Что-то в его тоне или, может быть, во взгляде заставляет мои щеки покраснеть.
– Оу, ну тогда хорошо. – Я поворачиваюсь и начинаю рыться в рюкзаке, пытаясь скрыть свой румянец.
– Ты подправила прическу? – Не поднимаю глаз, но чувствую на себе его взгляд. – Твои волосы блестят.
– Оу, – я рассмеялась, – да, я проснулась, когда услышала, что моя мама вернулась домой прошлой ночью, и вошла внутрь, чтобы поздороваться. Ну и решила, что пока там, то могу принять душ, почистить зубы и переодеться... – мой голос замолкает, когда понимаю, что несу чушь.
Смотрю вниз на узкие джинсы и походные ботинки, выглядывающие из-под худи, и колючий жар начинает ползти вверх по моей шее. Я хотела надеть что-нибудь милое, но для леса. Ну, знаете, типа сервайв-стайл. А теперь жалею, что не надела на голову мешок.
Уэс наклоняется вперед, чтобы взглянуть на мои волосы, которые я расправила утюжком и подравняла ножницами после того, как сама же искромсала их предыдущей ночью.
– Ты что, накрасилась?
– Да, а что?
«О боже!» – кричу я.
– Ну, ты просто выглядишь… по-другому.
– Ну и что с того? – Я достаю из рюкзака дорожный набор туалетных принадлежностей и полотенце и пихаю их ему в грудь.
– Ты можешь пойти и принять душ с помощью шланга.
– Черт, – смеется Уэс, – холодно.
– Еще как! – ухмыляюсь я. – Вперед. Мне бы не хотелось, чтобы ты упустил свой драгоценный дневной свет, – я бросаю ему в лицо его вчерашние слова, когда он ползет мимо меня к двери.
– Ты не присоединишься?
– Чтобы посмотреть, как ты моешься? Нет, спасибо. – Я выразительно закатываю глаза и изо всех сил притворяюсь, что его идеально высеченный пресс вызывает у меня отвращение.
– Это хорошо, потому что будет серьезная усадка.
Я смеюсь, когда Уэс спускается по лестнице. И тут кое-что вспоминаю. Как только он оказывается внизу, я высовываюсь из дверного проема и бросаю ему на лицо гавайскую рубашку.
Уэс стягивает с головы ярко-синюю ткань и подносит к носу.
– Черт возьми! Ты ее постирала?
– Да. Теперь он пахнет лучше, но эта кровь уже не отойдет.
От улыбки, засиявшей не его лице по всему моему телу пробежала дрожь.
– Спасибо. – Уэс перекидывает рубашку через одно плечо и бросает на меня порочный взгляд. – Ты точно не хочешь потереть мне спинку?
– Ха! И увидеть, как ты сморщиваешься? Я пас.
Уэс пожимает плечами и с косой улыбочкой на лице идет через двор к дому. В ту же секунду, как он скрывается из вида, я выдыхаю воздух, который сдерживала, и сую руку под худи. Схватив бутылочку с гидрокодоном, которую спрятала в бюстгальтере, вытряхиваю на ладонь маленькую белую таблетку. Затем забрасываю ее в рот, отпивая из бутылки с водой, и понимаю, что жидкость льется внутрь сумасшедшим потоком, из-за моей дрожащей руки.
Лучше возьму две.
ГЛАВА XI
Уэс
Мне все равно, насколько тяжел этот рюкзак – после сна, который я видел сегодня, Рейн несет его, и она сидит сзади.
Надеваю шлем на высушенные полотенцем волосы, но медлю, прежде чем завести мотоцикл. Боюсь, что звук мотора заставит этого дерьмового папашу Рейн выбежать на улицу во всеоружии, но, возможно, она все-таки говорила правду о том, что он глухой.
Возможно, о матери Рейн тоже говорила правду.
Я оглядываюсь в поисках легендарного мотоцикла ее мамы – «черного», но его нигде не видно. Думаю, что она могла бы припарковаться в гараже, но, судя по всему, дверь в него не открывается.
Я снимаю шлем и поворачиваюсь к Рейн, которая изо всех сил пытается залезть на заднее сиденье с этим здоровенным рюкзаком:
– А что твоя мама сказала о грязном мотоцикле на подъездной дорожке?
– А? – спрашивает она, кряхтя и перекидывая ногу через сиденье.
– Твоя мама? Она спрашивала о моем байке? Ей пришлось бы объехать его, чтобы попасть в гараж.
– А, да. – Рейн обхватывает руками мои ребра так крепко, как только может, чтобы не упасть назад. – Я сказала ей, что разрешила другу остаться в доме на дереве.
Не могу сказать, лжет она или нет. Слова звучат убедительно, но ее глаза выглядят немного сумасшедшими. Может быть, все дело в этой туши для ресниц. Я чертовски ненавижу это. Мне не нужно, чтобы Рейн выглядела еще горячей. Мне нужно, чтобы она стала уродливее, и я мог, черт возьми, сосредоточиться на выживании в ближайшие два дня.
– Разве тебе не нужно зайти внутрь и попрощаться с ней?
– Нет. Она спит.
– А с отцом?
– Вырубился в кресле.
– Тогда разве ты не должна оставить ей записку, в которой сообщишь, куда идешь, или что-то в этом роде?
Рейн наклоняет голову набок и поднимает брови:
– Уэс, мне уже девятнадцать.
Пожимаю плечами:
– Я не знаю, как это семейное дерьмо работает, ясно?
Она вздыхает и ее лицо меняется. Это длится всего секунду, но в этот момент я вижу настоящую Рейн. Под всеми этими фальшивыми улыбками и нахальным отношением волнуется черный океан печали, обрушивающийся на хрупкий маяк надежды.
– Я тоже, – признается она и прижимается щекой к моему плечу.
Пристрелите меня.
Я давлю на педаль газа и направляюсь через двор, осознавая, что мой сегодняшний сон был не просто кошмаром, а предчувствием.
То, как тело Рейн обвивается вокруг моего, как она выглядит, вся разодетая, будто мы идем на гребаное свидание, и то, что девочка хочет помочь, хотя ей никто не помогает, отвлекает меня. Все это. Эта сучка влезет мне в голову, заставит свернуть с курса и убьет нас обоих. Я знаю это так же хорошо, как свое собственное имя, но все равно мы едем в лес.
ГЛАВА XII
Рейн
Мы здесь уже несколько часов. Утренний холод давно прошел. Сейчас в лесу просто жарко, влажно и чертовски туманно, благодаря бомбе из пыльцы, которая, кажется, взорвалась где-то поблизости. Может быть, именно поэтому люди построили тут бомбоубежище. Это было сделано не для того, чтобы спастись от радиоактивных осадков, а для защиты от вдыхания всего этого дерьма в воздухе.
Уэс серьезно настроен найти это место.
Тааааак серьезно. Вчера вечером и сегодня утром он действительно немного пошутил со мной, но с тех пор, как мы вышли из дома, красавчик был весь такой деловой. Мне кажется, что я не могу его прочесть. Иногда он бывает расслабленным и забавным… и не знаю… типа флиртует. А иногда смотрит на меня так, словно ненавидит. Как будто я надоедливая младшая сестра и его тошнит оттого, что таскаюсь за ним.
Может быть, это потому, что я сейчас не очень-то полезна.
