет…
У самого в голове немного прояснилось. А как вошел в нее, аж в глазах потемнело. От яростного удовольствия. Дрожь такая по телу прошла, что чуть не кончил. Как впечатлительный подросток, мать его. Неудивительно, Юля, она ведь такая узкая…
Теперь уже мог различить ритм ее дыхания, неровный и прерывистый, и напряжение в теле. В полумраке комнаты не мог четко видеть ее лицо, читать по глазам, а только слышать, ощущать, угадывать.
Стал целовать ее влажно и чувственно, пока не расслабилась и стала отвечать, мелко дрожа всем телом. Тогда привстал, давая ей свободу, чтобы могла как-то реагировать. И чтобы самому легче было отследить ее реакции.
Сильнее согнул ее ноги в коленях. Двинулся медленно. Юля мягко застонала.
— Больно?
— Нет, — сквозь зубы недовольно процедила она. — Хочешь, чтобы я попищала? Могу попищать.
— Рано еще тебе пищать, Конфетка. — Еще раз двинулся в ней, лизнул шею.
— Ах… — выгнулась. Крепче сжала его бедрами. — Может, я сама знаю…рано или нет… — очень сбивчиво.
— Ничего ты еще не знаешь. Учти, первый раз для меня. Мой.
Так и хотелось ответить ему его же словами: «Закрой рот». Уже просто не было сил отвечать, слова путались в голове, язык заплетался. Отнюдь не от выпитого вина. Да, она, конечно, еще ничего не знает. Это ее первый раз. Но все существо сконцентрировалось на тянущих томительных ощущениях внизу живота. Смешанных с болью. Она, боль, никуда не ушла, но притупилась. Уже не была такой поверхностно-острой. Как-то растеклась. И совсем не мешала желать продолжения. И собственная неопытность уже тем более не мешала точно понимать, что ей сейчас нужно. В чем она нуждалась и чего хотелось до одури. А до одури хотелось, чтобы он двигался.
