Закончив макияж, девушка встала, посмотрела на себя в большую полированную медную пластину, повернулась вокруг себя, взметнув рубаху, обнажившую крепкие ягодицы, плоский живот и торчащую вперёд грудь, огладила бёдра и приказала слуге, дежурившему за дверью:
— Паланкин мне! Да скорее, собаки, а то я с вас шкуру спущу!
Слуга бросился бежать — угроза хозяйки была совсем не фигуральной — неделю назад она лично сняла кожу с слуги, который споткнувшись облил холодным соком её спину так, что магиня взвизгнула от неожиданности и покрылась мурашками.
Весь вечер потом из дворца посла Аштарат слышались дикие, полные муки крики слуги, а потом из ворот вытолкнули человека совершенно голого, с обнажёнными мышцами, без скальпа и ногтей.
Данрика так искусно сняла с него кожу, что его мужские причиндалы остались на месте, только болтались ниже, чем обычно, вися на сосудах, подводящих к ним кровь.
Человек с содранной кожей несколько часов, шатаясь и падая бродил по улицам столицы Викантии, пока сердобольный ночной разбойник не пронзил ему сердце, прекратив мучения.
Несколько дней после этого магиня была ласкова к слугам, выплеснув весь негатив на несчастного раба, с удовольствием вспоминая, как он кричал, когда она вспарывала ему мошонку и вырывала ногти из пальцев. Рабы для постельных утех отметили для себя, что после этого изуверства она была особо чувственна и легко возбудима, что облегчало им работу и они даже удостоились похвалы своим умелым языкам.
Дорога до дворца императора заняла полчаса — рослые мускулистые рабы почти бегом доставили её к месту назначения, даже не тряхнув ни разу — школа Аштарата! — и она потрепала по щеке одного из них, заметив, что раб даже чем-то привлекателен в своей непосредственной звериной сущности мужика, и даже набедренная повязка у него внушительно оттопырилась там, где положено.
Впрочем — Данрика терпеть не могла допускать в себя какие-то вонючие мужские отростки — судьба мужчин удовлетворять её другими способами…и вообще — женщины это умеют делать лучше, а потому она держала у себя и тех, и других.
Стража у ворот дворца расступилась, пропустив её внутрь, и магиня пошла по тёмному, прохладному коридору, с удовольствием поведя прекрасными плечами под прохладным ветерком, протягивающим от моря по длинному тоннелю. Эта викантийская жара её угнетала и раздражала — то ли дело прохладные пещеры-храмы Аштарат! Но дорога туда ей была заказана, после того, как Даранисса уличила её в заговоре с целью свержения Правительницы, и подчинила своей воле. Сообщники Дарники были принесены в жертву на алтаре, а такую совершенную красоту магини Даранисса решила использовать как оружие в своих целях.
Магиню привели в комнату, которая, в сущности была террасой, с закрывающимися, при желании, раздвижными стенами-дверями.
Из неё открывался вид на море, сияющее под низким вечерним солнцем, на горы, окружающие бухту, заполненную огромными парусными судами, развалившимися, как киты и застывшими на якорях с голыми, как осенний лес, мачтами.
Комната была вся уложена пушистыми коврами, нога в которых тонула выше щиколотки, стены, сделанные из полированных панелей то ли серебра, то ли платины, отражали множество Данрик, в коротком прозрачном платье и с копной чёрных волос, украшенной мелкими сверкающими бриллиантиками (служанка трудилась над этой причёской около часа, так что Данрике пришлось выпороть ей тростью, чтобы устранить раздражение от столь долгой возни. Впрочем — она пожалела служанку, на которой вздулись кровавые, сочащиеся сукровицей рубцы и кинула ей золотую монету — для утешения)
«Пусть скажет спасибо, что не приказала ей вспороть живот — а рубцы пропадут…почти. Потом надо будет её продать, или принести в жертву Аштарат» — лениво думала Дарника — «Смотреть целыми днями на эту уродину — сама станешь уродиной!»
Все слуги-рабы Дарники ходили только полностью обнажёнными, и она не терпела возле себя некрасивых людей, мистически считая, что сохранит свою красоту только глядя на прекрасное, так что уродов рядом с собой она не терпела. Когда ей приходилось выезжать в город, она закрывала занавески паланкина, чтобы не видеть воплощённое уродство вокруг себя и не замараться в его заразном влиянии.
Распахнулись двери с противоположной стороны комнаты, и в неё вошёл император Аринатог Третий, милостью богов властитель Викантии.
Это был мужчина лет пятидесяти пяти, ранее бывший сильным, высоким и мускулистым воином — теперь — жирный, обрюзгший огромный боров, с трёмя подбородками и седоватыми волосами на обнажённой жирной груди, отвисающей, как у женщины. В нём было килограммов сто пятьдесят весу, а в густой встрёпанной бороде застряли кусочки какой-то пищи, которую он ел незадолго до свидания.
Данрику передёрнуло от отвращения, но внешне она ласково улыбнулась и протянула руки к мужчине:
— Наконец-то, мне так хотелось с вами встретиться, а вы всё избегали меня! (И это было правдой, тут она ни на крошку не соврала!) Может мы останемся вдвоём и вы ушлёте своих охранников — честное слово, я вас не съем! — Данрика облизнула губы красны острым язычком, и император, потерявший голову, взмахом руки отослал своих охранников за дверь — ну в самом деле, что может сделать ему девушка, чуть более полутора метров ростом и весом, наверное, килограмм сорок пять — ему, могучему воину, весящему больше чем она, в три раза!
Император сбросил с себя одежду, не растрачиваясь на какие-то там прелюдии, ласки и уговоры, подскочил к женщину и грубо сорвал с неё то, что с натяжкой можно было бы назвать одеждой.
Конечно — никаких трусиков тут не носили, так что доступ к телу оказался очень быстрым и радикальным — император бросил Данрику на колени, и грубо вошёл в неё сзади, дыша винным перегаром и прижимая к полу потной тушей.
После двух минут судорожных дёрганий он разрядился и встал, недовольный быстрым окончанием соития, а Данрика, ласково улыбаясь и матерясь про себя площадной бранью, утешила:
— Расслабьтесь, лягте на спину — сейчас я сделаю вам массаж. Поласкаю вас, и вы снова будете готовы к «бою» и ещё не один раз сможете овладеть мной так, как вам этого захочется! Мне так понравилось наше соитие, вы настоящий мужчина! (Чтобы ты сдох! Сгнил! Тварь ты жирная! Ну погоди, ослиное дерьмо, я тебя научу не жрать жирное! Вернее — ты дерьмо будешь жрать, тварь!) Ложитесь скорее, мой властелин, мой воин, мой великий мужчина!
Император плюхнулся на ковры, раскинув ноги и руки в форме морской звезды, а Дарника начала его ласкать, возбуждать губами, языком, с гениталий переходя на живот, соски, шею…
Бросок! Её руки охватили императора за виски, он дёрнулся, пытаясь сбросить маленькую сильную пиявку и замер, уставив глаза в потолок.
Через двадцать минут всё было закончено.
Дарника встала с императора, сплюнула, пытаясь избавиться от солёного привкуса пота и семени, вытерла рот, и с размаху ударила лежащего императора в бок:
— Вставай, скот! Теперь ты мой раб и будешь делать то, что я тебе скажу! Ты это понимаешь?
— Понимаю — послушно ответил император Викантии — буду делать то, что ты прикажешь.
— Внешне всё будет так, как будто ничего не изменилось. Ты сделаешь меня первым советником, и будешь получать приказы. Нигде, ни слова, ты не скажешь о том, что тут произошло. Всё понял?
— Понял — Аринатог послушно кивнул головой, стоя на коленях перед Дарникой, сидящей на постели.
— Ну а раз понял — ползи сюда — на четвереньках, раб! Придётся тебе подчистить то, что ты тут в меня накидал… — и Дарника замерла в предвкушении удовольствия.
Дело было сделано, задание выполнено — можно и отдохнуть как следует! Ведь она же это заслужила, не правда ли?
Глава 11
За окном стучали топоры и яростно матерились мужчины, поднимающие тяжёлые брёвна.
«Никогда стройка не обходилась без мата!» — думал Влад, задумчиво постукивая пальцами по подоконнику окна в библиотеке замка и рассеяно глядя во двор.
