– Так… – я делаю вид, что пытаюсь открыть пакет с вяленым мясом. – Откуда ты?
– Отсюда, – говорит Уэс между укусами.
Я смеюсь:
– Ты совсем не отсюда. Я прожила здесь всю свою жизнь и никогда раньше тебя не видела.
Уэс бросает на меня взгляд, который говорит, что ему не нравится, когда его называют лжецом, а затем невозмутимо говорит:
– Я жил здесь до девяти лет. А затем… переезжал с места на место.
– Правда? У тебя все еще есть семья здесь?
Уэс пожимает плечами и возвращается к своей баночной трапезе.
– Не знаешь? А у кого ты остановился? – Мясной ломтик по-прежнему не тронут.
Почему я так нервничаю, разговаривая с этим парнем? Он всего лишь парень. Возмужалый и мужественного телосложения. Ладно, он гребаный мужик, и я его не знаю, и у него есть пистолет, и Уэс в настоящее время мой единственный источник пищи, которая не является жидкостью с сахаром.
– У тебя.
Подожди. Что?
– О, нет. Ты не можешь остаться со мной. Ты что, блять, шутишь? Мои родители…
– Не там, – Уэс указывает на мой дом кусочком говядины, зажатым между большим и указательным пальцами. Затем он бросает его в рот и указывает на пол, – здесь.
– О, – я немного расслабляюсь, совсем чуть-чуть, – тогда ладно.
– А я не спрашивал, – бормочет Уэс, жуя и доставая из банки морковку.
– А где твои родители? – интересуюсь я, все еще пытаясь собрать все кусочки воедино.
Уэс отбрасывает влажный оранжевый овощ.
– Я никогда не видел своего отца, а моя мать за решеткой.
– Вот черт. Мне жаль.
– Не надо. Она заслуживает худшего, – говорит Уэс бесстрастным голосом, пока выуживает картошку.
– А братья или сестры?
Его раздраженные глаза впились в мои, но только на секунду, прежде чем он вернулся к своей еде.
– Нет.
– Тогда почему…
Уэс резко вскидывает голову.
– Я вернулся, потому что в детстве нашел здесь бомбоубежище. Ясно? Там, в лесу, – он делает глубокий вдох через нос и выдыхает. Когда парень продолжает, его голос становится чуть менее агрессивным. – Мой план состоял в том, чтобы найти его сегодня днем, после того как раздобуду припасы... Вместо этого я упустил световой день в поисках твоей задницы.
Мы с Уэсом одновременно выглядываем на улицу. Темно-синяя пелена упала на небо, закрывая и пряча наш закат. Вот, о чем он говорил. Я знаю – чувак хотел уколоть меня, но вместо этого, мне так хорошо.
Уэс предпочел найти меня, а не укрытие.
Я смотрю на его профиль, а он снова на банку, которую держит в руках. Мне хочется протянуть руку и провести пальцем по его идеальной переносице. А еще – провести пальцем по сильной челюсти и почувствовать шершавость вечерней щетины. Хочу нажать пальцем между его пухлыми розовыми губами и позволить ему кусануть его, если он захочет.
Так что, если Уэс думает, что я ему нужна, я решительно настроена доказать ему, что он прав.
Холод пронизывает мое тело, когда остатки солнечного тепла исчезают вместе с красками неба.
– Я сейчас вернусь, – говорю я, запихивая в один из мешков вяленую говядину с тропической смесью и ползу к лестнице.
Уэс не спрашивает, куда я иду, но его взгляд – молчаливое предупреждение. Если снова попытаюсь бежать, он меня найдет. Стараюсь не улыбаться по этому поводу, пока не оказываюсь на полпути вниз по лестнице.
ГЛАВА VIII
Уэс
Отличная работа, придурок. Ты опять заставил ее бежать, мать твою. Смотри, вон она.
Я сажусь и наблюдаю, как закутанный в толстовку силуэт Рейн дает спринт через задний двор и исчезает за углом дома, как будто не может дождаться, чтобы ускользнуть.
Может, ей просто нужно пописать.
Так, если она не вернется через шестьдесят гребаных секунд, я пойду за ней.
Спустя тридцать пять секунд слышу звук разбивающегося стекла.
Я рванулся вперед, готовый выпрыгнуть из этого долбаного домика на дереве и посмотреть, что там происходит, но прежде чем успеваю добраться до лестницы, внутри дома зажигается свет. За ним следует еще один, и еще один. Я качаю головой и плюхаюсь обратно на свое место.
Эта сучка только что вломилась в свой чертов дом.
Я бросаю в рот пригоршню смеси из сухофруктов и смотрю, как в разных комнатах зажигается и гаснет свет.
Какого хрена она там делает?
Снаружи сейчас кромешная тьма, поэтому я достаю фонарик из одного из пакетов с продуктами и включаю его, ставя так, чтобы он светил на противоположную стену. Он освещает пачку сигарет, торчащую из щели между полом и стеной.
Блять. Да!
Я достаю их – красные «Мальборо». Когда переворачиваю коробку, чтобы вытряхнуть одну из них, в мою руку сыплется только табачная пыль.
Черт возьми!
Я бросаю коробку в угол и слышу, как вдалеке хлопает дверь. Через несколько секунд Рейн уже вовсю мчится по лужайке – что-то большое тащит в руках. В доме снова темно.
Рейн кряхтит, взбираясь по лестнице с полными руками. Через порог перелетает связка одеял и подушек, затем крошечная рука с глухим стуком опускает бутылку виски на фанерный пол, а за ней появляется лицо и тело девушки.
Рейн несет рюкзак, который такой же большой, как и она сама. Малышка скидывает его с плеч и садится, скрестив ноги, рядом с ним посреди комнаты. Раскрыв его, она начинает говорить со скоростью мили в минуту.
– Итак, я принесла тебе несколько одеял, полотенце и подушку, а также наполнила пару бутылок водой на случай, если ты захочешь пить. О, и я принесла тебе туалетную бумагу, дополнительную зубную щетку и все эти маленькие туалетные принадлежности для путешествий, которые остались с того раза, когда мои родители свозили меня на пляж. Тогда мы остановились в настоящем отеле, а не просто у друга моего отца, которого он мне велел называть дядя такой или дядя сякой, как во все другие разы, ну, отпуска, – она показывает пальчиками в воздухе кавычки вокруг слова «отпуск» и продолжает распаковывать вещи.
– Я помню, как пыталась заказать жареного цыпленка в ресторане отеля, и дама на заднем плане начала кричать: «Жареный цыпленок? Жареный цыпленок!» – а потом она выскочила через главный вход и, уходя, бросила свой фартук на пол рядом с моей кабинкой. Когда наш официант вернулся, он сказал: «Ну-у, повар только что ушел. Как насчет жареного сыра?»
Рейн хихикает при этом воспоминании. Звук какой-то безумный. Неестественный.
– Я бы взяла тебе теплую одежду, но моя не подойдет, а вещи отца в его комнате…
