Техно гремит прямо оттуда, я слышу его жесткий ритм даже сквозь шум мотора, а внутри светомузыка, словно на вечеринке. Представляю себе кучку подростков внутри, жадно глотающих сироп от кашля и обменивающихся, как памятными подарочками – ЗППП, но, когда я выруливаю на шоссе, из библиотеки вываливается старушка-топлес, держащая в руках то, что, готов поклясться, похоже на...
– Дилдо! – кричит Рейн, указывая прямо на старую леди, когда мы проезжаем мимо.
Я смеюсь и качаю головой:
– Полагаю, это ПССД6-оргия во Франклин-Спрингс.
Не думаю, что я сказал это достаточно громко, чтобы Рейн услышала меня через шлем, но она заливается смехом и хлопает меня по здоровому плечу.
– ПССД! – визжит она. – Ты видел, эта штука была длиной примерно в фут!
Я выжимаю газ и несусь, заставляя ее руки снова сомкнуться вокруг моего тела, а кончиками пальцев впиться в мои бока. Это чертовски глупо, но мне не нравится, когда Рейн обращает внимание на чей-то член. Даже если этот член сделан из резины и принадлежит вдове Авраама Линкольна.
Становится все труднее и труднее управлять байком на трассе, не только из-за брошенных и разбитых автомобилей через каждые десять футов, но и потому, что все мусорные контейнеры и баки по всему городу переполнены, и дорога, теперь тоже, превратилась в мусорную свалку. Я действительно должен сбавить скорость и сосредоточиться, чтобы не врезаться во что-нибудь, но это не мешает мне бросить взгляд на дом Рейн, когда мы проезжаем мимо.
Он выглядит точно так же, как и вчера вечером, за исключением того, что теперь в центре стеклянного окна на входной двери есть дыра размером с бейсбольный мяч.
Безумная сучка. Я рассмеялся.
Когда мы проезжаем мимо, задаюсь вопросом, что же, черт возьми, там произошло прошлой ночью? Рейн казалась такой расстроенной, когда вернулась и принесла все эти припасы, но, пока я спал, она пришла в норму и пошла обратно. Может быть, девочка ждала, пока ее отец отключится? А может быть, мамаша действительно вернулась домой? Или она просто…
– Бам!
Бугорок под колесами снова привлекает внимание к дороге, и внезапно мне начинает казаться, что я пытаюсь проехать через зыбучие пески. Байк еле движется и приходится крепче сжимать руль, чтобы эта чертова штука двигалась прямо.
– Дерьмо!
Съезжаю на обочину и хочу ударить себя кулаком в лицо. Я знал, что это произойдет и позволил себе отвлечься на одну гребаную секунду, и теперь у меня спустило колесо. Даже не заметил, на что наехал. Вот, как я был внимателен.
Ставлю байк на подножку, снимаю шлем и разворачиваюсь, готовый сказать Рейн, чтобы она убиралась к чертовой матери домой. На самом деле мне хочется закричать на нее. Хочу сунуть свой палец в это прекрасное маленькое личико и заставить ее плакать, чтобы смыло слезами весь гребаный макияж. Может быть, тогда она перестанет таскаться за мной, как потерявшийся щенок, и я, наконец, смогу снова сосредоточиться.
Но когда встаю, Рейн теряет свою хватку на моей талии. Ее глаза широко распахиваются, а руки описывают огромные круги в воздухе, когда она падает с задней части мотоцикла и приземляется на свой гигантский рюкзак, как перевернутая черепаха.
– Какого хрена, Уэс? – кричит девчонка, перекатываясь с боку на бок в жалкой попытке встать.
Смех из глубины моей черной испорченной души вырывается наружу, когда я смотрю, как симпатичная черепашка барахтается на земле.
Ее острый, как бритва взгляд пронзает меня. Он длится всего секунду, прежде чем она тоже начинает хохотать. Когда Рейн случайно фыркает, как свинья, ее покрытые толстовкой руки взлетают ко рту от стыда.
– Просто сними рюкзак!
Плачу сквозь смех, наблюдая, как она попеременно то пытается встать, то поддается собственному приступу хохота.
Рейн высвобождает руки из лямок, а я наклоняюсь и поднимаю ее содрогающееся тело с земли. Как только она выпрямляется, то падает мне на грудь, фыркая и икая, и прячет свое свекольно-красное лицо в мою свежевыстиранную рубашку.
И, как в том кошмаре, ее прикосновение – это все, что мне нужно для полной потери контроля над ситуацией, над своей силой воли, над собственным телом. Вместо того чтобы дать ей пинка под зад и отправить домой, как должен, я смотрю, словно заключенный в своем собственном сознании, как мои руки обнимают ее крошечные плечи и притягивают ближе.
Нет! Какого хрена ты делаешь, размазня? Отпусти ее!
Я кричу на себя, обзываю всеми возможными словами, но голос в моей голове заглушается эйфорическим порывом, который получаю оттого, что держу эту девушку. Она сжимает мою рубашку в своих кулачках и утыкается лицом мне в шею. Ее дыхание становится прерывистым, жарким, когда она хихикает, прижимаясь к моей коже. У нее холодный нос. И все, что могу сделать – это смотреть в смирении, как слизняк, в теле которого я живу, наклоняет свое лицо вниз и вдыхает аромат ее гребаных волос.
О, дерьмо! Какой ты жалкий!
Сахарная печенька. Она хохочет прямо, как животное с фермы. Выглядит – будто выброшенная фарфоровая кукла, которая совершила налет на гардероб подростка. И пахнет карамелью.
Отпусти ее, придурок! Припасы! Укрытие! Самозащита!
Вот, что тебе нужно!
Но это напоминание глухому в уши, потому что теперь мой глупый член тоже вышел из-под контроля. А почему бы и нет? Больше ничто меня не слушается. Он оживает и вонзается в мою молнию, тоже ища внимания Рейн. Я делаю маленький шажок назад, ровно настолько, чтобы удержаться от того, чтобы не пихнуть свой стояк ей в живот, как полноценный урод, и она тоже отступает.
То, что нужно.
Момент прошел.
Смех исчез.
Мы опускаем руки и начинаем идти.
Я несу рюкзак и толкаю «ямаху» – передняя шина почти полностью спущена. Рейн идет рядом. Я все еще тверд, и, наверное, буду всегда, – меня возбуждает даже то, как она краснеет и накручивает волосы на пальцы. Решаю сосредоточиться на дороге, чтобы не наехать и не наступить на обломки. Это именно то, что мне следовало делать изначально.
– Так... сколько еще осталось до магазина оборудования? – спрашиваю я, уставившись на асфальт перед собой.
– Эээ... – Рейн смотрит вдаль, как будто она его видит.
Эта часть дороги – не что иное, как старые фермерские дома, такие же, как и у нее, с несколькими неухоженными полями и кучей дерьмовых деревьев между ними. Никто ничего не выращивает. На их земле даже лошадей нет. Только груды автохлама и несколько ржавых гаражей.
– Может быть, минут пятнадцать-двадцать? Он находится на другой стороне этого холма, за ледовым катком.
Я усмехаюсь и качаю головой.
– Что?
–
