Побледневшая Мария с ужасом смотрела на брата, глаза ее блестели в сгущающихся сумерках. Она никак не ожидала, что придется отдать сына. Нет, такое не стоит царского венца!
Иван встал, зажег сальную свечу и поставил на столик для рукоделия. Ему было не по себе от взгляда сестры, но отступать он не собирался. Не каждый день такой шанс выпадает. Он добьется своего, даже если придется забрать мальчишку силой. Помедлив с минуту, он продолжил:
- К мужу письмишко пошли об этом, все обпиши, но не ране, чем через два дня. А потом делай вид, будто услыхала, что чадо Алешкиных годов в церкви Успения нашли, да в Москву поезжай. Там тебе каждый скажет, где его искать-то - у Шереметева. Одна ли, с Иваном ли - приходи туда, требуй у боярина показать мальчишку. Только не сказывай, что он третьего дня пропал, скажи, мол, раньше. А как увидишь его… ну, сама ведаешь, как голосить-то на радостях.
Мария сидела, не шелохнувшись, округлившимися глазами глядя на брата. Прошла минута, другая… Иван с волнением ждал ответа. Наконец, словно очнувшись, она решительно покачала головой.
- И не думай, не отдам я Алешку. Видано ли дело? А ну как кто сведает?
- Да кто могет сведать? - Иван соскользнул со стула и встал рядом с сестрой на одно колено. - Сама помысли, Маруся, кто?
"А коли и сведают, так я шурину всю затею обскажу, будто это Воротынский замыслил. И будет тогда у Куракина на одного соперника меньше в борьбе за державу, а уж он меня отблагодарит".
- По мне, так любой сможет подмену признать. Ведь ребетенки разные, то ж не младенцы грудные, третий годок чай.
Иван натужно рассмеялся. Эка непонятливая баба, ей счастье на блюдечке преподносят, а она ерепенится!
- Не пужайся ты зазря, Марусь. Кому из бояр дело есть его разглядывать? А детки все одинаковы, белобрысы да кудрявы. Это ж только ты свово и отличаешь.
- А как ты дитя-то подменишь?
- У-у, об этом не печалься, сестрица. При нем охранник стоит, уж с ним-то я завсегда уговорюсь. Твое дело только шум поднять да в Москву приехать и там мальца за свово признать. Только подробно обскажи Алешке, чтоб он там не шумел, а коли будут спрашивать про мамку, пусть на небеса кажет.
Но несмотря на все уговоры, боярыня все еще сомневалась.
- Грех-то какой, Ванечка!
- Да с чего грех? Сказываю ж, не посланец то вовсе, а боярское дите, кто-то из них подсуетился да свово сынишку в Успенскую церковь и подкинул. Эх, жаль, я сам не скумекал ране такое учинить.
- Боязно мне, братец. Как он будет без материнского присмотру-то?
- Положись на меня, я за Алешку животом отвечаю. Уж поверь, ни волосинке с головушки его упасть не дам.
Видя, что сестра все еще колеблется, князь решительно добавил:
- Право, Маруся, смешно. Я ей престол в дар подношу, а она противится. В общем, не послушаешь честью - скраду мальчонку. Дело-то государственное! Не ты ль говаривала, дескать, Руси честный государь надобен? Аль твой Иван Михалыч не таков?
Мария закрыла лицо ладонями и долго сидела так, слегка покачиваясь из стороны в сторону. Наконец опустила руки и вздохнула. Может, она слепо верила брату, а может, искушение побороло страх в ее сердце, но она ответила:
- Будь по-твоему, братец.
- Ну, вот и ладненько, - обрадовался Буйносов. - Давай, сбирай Алешку, а я за околицей, у Калужской дороги, подожду тебя.
***
В то утро Василий отправился с докладом к князю Пожарскому. Мальчонку оставлять было боязно, но дело есть дело, и, строго настрого наказав Филимону не спускать с дитя глаз, он пошел на Орбат.
Было холодно и пасмурно, ветер гнал над Москвой мрачные сизые тучи, а над куполами Троицкого подворья с карканьем кружилось воронье. Даже здесь, в сердце Руси, чувствовались разруха и запустение.
Миновав Житничную улицу, Василий через Ризоположенские ворота покинул Кремль. Но едва перешел мост через Неглинку, как из проезжающих мимо саней его окликнули:
- Здорово, служивый.
Оглянувшись, Василий увидел в санях человека лет сорока, в военном кафтане и накинутом на плечи тулупе. Маленькие хитрые глазки прищурены, кустистые черные брови почти срослись у переносицы. То был Савелий Ковров, доверенный человек князя Буйносова.
- Васька, никак ты? - радостно воскликнул он. - Куда путь держишь?
- На Орбат, - осторожно ответил парень. - А ты, мил человек, кто будешь?
- Вот те раз! Я ж Гришка Потапов, мы с тобой в ополчении в одном отряде служили. Аль запамятовал? Залазь, подвезу, до Орбата путь неблизкий.
Василий готов был поклясться, что никогда не встречал чернобрового незнакомца. Но тот его явно узнал, с чего бы? Движимый крестьянской пытливостью, он полез в сани. Уселся на обитое сукном сиденье и выжидательно взглянул на "Гришку", нисколько не сомневаясь, что вскоре во всем разберется.
- Трогай, - крикнул Савелий вознице и повернулся к Василию:- Ну, сказывай, где ты, как ты.
"Тут надобно с осторожностью", - подумал парень, а вслух ответил:
- С Божьей помощью, служу помаленьку.
- Все так при князе Дмитрии Михалыче и состоишь?
- Твоя правда, при нем.
- А я тут к одному пристроился, так, веришь ли, живу - горя не знаю. Хороший хозяин, щедрый. Задание какое даст, сделаешь - что хошь проси у него. Вот у тебя есть заветное желание?
- Да вроде нету.
- Вот прям-таки нету? Деньги там, аль земли?
Да кому они нужны, деньги и земли. Вот если б хоть одна родная душа осталась у него на белом свете! Мать в сырую землю легла, невеста повесилась, а виновник ее смерти где-то гуляет, жрет и пьет вволю…
На глаза Василия навернулись слезы, и, на мгновение потеряв бдительность, он ответил:
- Чтоб сыскали того стервеца, что снасильничал мою Настену.
- У-у, этот сыщет, не сумлевайся, - важно кивнул Савелий. - Уж для такой-то малости моему хозяину только пальцем шевельнуть. Давай, Васьк, переходи к нему на службу. Тем паче, сказывают, твой князь-то опростоволосился?
- Как так?
- Не слыхал? - рассмеялся чернобровый. - Вроде бы поймали на Волоцкой дороге посыльного с грамоткой, Дмитрием Михалычем твоим писанной. Будто зовет он на престол московский шведского королевича. Сказывают, князь от грамотки той на Земском соборе отрекался, мол, она подметная, и на том крест целовал. Но многие тепереча на него злы, и веры ему стало меньше. Неужто и правда не слыхал? Разве ты не при его особе состоишь?
- Нет. То есть, вестимо, состою, но ныне у меня особенное дело. Кто ж заместо князя грамотку-то написал?! Сведаю - самолично придушу поганца!
- Постой-постой, особенное дело, сказываешь? А это не ты ль мальчонку охраняешь, коего на алтаре нашли?
Василий почувствовал, что как раз это и интересовало непонятного Гришку. Похоже, они подходят к самой сути… Ладно, мил человек, давай, выпытывай, посмотрим, кто окажется хитрее. Он улыбнулся и беззаботно кивнул:
- Я.
- Ого, так ты ж моему хозяину и надобен! - обрадовался Ковров. - Слухай, что скажу. Есть к этому дитяте у него свой интерес, и ежели ты ему пособишь, так и обидчика Настены сыщешь, и сам обогатишься. Поверь, мой Иван Петрович не поскупится.
- А что делать-то надобно? - Василий по-детски распахнул глаза, всячески демонстрируя желание помочь неведомому Ивану Петровичу.
Савелий внимательно посмотрел на него, придвинулся поближе и зашептал:
- А вот чего. Нынче вечером выведи мальчонку во двор, а я к забору подъеду с улицы. Со мной тоже дитя будет, такого ж росту и возрасту. И мы в темноте мальцов и поменяем. Тебе-то различия нету, которого охранять, а хозяин мой за это позорника того сыщет да деревеньку тебе в удел даст. Ну, согласен, что ли?
"Так вот оно что! - похолодел Василий. - Богом данное чадо хотят на чьего-то сынка подменить! Ну все, нехристи, теперь вы попались!"
Боясь спугнуть удачу, он напустил в глаза дури и преданно кивнул.
