— Нет, еще люди были. Весь двор был заполнен ими. Кто-то кричал, кто-то плакал, кто-то ругался… Я так поняла, что в том здании… там оставались… остались хозяева усадьбы…
— Мои родители, — каким-то глухим, безжизненным голосом произнес Оборский, — у отца был тиф, поэтому его перенесли из большого дома во флигель, а мать постоянно была рядом, ухаживая за больным. На тот момент, никого из наших в усадьбе не оказалось, и этим воспользовались так называемые «революционеры», — Глеб презрительно скривил рот. — Соседские крестьяне, опьяневшие от свобод и вседозволенности, вообразившие себя вершителями справедливости, ворвались в дом и убили моих родителей. Мать ничего не смогла сделать — она пыталась защитить мужа, но не успела — нож вошел ей прямо в сердце. Обезумевшие люди знали куда бить, предатель, бывший среди них, хорошо изучил уязвимые места оборотней. Отца убили следом. Он так и не пришел в себя.
— Но как же так? — потрясенно прошептала Саша, — Глеб, вы же не болеете… И смерть… Вот ты… Сколько ты с этим осколком проходил?
— Ты не понимаешь, Саш. Мы смертны. Большинство болезней нам не страшны, а остальные проходят легче и быстрее, но есть и такие, которые опасны для оборотней. К сожалению, чума и тиф не щадят нашу расу. Нет, шанс на выздоровление есть, но болезнь проходит тяжело и отступает неохотно, — мужчина надолго замолчал, погрузившись в тяжелые воспоминания.
— А ты? — робко прервала его раздумья Саша, — где был ты в тот момент?
— Воевал, — неохотно ответил Оборский.
Он немного помолчал, а потом, добавил:
— В то время, как я защищал разваливающуюся страну, никто не смог защитить моих родителей… Оборотней не было в усадьбе, а крестьяне испугались за свою шкуру и не стали вмешиваться. Моих родителей погубила вера в людей, — горько заключил он, — мать отпустила всех наших, понадеявшись на «родных крестьян», а те ее предали…
— Но как же так? Кто-то же должен был остаться…
— Рядом бои шли, нужна была помощь… — Глеб устало посмотрел на жену, — ты не представляешь, какая тогда неразбериха царила. Молодняк рвался воевать, старики спорили до хрипоты, кто прав, кто виноват в происходящем, многие наши стали на сторону красных… В имении оставались единицы, да, и те не смогли унять «праведный гнев» и пришли к хозяйке «на войну проситься»… В общем, отпустила она их.
— Глеб, — Саша не удержалась, порывисто обняв мужа. Его застарелая боль отдавалась внутри огнем ярости.
— Я нашел их всех — и предателя, и тех, кто убивал моих родителей, и тех, кто поджигал флигель… — глухо произнес Оборский, — только мою семью этим было уже не вернуть… Я не смог их защитить, когда они во мне нуждались…
— Не нужно… Ты ничем не мог помочь, не мучай себя.
Саша гладила жесткие черные волосы мужа, от всей души желая забрать его боль, его ненависть, его потерю…
Она попыталась разговорить Оборского, заставить его рассказать о родителях побольше.
Глеб, поначалу неохотно отвечающий на вопросы жены, незаметно увлекся, и Саша узнала много интересного о его детстве, юности, отношениях с родными… Слушая мужа, девушка невольно сравнивала семью Оборского со своей. От рассказа Глеба веяло безмятежным счастьем, которое разрушилось лишь со смертью близких. Ему повезло родиться и жить в окружении любящих его людей. Не то, что ей. Саша отогнала от себя неприятные воспоминания, стараясь не думать о том, что могло бы быть… Все это неважно. Главное то, что у нее есть сейчас… Но, невольно, образы прошлого всплывали перед глазами, заставляя болезненно сжиматься сердце…
Саша устало прикрыла глаза. Те воспоминания, которые неожиданно проснулись, благодаря рассказу Глеба, сейчас не давали ей уснуть.
Семья… Как много она значит в жизни любого человека. Свою семью Александра не могла назвать счастливой. Отец, сколько девушка его помнила, никогда не проявлял к ней особой любви или нежности. Его отношение к дочери было сродни военному — жесткое, бескомпромиссное, не терпящее слабости и вольностей. Впрочем, к жене Павел Владимирович относился так же. Маленькая семья Станкевичей жила по раз и навсегда заведенному для нее распорядку. Любые нарушения карались главой жестко и бескомпромиссно. Саша не помнила, чтобы мама хоть раз повысила голос или поспорила с отцом. Всегда тихая, спокойная, невозмутимая… Она напоминала Саше ледяную королеву. Лишь однажды дочь увидела, как ее мать вышла из себя.
В тот день они вернулись с дачи, и Александра, убирая на место вещи, дотянулась до антресолей и попыталась закинуть туда сумку. Грохот упавшей, с верхней полки, шкатулки разнесся по квартире и заставил Екатерину Сергеевну выглянуть из кухни. Саша неловко подобрала раскрывшуюся от удара деревянную вещицу и принялась собирать выпавшие оттуда письма и рассыпавшиеся бусины.
— Сашенька, не трогай, я сама, — оглянувшись на звук маминого голоса, девочка испуганно застыла. Екатерина Сергеевна трясущимися руками сжимала на груди блузку и смотрела на лежащие на полу вещи каким-то больным, отчаявшимся взглядом.
— Мама, — потянулась к ней дочь.
— Санечка, иди к себе, — заплакав, велела женщина, — я сама все соберу.
Она выпроводила дочь из прихожей, но не заметила, что девочка не ушла в свою комнату.
Александра застыла за выступом коридора, наблюдая, как Екатерина Сергеевна дрожащими руками собирает в шкатулку выпавшие оттуда вещи и пытается собрать разлетевшиеся по всей прихожей бусины. А потом, громко всхлипнув, закрывает лицо руками и, раскачиваясь из стороны в сторону, громко, надрывно плачет. Саша не выдержала этого зрелища. Она выскочила из своего укрытия и кинулась к матери.
Маленькие хрупкие руки обняли вздрагивающие плечи, и женщина уткнулась дочери в плечо, пытаясь удержать бегущие слезы.
— Все хорошо, мамочка, — испуганно шептала девочка, не понимая, что происходит.
— Да, Сашенька, все хорошо, — повторяла за ней Екатерина Сергеевна, но слезы все текли и текли по ее щекам…
…Александра прерывисто вздохнула. Она, словно воочию, увидела застывших в объятии мать и дочь, и ей стало невыносимо грустно от этой картины.
— Саш, ты чего не спишь? — раздался голос Глеба.
— Да, что-то никак не могу уснуть, — пожаловалась девушка.
— Иди сюда, — оборотень подгреб ее к себе под бок и крепко обнял.
— Спи, — выдохнул он, — не думай ни о чем.
В теплых объятиях мужа Саша успокоилась, размеренное дыхание Глеба подействовало на нее усыпляюще, и, спустя некоторое время, девушка закрыла глаза и незаметно погрузилась в сон. Этой ночью никакие видения не тревожили ее покой.
— Саш, я хотел посоветоваться, — Глеб оторвался от чашки кофе и искоса посмотрел на жену.
— О чем?
— Думаю, хватит нам ютиться в твоей спальне, на втором этаже полно места, да и для детей там можно сделать отдельную детскую, — Оборский не успел договорить и прервался на полуслове: — Саш, что случилось? Я что-то не то сказал?
— Извини, но я предпочитаю ютиться в своей спальне, — резко ответила девушка.
— Сань, что не так?
— Все. Мне не нравится твоя комната, мне не нравятся воспоминания, связанные с ней, мне не нравится количество баб, перебывавшее в твоей постели… Дальше продолжать?
— Прости. Я думал об этом, поэтому и хотел предложить тебе переделать все по своему вкусу. Кстати, о количестве. Кроме двух известных тебе особ там никого не было. Так что, не нужно представлять всякие ужасы. А ребята сделают любой ремонт и перепланировку, если ты согласишься.
Глеба передернуло от воспоминаний о собственной глупости — сам притащил и Нату, и Алину в родительский дом, куда должен был ввести только жену. Злость пересилила доводы рассудка — хотел вывести на эмоции Сашку. Вывел…
— Перепланировку, говоришь? — Александра недобро прищурила глаза. — Ну, что же, ты сам предложил…
С этого дня в усадьбе начались масштабные работы по переделке дома. Саша разошлась вовсю. Она словно испытывала Оборского на прочность. На время ремонта, все переехали в дом, расположенный недалеко от города. Обычный новострой. Элитный и бездушный. А в старой усадьбе работала бригада специалистов из «Трансарта». Прежняя спальня хозяина была полностью переделана, соседняя с ней комната — превращена в детскую с объединяющей их общей дверью, ванная приобрела гигантские размеры, вместив в себя новую душевую кабину и огромное джакузи. На вопрос Саши зачем им такой монстр, Оборский только загадочно улыбнулся и многозначительно посмотрел на девушку. Под его взглядом, Александра медленно покраснела. Картинки, которые промелькнули у нее перед глазами, заставили гулко забиться сердце и мгновенно затвердеть соски.
