Рейн соскальзывает с кровати и встает на колени рядом с рюкзаком, пока я натягиваю джинсы и ботинки. Она засовывает туда свою сменную одежду, набор первой помощи и мои лекарства, но не гидрокодон. Его она беззвучно откупоривает и вытряхивает себе на ладонь. Краем глаза я наблюдаю, как она незаметно засовывает в рот маленькую белую таблетку и пихает оранжевую бутылочку в лифчик через вырез рубашки.
Сначала думал, Рейн не хочет, чтобы я видел, как она принимает гидрокодон, из-за опасения, что снова заберу ее таблетки, но чем чаще смотрю на нее, тем яснее становится, что девочка не боится – ей стыдно. Она стыдится своей зависимости.
Я знаю это гребаное чувство.
Грохот.
Звук бьющегося стекла в коридоре нарушает наше молчание. Мы с Рейн замираем, наши взгляды встречаются, когда хор смешков и ругательств эхом разносится по дому.
– Видишь? Я же говорила, что они уехали.
– Черт. Я очень надеялась, что успею трахнуть Картера Реншоу перед смертью, – второй женский голос.
– Как и все мы, дорогая, – парень.
Их смех наполняет дом, когда краска отливает от лица Рейн.
– Ты их знаешь? – шепчу я.
Рейн просто кивает и прикрывает рот рукавом.
– Я не знаю, какого черта он тратил все свое время на Рэйнбоу Уильямс, – то, как эта сука произносит ее имя, заставляет меня желать, чтобы она была парнем, чтобы я мог пойти туда и разбить ей лицо.
– Ох... потому что она роскошная, – отвечает парень, слегка шепелявя.
Я и ему хочу врезать по физиономии.
– Наверное, если тебе нравятся такие пай-девочки, типа маленькой мисс Совершенство. Но Картер был капитаном баскетбольной команды. Он должен был встречаться с чирлидершей.
Глаза Рейн опускаются к полу, и я прихожу в ярость.
– О, с такой, как ты? – замечает другая девушка.
– Ну, а как иначе?
Я слышу, как открываются и закрываются дверцы шкафов, а троица продолжает свои дерьмовые разговоры на кухне. Дверь в спальню распахнута настежь. В доме нет других звуков, поэтому мы все равно слышим их отчетливо. Слишком отчетливо.
– Ну, я целовалась с ним в выпускном классе, так что, возможно, у него просто был пунктик на блондинках.
Широко раскрытые глаза Рейн на миг встретились с моими. В них шок.
– О боже, маленькая потаскушка! – чирлидерша заржала. – Не могу поверить, что ты никогда мне не говорила!
– Серьезно? К понедельнику ты бы рассказала об этом всей школе, а ко вторнику Рэйнбоу, скорее всего, покончила бы с собой.
– Фу, ты совершенно права.
Я смотрю, как Рейн съеживается, исчезая в своей фланелевой рубашке, пока не остается только покрасневшее лицо.
– Без шуток. После того, как мы поцеловались, Картер на самом деле сказал мне, что хочет порвать с ней, но боялся, что это заставит ее переступить через край. Она всегда казалась такой подавленной, понимаешь?
– Оу, я знаю. А потом она покрасила волосы в черный цвет и стала носить эту ужасную толстовку. Я хотела сказать: «Девочка, я знаю, конец света и все такое, но ты встречаешься с Картером Реншоу. Сделай мелирование и встряхнись нахуй».
Мое раздражение усиливается при упоминании толстовки этого ублюдка, но остывает, как только я понимаю, что Рейн сегодня ее не надела. На самом деле она не надела ничего из его одежды с прошлой ночи.
– Не знаю, – подключается парень, – я думаю, что Картер должен был быть cкрытым геем с одной пышной королевой из драмкружка вместо этого. Разве это не было бы скандально?
Я протягиваю руку и сжимаю бедро Рейн.
– Ты хочешь, чтобы я их убил? – шепчу я, лишь отчасти шутя.
Уголок губ Рейн приподнимается в бестолковой улыбке, но выражение ее лица – сто процентов, как у побитого щенка.
Присев на корточки, я смотрю ей прямо в глаза и шепчу:
– Эй, какая у тебя задача?
Другой уголок ее рта тоже изгибается.
– Говорить: «Пошли они на хуй» и все равно выживать?
Я ухмыляюсь своей звездной ученице, чувствуя, как меня распирает от гордости.
– Очень хорошо, мисс Уильямс, – шепчу я. – Очень…
– О боже, ребята! Корн-доги!
– Ну вот и все. Эти ублюдки умрут.
Когда я вытаскиваю 9-миллиметровый пистолет из кобуры, по спине у меня пробегает холодок от желания пристрелить их там, где они стоят. Проверяю обойму и считаю количество оставшихся патронов – вернее, оставшегося.
– Твою мать, – шиплю я, вставляя обойму обратно.
Рейн шикает на меня и прикладывает палец к губам.
Я вздыхаю и шепчу плохие новости:
– У меня осталась только одна пуля. Тебе придется выбрать кого-то одного, которого ты ненавидишь больше всего.
Рейн хихикает в рукава, и от этого зрелища мое сердце колотится в груди, как кулак гребаной гориллы. Она совсем не похожа на ту девушку, которую описывали эти сучки. Она сильная, жизнерадостная, милая и, – к счастью для одного из них – всепрощающая.
– Я не хочу, чтобы ты их убивал, – признается она, глядя на меня из-под естественно черных ресниц, и робкая улыбка растягивается на ее лице.
– Почему нет?
– Потому что они только что заставили меня чувствовать себя намного лучше.
Либо та таблетка подействовала быстрее, чем я ожидал, либо она наконец пришла в себя.
– Ты чувствуешь себя лучше? После того, как услышала это? Я указываю пистолетом в сторону пустого коридора.
Рейн кивает, поглощая меня целиком своими расширяющимися зрачками.
– Если Картер обманул меня, значит, я больше не должна ощущать себя виноватой. Из-за… – ее глаза опускаются в пол, когда она пожимает плечами, но, когда они снова находят мои – в них решительность, – нас.
Нас. Убейте меня.
У меня не существует «нас»! Я хочу съязвить в ответ, но слова замирают у меня во рту, когда понимаю, что они больше не верны. Когда смотрю в это прекрасное, полное надежды, испуганное лицо – вижу в нем то, чего всегда хотел.
Нас.
Из кухни мы слышим, как хлопает дверца микроволновки, и тарелка с глухим стуком опускается на столешницу.
– Черт возьми! Я забыла, что электричество отключено!
Из Рейн вырывается фырканье, прежде чем закрываю ей рот ладонью, в то же время смех душит меня самого. Мы падаем на ковер, и я протягиваю руку, чтобы прикрыть дверь, надеясь, что это заглушит некоторые звуки, которые мы издаем.
– Похоже, этим придуркам все-таки не удастся съесть твоих кукурузных собачек, – шепчу я, задевая губами ее ушко.
– Ш-ш-ш-ш, – хихикает Рейн, хотя именно она производит весь этот чертов шум. Ее тело сотрясается подо мной от сдерживаемого смеха, когда я прижимаюсь губами к ее шепчущему рту.
Смутно улавливаю звуки криков, визга и топота на кухне, но я так занят, наслаждаясь
