Голова откинулась еще сильней, ее крепко держали мужские руки. Быстро, влажно в рот проник язык альфы, обжигая его вкусом, словно внутри запрыгали пузырьки шипучки.
Его слюна теперь в моем рту, подумала Ника, уплывая куда-то в иное измерение. Там тело, скованное горячими объятиями впитывала его жар, как батарейка и хотело еще, а рот чувствовал каждое движение движущихся умелых губ, языка и ощущал, как впервые приоткрывается завеса огромной взрослой тайны.
Его пальцы проникли сквозь волосы, массируя кожу головы, а губы отрывались только на короткий миг, судорожно вздохнуть, и снова продолжали. Оказывается, поцелуй — это прикосновение и поглаживание, только вместо пальцев губы.
В какой-то момент он зачем-то прикусил ей губу и зализал языком, а потом снова сосал ее губы, прижимаясь все крепче.
Губы у Ники заболели.
Машина дернулась и притормозила. Рука Матая опустилась Нике на бедро и у нее словно выстрелили над ухом из ружья. Она отшатнулась, уперевшись ладонями в грудь самца. За бедра хватают, чтобы держать было удобно. Да, но ладони как приклеились к его груди и не желали отрываться, хотя при мысли о таком прикосновении к другим мужчинам Нику окатывало брезгливостью.
— Кажется, все? — прохрипел он и облизнулся. Ника, не отрывая глаз, проследила, как его язык прошелся по губам и исчез во рту. В скорости этого движения почудилась стремительность кошечьего прыжка.
Она поморщилась — искусанные им губы болели. Но если честно, это была приятная боль, слегка ноющая, но они не отказались бы получить еще порцию.
Альфа медленно убрал руки.
— Через девять дней у тебя течка.
Ника встряхнула головой и сама сползла с его коленей на сиденье.
— И что?
— Я дам тебе еще неделю. Нет, шесть дней. Потом возьму тебя. Три дня будут моими, каждая минута.
Ника сглотнула, с ужасом вытаращившись на него. Взгляд альфы был спокойным и на все сто уверенным. А что она думала, «когда-нибудь» будет длиться до самой смерти?
— Советую привыкать к моим прикосновениям и поцелуям. Я не буду заниматься с собой сексом шесть дней, но могу ласкать по-другому. Начинай привыкать. Если тебе хочется, чтобы я к тебе прикоснулся — только скажи. Сама тоже можешь прикасаться ко мне всякий раз, как захочешь. Даже если просто интересно. И еще одно — твоя сестра будет жить с Ларим.
Ника снова сглотнула, хотя во рту было сухо, и промолчала. Марию, выходит, с ней не оставят, но почему? Зачем разлучать сестер, тем самым настраивая против себя пару, которой он считал Нику?
Однако больше пугала туча, которая сгущалась над головой — его темное желание. Шесть дней туча будет становиться больше, плотней, будет копить силы, а после нападет, рухнет, схватит в тиски и закружит в центре своей темной сущности.
Тряхнув головой, Ника заговорила:
— Почему Мария будет жить с Ларим? Мне что, нельзя с ней видеться?
— В моем доме мне лишние проблемы не нужны. Видеться можете, хоть каждый день, гуляйте, ходите друг к другу в гости. Ларим живет в десяти минутах езды, я выделю тебе охрану и водителя.
Значит, сестра для него проблема? Ника покосилась на альфу.
— Ей будет спокойнее с Ларим, в доме, где в данный момент нет мужчин. Она больше боится. Живя вместе, да без присмотра, вы выкинете какую-нибудь глупость. Шести дней вам хватит, чтобы наломать дров. Поэтому Мария пока поживет у Ларим, а ты пока сосредоточишься на мне. Мужчины любят, когда им уделяют много внимания. Много особенного внимания. Между нами осталось одно нерешенное дело, которое требует решения. И решение может быть только одно. Слушай Лясинскую, она знает, о чем говорит. И делай выводы. Я в тебя верю.
Ника злилась, но молчала. Альфа может все, он имеет право на все и расселить их по разным домам для него раз плюнуть. Наверное, могло быть хуже, он мог нарушить другое свое обещание, относительно их безопасности. Мог шантажировать сестрой.
И у Ларим Марии действительно будет легче, переносить ауру альфы может не каждый, это все равно что жить, таская на спине стальную плиту, и чем альфа сильней, тем плита толще. Сестру однажды просто размажет по полу от его харизмы.
— Почему в твоем доме нет женщин? — спросила Ника. У него есть помощники, помогающие управлять стаей, она их видела, а также работники-мужчины по дому. А женщин нет. Из-за ауры?
— Последнее время я довольно прохладно относился к женщинам. Лет двадцать как.
— И чем же они тебе не угодили? — Ника не хотела, но снова насторожилась. Если он презирает всех женщин, для нее не сделает исключение. То есть вскоре перестанет прикидываться добреньким.
— У них у всех имеется общий огромный недостаток, который вначале меня бесил, а потом и вовсе делал неадекватом. Я отгораживался от окружающих, уходил в себя, очень глубоко и днями не возвращался. Таких можно увидеть в дурдоме, — блеснули острые зубы, когда альфа коротко и зло улыбнулся. — Когда человек сидит в кресле, но на месте только тело, а в глазах пустота. Иногда я убегал в лес и оставался волком неделями. Тоже не сахар.
— Это делали женщины? — удивлялась Ника.
— Да. Если бы ты наконец-то не появилась, думаю, однажды я прекратил бы сопротивляться и остался бы зверем. Теперь нет.
— И как женщины это делали? — недоверчиво спросила Ника. Что он говорит? Как женщина может заставить навсегда стать оборотнем?
— Очень просто. Я смотрел на них и видел, что это не ты. Вдыхал их аромат и понимал, что это не ты. Даже когда трогал их… ощущал, что это не ты. Я уже и не помню, когда в последний раз получал удовольствие от женщины. Тонкие и толстые, брюнетки и блондинки, красавицы и простушки, я перепробовал все варианты и — пустота. Честно говоря, в одном твоем поцелуе кайфа больше, чем в сексе последнее энное количество раз. Жаль, что это ни о чем тебе не говорит. Пока не говорит, — уточнил он.
Ника промолчала. Матай, не отводя взгляда, устроился на сиденье удобней, так же раскинув руки и расставив ноги. Может, чего-то ждал, Ника не знала, она отодвинулась на самый краешек сиденья и повернулась к окну.
— Это можешь снять.
Его рука обхватила запястье и серебристый браслет расстегнулся и упал в его ладонь. Альфа сунул его в карман.
— Что это было такое?
— Хочешь поговорить?
Ника быстро отвернулась. Она хотела не говорить, а чего-то другого. Кровь, сердце, низ живота, живот и кожа хотели чего-то другого, но чего? Зато за окном все понятно — дорога.
Домой они приехали часа через два. Большую часть времени Ника провела, делая вид, что смотрит в окно — жалюзи он открыл, но перегородка между ними и водителем осталась поднятой. Дороги в основном были пустынными, узкими, встречные машины попадались редко.
Когда очередная такая дорога привела к воротам с будкой охранника, Ника поняла, что они у дома альфы.
Глава 14
Только сейчас Ника догадалась осмотреть место, где будет жить. Со стороны особняк выглядел впечатляюще: основательный, двухэтажный, с огромными окнами и аккуратной крышей.
— Могу я увидеть, где будет жить Мария? — спросила Ника, когда они остановились на дорожке у двери.
Матай кивнул и вышел из машины. Потом наклонился, протянул руку и тяжело положил ей на колено. Ника не дергалась, молча наблюдая, как его пальцы сжимаются. Его огромная рука на ее узкой коленке выглядела зловеще — может, из-за светлой кожи, может, еще из-за чего. Определенно этот жест означал главенство, не будучи особо искушенной во многом другом, Ника прекрасно понимала любую демонстрацию силы и физического превосходства. Продержав так несколько секунд, Матай отнял руку и ушел. Видимо, потом предупредил водителя, потому что машина развернулась и поехала.
Ника обхватила коленку в том месте, где держал альфа. Кожа горела и чесалась, как будто своим прикосновением он оставил на ней клеймо.
Происходящее тревожило Нику все больше. Необъяснимая реакция собственного тела на его присутствие и ненормальные ощущения при мысли о том, что самцы делают с самками. Олеська внесла свой вклад и Ника почему-то не могла выбросить из головы мысль, что возможно, не все так печально. Сестры видели одну сторону медали, но когда такое количество оборотней утверждает, что существует другая сторона, может, они не врут? Возможно, временами это не так уж и больно? Возможно, временами терпимо? Или это выживаемость, торг? На что меняла свое тело Олеська? На дом? Еду?
