Осознание этого резануло по сердцу болью. Но…
Было одно огромное «НО»… И Симона это знала. Понимала, что Том все для себя решил.
Билл – брат. И уже – не больше…
– Зай, ну, как он? – спросила она, и они оба понимали, что разговор о Билле.
– Нормально, ма… Я в душ сейчас, а потом расскажу. Хорошо? – Том скинул кеды и, не дождавшись ответа, прошел в свою комнату.
– Хорошо, – пробормотала Симона и вернулась на кухню.
Подошла к окну, и как всегда в минуты волнения, обхватила себя за худенькие плечи.
Мысли метались, как испуганные мыши, загнанные в угол. Сейчас эти мысли мог успокоить только Том, но она понимала, – не успокоит… И, естественно, эти мысли были не о здоровье Билла. Она понимала, что если все-таки врачи разрешили посещение – Билл в порядке, относительно.
Мысли были о другом: она боялась, что такое поспешное решение Тома будет огромным ударом для Билла, даже для выздоровевшего… И вопреки здравому смыслу, вопреки принятому общественному мнению, вопреки всему – она хотела, что они были вместе и поделать с этим ничего не могла…
Ну, или чтобы это решение Том и Билл приняли вместе. Она так хотела этого…
А Том, напевал под нос припев из песни Аврил Лавин – «Don't Tell Me»:
Did you think that I was gonna give it up to you, this time?
Did you think that it was somethin I was gonna do and cry?
Don't try to tell me what to do,
Dont try to tell me what to say,
You're better off that way …
«Ты думаешь, я сдамся тебе на этот раз?
Ты думаешь, что это то, что я собираюсь сделать и кричать?
Не пытайся говорить мне, что делать,
Не пытайся говорить мне, что сказать,
Лучше поворачивай с пути…»
Он вообще не понимал, что поет, просто ему сейчас нужно было как-то отключиться от всех мыслей, и он это делал именно таким способом. Чтобы не думать, не чувствовать, не винить…
Он разделся, залез под душ и, стоя под прохладными струями воды, чувствуя, как она хлещет по его плечам, он не мог заставить себя мысленно не прокручивать все то, что было там, с Кулом. Просто на тактильном уровне, на чувственном…
Все было так спонтанно, так неожиданно. И он понимал, что и для Кула все произошедшее также непросто и также внезапно.
Самым удивительным было то, что Кул стал ТАКИМ. Непривычно агрессивным, напористым, страстным…
Все это только подхлестнуло Тома, когда Кул начал действовать, и сейчас он понимал, что Кул для него значит так же много, как и раньше.
Том не мог врать самому себе, да и вообще он по жизни очень редко кому врал. Так был воспитан.
Кул был ему небезразличен. И он это понимал, и понимал, что все произошло так же и по этой причине. Пугало ли его сейчас такое отношение к Кулу? Хотел ли он продолжения, вернее повторения?
Том старался не концентрироваться на этих вопросах просто потому, что знал – однозначного ответа на них сейчас не будет…
Он понял, что мама его вычислила, и не удивлялся этому. У них всегда была сильная эмоциональная связь друг с другом, чтобы чувствовать такие вещи. Том не думал об этом. Он просто знал: Симона задаст вопрос, и он на него ответит. И не будет лгать и оправдываться. Знал, что мать всегда поймет и поддержит. По крайней мере, надеялся, что так будет и на этот раз.
Он вытирался, не спеша, глядя в зеркало на пятна на своей шее, мысленно усмехаясь этому… Давно не было у него таких отметин после страстного секса.
Билл всегда щадил, и не ставил их, а вот так, как сегодня с Кулом… да… ничего другого ждать было бы просто странно… От ТАКОГО Кула, каким он стал. Том подсознательно оттягивал момент возвращения к маме, но как бы он ни старался, все равно придется выйти и поговорить, о той же встрече с Биллом.
Надел футболку на влажное тело, развязал собранные перед душем дреды, и они рассыпались по плечам, держа полотенце в руке еще раз посмотрел на свою шею и подумал, что прятать от матери эти следы просто уже глупо и откинул полотенце… Достал из рюкзачка фотографии, несколько секунд смотрел на них, развернув веером и сжав зубы. Потом сложил и вышел из комнаты, держа их в руке.
Он зашел на кухню и взглянул на маму. Она курила возле окна, стоя к сыну спиной. Том, молча сел на стульчик и положил снимки на стол. Даже вот так, без слов, он понимал, что Симона расстроена. Это невольно передалось и Тому, но, несмотря на это он знал, что нужно начать разговор. Хоть как-то…
Он всегда ненавидел вот такие паузы. Они выматывали его нервы. И как только он уже собрался сказать, что Билл разрешил перевезти его вещи из съемной квартиры, Симона, опередив его, спросила:
– Кто, Том?
Засосало под ложечкой и почему-то бросило в жар. Да, он ждал подобного вопроса, иначе и быть не могло, но вот такой вопрос, такой тон, какой-то безысходный, прозвучал для него как: «Почему, Том?»
Том наклонился, опершись локтями о колени, облизал губы, потеребил пирсинг и выдохнул.
– Кул, мама…
Симона прекрасно помнила высокого голубоглазого блондина, который был у ее сына до Билла. Ей очень нравился этот мальчик, и ей даже стало чуть спокойнее.
– Ты уже все решил для себя, да? – спокойно и очень тихо.
Том сглотнул.
Не решил, не мог, не хотел, не было на это сил, но – нужно было. Нужно…
– Ты о Билле? – вопросом на вопрос, хотя он прекрасно понимал, о чем речь.
Просто для того, что бы выиграть хоть пару секунд.
– Конечно. О нем, Том, о нем…
Симона развернулась, и села напротив сына на диванчик. Она смотрела на Тома, пока он не поднял голову и не встретился с ней взглядом.
– Я должен, ма.
Том не мог врать матери. Нет, ничего он не решил еще… Не было на это сил.
Должен. Одно это слово сказало для Симоны очень многое, если не все. Она поняла – Том не может, не просто НЕ ХОЧЕТ, а именно не может принять решение.
– Сын, родной, – она, так же как и Том оперлась локтями о колени, склоняясь ему навстречу, – и именно таким способом ты решил, что сможешь заставить себя принять решение? Хочешь, чтобы не было возможности передумать? Хочешь отрезать себе пути назад?
Том прикрыл глаза на пару секунд.
– Нет. Мам, просто так получилось…
– Как это может произойти «просто», солнышко? – Симона вдруг почувствовала такую усталость, что заныли ключицы.
Том опустил голову, так и не открыв глаза.
– Я ездил к Кулу за фотками, которые были сделаны перед больницей, Билл просил, а они оставались у него… Ну, не «просто», ма, конечно, не просто…
Симона видела, как ее сыну об этом трудно говорить.
– Солнышко, ты прости… Я понимаю, что тебе не тринадцать лет, и эта твоя личная жизнь – ты уже большой мальчик, и вправе решать сам, с кем встречаться, с кем… – Симона замолчала, глядя, как Том поднимает голову и смотрит ей в глаза.
– Ты боишься за него, – просто сказал Том, и Симона кивнула, соглашаясь.
– Очень, Томочка! Ты даже не представляешь, как я за него боюсь.
– Мам, он тоже большой мальчик, и я думаю, что для него тоже будут не приемлемы отношения – с братом.
Том это почти выдавил из себя.
– Может ты и прав, солнце. Только очень хочется, чтобы вы это решение приняли вместе, понимаешь? Чтобы это не было для кого-то из вас трагедией…
– Я понимаю, ма, понимаю… Только давай сейчас об этом не будем, ладно?
– Хорошо, Томочка. Только один вопрос, последний…
Том чуть напрягся, даже не осознавая этого, и кивнул, глядя на маму.
– Ты хочешь вернуться к Кулу?
– Мам, у Кула есть парень… И то, что произошло сегодня – это просто ПРОИЗОШЛО, понимаешь? Он все еще любит меня – а я… я тоже не смог устоять.
Симона кивнула.
Том взял фотки со стола и протянул маме.
– Билл хотел, чтобы я привез ему свою фотку, вот я и поехал за ними…
Симона разглядывала изображения своих мальчиков.
– Вы тут очень непривычные, – тихо сказала она, и Том улыбнулся. – Ты так одевался раньше.
– Да, мы тогда просто решили приколоться и одеться так, как до знакомства друг с другом…
