— А ты спрашиваешь — зачем, — довольно ухмыльнулся Глеб, притягивая к себе жену.
С головой ушедшая в переделку дома Саша не замечала таинственных отлучек мужа, зачастившего по вечерам Метельского, напряженных лиц охранников… Нет. Все это прошло мимо ее сознания. Спустя две недели, ремонт был завершен, и семья вернулась под кров обновленного дома.
— Глеб, смотри, — восторженно тащила за собой мужа Саша, а он довольно улыбался, видя неподдельную радость девушки.
Посмотреть было на что. От прежней обстановки второго этажа почти ничего не осталось, но, в то же время, дух старого особняка оказался сохранен. Множество мелочей подчеркивали преемственность поколений. Картины, привезенные Глебом из Франции, книги, плотный шелк портьер и тусклый блеск старинных канделябров… Прошлое и настоящее гармонично переплелись в убранстве дома, подчеркивая связь времен.
— Глеб, ты здесь? — Саша вошла в кабинет Оборского и огляделась. Никого. Комната была пуста.
Девушка собралась уходить, но передумала и подошла к письменному столу мужа — она давно собиралась рассмотреть выставленные на нем фотографии, а тут, и повод появился. Вот, ее снимок — ветер развевает волосы, глаза прищурены, мечтательная улыбка тронула губы… Когда Глеб успел поймать момент? Саша не помнила, чтобы позировала перед камерой. А вот, фотография детей — Тема насупился и сердито смотрит в объектив, а Катя улыбается широкой беззубой улыбкой, стискивая в кулачке погремушку. Засмотревшись на фото малышей, Саша обошла стол и зацепила ногой не до конца задвинутый ящик. Там тоже лежали снимки. Потянувшись, девушка достала их и замерла. «Не может быть!.. Он все-таки сделал это!»
Фотографии выскользнули из дрожащих рук и рассыпались по полу. Саша испуганно застыла, не в силах наклониться и поднять ненавистные снимки. На фото была она. Вернее, не совсем она, но кого это волнует? Девушка со снимков позировала обнаженной в довольно откровенных позах, то в объятиях одного мужчины, то — нескольких сразу. Чувственные изгибы тела, порочная томная грация… Господи, как теперь объясняться с мужем?! Он не поверит! Никто не верит…
Александра невидяще уставилась в окно. Мерзость, лежащая у ее ног, вызывала неконтролируемое желание порвать, уничтожить, выбросить все эти ненавистные снимки. А с ними вместе — и не менее ненавистные воспоминания…
Скрип открывающейся двери заставил девушку испуганно вздрогнуть. Саша дернулась, но тут же распрямилась и посмотрела прямо на входящего в комнату мужа.
В ее взгляде было многое — злость, растерянность, страх, просьба о помощи…
— Сашка, ты что? — Оборский мгновенно считал все ее эмоции. — Даже не думай!
Одним прыжком мужчина оказался рядом и сгреб жену в охапку.
— Зачем ты, вообще, прикасалась к этой мерзости? — он прижимал к себе напряженное тело девушки, поглаживая и пытаясь успокоить. «Идиот! Надо было сразу уничтожить эту гадость!» — пронеслось у него внутри.
«Мерзость… Мы даже слова одинаковые подобрали…» — отстраненно подумала Саша. Она понимала, что это последние мгновения подобной близости мужа и сдерживала слезы, стараясь встретить удар судьбы достойно. Вряд ли Глеб поймет…
— Санька, не вздумай, — предупреждающе прошептал ей на ухо муж, — если ты сейчас скажешь, что уходишь, или еще что-то в этом же духе…
— Глеб, но ты же видел снимки…
— И что?
— Зачем тебе вся эта грязь?..
— Во-первых, даже если бы на этих снимках была ты, это не сыграло бы для меня никакой роли. А во-вторых, я знаю, что это монтаж. Виртуозный, высококлассный монтаж. Так что, хватит выдумывать проблемы на пустом месте.
— Но…
— Саш, та мразь, что сделала это, уже получила свое.
— Перебудько? — удивленно подняла глаза Александра.
Глеб кивнул.
— Но как ты узнал?
— Думаешь, я не понял, почему ты ушла от меня? Он угрожал тебе этим? — кивок в сторону рассыпанных по полу снимков.
— Да…
— Поверь, больше он тебя не тронет. Никого не тронет.
— Но…
— Все, Саш, перестань, — Глеб крепко обнял жену и погладил ее по голове, — со мной тебе не нужно ничего бояться. Твоя жизнь — это моя жизнь. Все, что происходит — хорошее или плохое — мы разделим на двоих и переживем вместе. Главное, не скрывай от меня свои страхи…
Девушка затихла в его руках, пытаясь поверить словам мужа, а потом, вздрогнула и судорожно вздохнула. Так долго сдерживаемое напряжение, наконец-то, отпустило, и Саша разрыдалась. Все, что мучило ее раньше, все те неприятные воспоминания и боль, что скопились на протяжении последних лет, вылились сейчас в слезах, заставляя девушку вздрагивать и крепче обнимать Оборского.
— Сашенька, родная, все хорошо, — шептал Глеб, пытаясь успокоить жену, — мы справимся, все наладится…
Он не мог подобрать нежных слов, не мог заставить себя произнести обычные ласковые утешения, лишь прижимал Александру к себе, и всей душой мечтал вырвать из ее сердца неприятные воспоминания и страхи.
А Саша, отогреваясь в объятиях мужа, не могла поверить, что тот кошмар, который преследовал ее на протяжении долгого времени — всплывающие наружу подробности ее жизни, Глеб, с презрением отказывающийся от шлюхи, как это сделал отец, дети, которых у нее отбирают… — наконец-то закончился, и ей нечего больше бояться.
— А Перебудько… Что ты с ним сделал?
— Забудь о нем.
— Ты… Он жив?
— Саш, не думай об этом, — поморщился Глеб, — и не вздумай его жалеть.
— Но…
— Он посмел угрожать тебе, такое я не прощаю. И таких врагов, как Виктор Семенович, лучше не оставлять за спиной.
Глеб не стал рассказывать Александре, сколько подробностей всплыло при детальном расследовании всей деятельности влиятельного чиновника. Сколько подобных снимков и шантажа других жертв обнаружилось в бумагах Перебудько, сколько мерзких фактов всплыло при личном допросе… Нет, всего этого Саше знать не нужно, пусть спит спокойно, не для нее подобные откровения. Жаль, что не уничтожил сразу найденные снимки и его жене пришлось еще раз все вспомнить… Хотя, с другой стороны, иначе, она бы никогда не решилась рассказать ему о своем, как она считала, «позоре»…
Глеб крепче обнял жену и повел ее прочь из кабинета.
Александра машинально переставляла ноги, но мысли ее были далеко — в том злосчастном году, когда ей исполнилось семнадцать, и она впервые столкнулась с человеческой подлостью и предательством.
…Тот год, когда погибла Екатерина Сергеевна, выдался тяжелым и мрачным для семьи Станкевичей. Полковник замкнулся в своем горе и никого не хотел видеть; бабушки, которую так любила Саша, к тому времени, уже не было в живых, а дед, со стороны отца, давно перестал общаться с внучкой, еще тогда, когда стало ясно, что Саша внешне похожа на его бывшую жену, как две капли воды. Анастасия Андреевна была редкой красавицей и ветреницей. Толпы поклонников, многочисленные воздыхатели, подарки и цветы… Дед терпел все это, не желая развода, но легкомысленная супруга сама разрушила семью, укатив однажды с каким-то заезжим артистом. После этого, имя Анастасии Андреевны оказалось под запретом в немногочисленном клане Станкевичей на долгие годы, а Саша, повзрослевшая и вошедшая в пору своего девичьего цветения, вызывала у деда лишь неконтролируемое раздражение и злость.
Слишком многое взяла она от своей бабушки, слишком ярко горели восторженные васильковые глаза, слишком звонко звучал ее смех под сводами просторного дедовского дома. Несмотря на прошедшие годы, мужчина нет-нет, да и вспоминал свою легкомысленную супругу, а внучка, подрастая, становилась похожа на Анастасию Андреевну, как две капли воды.
И однажды, Станкевич-старший не выдержал. Он поговорил с сыном, и тот перестал привозить Александру на лето в курортный южный городок. Это случилось незадолго до гибели Екатерины Сергеевны, и, когда произошло это страшное событие, Саша осталась совершенно одна. Отец не обращал на нее внимания, разом постарев и замкнувшись в себе, а подруги постепенно отдалились, предпочитая общество более веселых сверстниц. Нет, поначалу они пытались поддержать Сашу, но проходило время, а ее тоска никуда не девалась, и, постепенно, девушку перестали приглашать на веселые вечеринки и тусовки, а там и выпускные экзамены подошли, занимая все свободное время и отнимая все силы. А дальше — поступление в ВУЗ, первые дни учебы, забота о доме и ведении осиротевшего хозяйства…
