– Нет. Хотя, наверное, это так жизнь пошутила, надо мной и над ним…
– Что за бред, Том? – Кул даже, наверное, не осознавая, что сейчас делает, просто упал перед сидящим в кресле Томом на колени – ему до безумия хотелось сейчас смотреть в его глаза. – Как ты узнал? Когда? Что все это вообще значит??
Он коснулся пальцами виска Тома, заглядывая ему в глаза.
– Это значит, что у моей матери была сестра-близнец, а она только сейчас об этом узнала, понимаешь?? ТОЛЬКО СЕЙЧАС! – Том наконец-то поднял взгляд на Кула, на его голубые, распахнутые от шока глаза. – Я спал с братом, Кул, я спал со своим братом… Я спал с ним… – последние слова были почти шепотом.
На эти шепчущие губы Тома и смотрел сейчас Кул. Смотрел и понимал, что плохо соображает сейчас. Билл… брат… любовник… Невероятно, нелепо, дико… Удивительно, неподвластно рассудку, обалденно…
И тут что-то произошло. Кул, за какие-то доли секунды понял, ЧТО значат эти слова Тома. Как они переворачивают всю ситуацию, которая казалась незыблемой, с тех пор, как они с Томом, обсудив их отношения, остались просто друзьями. А еще он понял, что рядом с ним губы, по которым он тосковал безумно, нежные губы, которые не раз ему снились ночами. Они так близко были сейчас. Он хотел эти губы. Хотел до умопомрачения. Не было возможности не попасть под эту лавину…
Эта взрывная, сексуальная энергия исходила от Тома, и нельзя было Кулу в эту секунду оказаться возле него. Нельзя… Но Кул это понял слишком поздно, когда возможности остановить себя уже не было…
Две пары глаз, одни темные – от боли, безысходности, возбуждения, накатившего удушливой волной. Другие – голубые, с неожиданным вихрем чувств. Этот вихрь сметал мысли, рассуждения, запреты, опрокидывал все барьеры и условности, сил бороться с ним не было…
Кул чувствовал, как нарастающая дрожь поднимается из глубины души, начиная растекаться по всему телу, заставляя почти болезненно сжиматься мышцы внизу живота.
Желание… От него не было ни спасения, ни возможности даже сделать шаг назад, вернуться и оставить все так, как было за несколько секунд до того…
Все то, что так тщательно скрывал от себя Кул, после того как отпустил Тома, теперь вернулось с троекратной силой. Вот сейчас, сию секунду, казалось, что если не сделаешь – сдохнешь… Сдохнешь, потому что разнесет в клочья от того, что творилось в душе и в сердце…
И он сделал то, без чего сейчас не представлял следующего вздоха, сделал то, чего не мог НЕ сделать…
Он поднялся, провел пальцами по дрэдам Тома, а потом впился в них пальцами, откинул голову Тома чуть назад и прижался губами к его губам… Дерзко, почти грубо, так, как никогда раньше не целовал Тома. Так, как ему сейчас диктовало его безумное, необузданное желание.
Этот напор, этот сумасшедший поцелуй почти обезоружили Тома. Кул же хотел большего, хотел насладиться влажной, манящей глубиной Томкиного рта. Хотел того, что так долго было запретно и недоступно, но так желанно. И Том, уже не контролировавший себя, впустил этот язык, впустил и ответил на ласку. Хотя это даже не было той лаской, к которой Том привык с Биллом.
Это была ласка на грани грубости и боли, которая бывает именно в такие странные минуты, почти животной страсти… И не было сил остановить ее…
Все это было странно и почти неправдоподобно, как в другом измерении, как не с ними…
И для Кула, и тем более для Тома, любившего до безумия своего Билла – этот был нонсенс… Нонсенс, если бы то, что происходило сейчас, было бы просто предложено вслух, всего лишь минуту назад. Тогда, когда они еще не оказались на таком опасно близком расстоянии друг от друга, тогда, когда еще не было этого разряда между ними, когда была возможность остановиться.
А сейчас было одно, единственное, но непреодолимое желание – довести все до конца…
Сейчас не разум был главным, сейчас было главным тело, его желание, граничащее с безумием, телу нужен был секс, пусть такой, неправильный, не планируемый никем из них… Оргазм до крика – вот что нужно было изнемогающему от жажды телу. И сама жажда была такой, что сводило болью низ живота.
Жажда секса, почти болезненное желание ласки, пусть даже такой – грубой, бездумной, но ласки…
Так было для Тома. А у Кула ко всему этому еще примешивалось понимание, что он сейчас с тем, с кем уже никогда не надеялся быть, но всегда, втайне от самого себя хотел. Эта адская смесь желания, страсти, вины и опьянения собственной смелостью и придавала Кулу такой напор. Он понимал, что Том сейчас в его власти, что он не сможет сейчас сказать: «Нет!» – и остановиться. Кул это чувствовал, отстраненно понимая, что нужно от этой ситуации взять все, что она может дать. Все – до последнего стона, и неважно от чего этот стон, от боли или от наслаждения сумасшедшего…
И Кул, такой нерешительный когда-то, краснеющий от нежных ласк, которые ему дарил Том – сейчас был другим. Таким, какого Том никогда не видел – сексуальным и напористым…
Теперь он не был неопытным мальчиком, робеющим под похотливым взглядом, теперь он сам мог, кого хочешь вогнать в краску, буквально источая сексуальность…
Он целовал Тома, так не целовал никогда и никого раньше. Почти с остервенением. Целовал, и чувствуя ответ со стороны Тома, хрипло постанывал, сжимая одной рукой Томкины дрэды, а другой ворот свитера на его шее.
Ему так хотелось, чтобы эта шея была обнажена… Он хотел ладонью ощутить нежную кожу…
Том, очнувшись от первого шока, принял происходящее, не желая думать о чем-то, кроме того, что его рука лежит на затылке целующего его парня, ощущая упругие, коротко стриженые волосы, а вторая сжимает локоть Кула.
Потом они ненадолго оторвались друг от друга только для того, чтоб сорвать с себя мешающую одежду. Свитера, футболки – все это быстро, рывками, снималось и летело на пол.
Потом Том опустился на пол и встал на колени рядом с Кулом – теперь их губы были на одном уровне, и они снова впились в рот друг другу, их пальцы впивались в кожу и мышцы на спинах, не думая, что от этого может быть больно, оставляли пока только красные отметины, которые завтра станут синяками… А сейчас, то ли от боли, то ли от этого безумия, в которое они оба окунулись, они, то глухо рычали, то стонали друг другу в рот, а когда перестало хватать воздуха, Кул отпустил Тома и его губы, скользнули по чуть шершавому подбородку к шее. Он целовал, он вылизывал, он кусал, не обращая внимания на то, что оставляет засосы… Кусал, а руки, добравшись до пояса на джинсах Тома, начали его рвать.
– Сука… – прохрипел Том.
– Я знаю, – глухо ответил Кул, и, впившись зубами в плечо Тома, почти с мазохистским удовольствием почувствовал, как Том провел ногтями по его спине, прочертив ярко красные полосы, после того, как сам застонал от укуса.
Он все-таки расстегнул джинсы на Томе, расстегнул ширинку, и когда рука скользнула в проем, то почувствовал, КАК Том возбужден, но тут Том перехватил его руку и неожиданно оттолкнул от себя. Кул упал на спину, тяжело дыша, чувствуя, как кровь рвет вены экстазом и адреналином. Сердце не билось, оно разрывалось от бушующих в них страстей, которыми не было сил управлять…
Кул, дыша ртом, просто тупо смотрел, как Том разделывается с его ремнем и замком на брюках.
Он смотрел на Тома в упор, видя, как желваки на его скулах ходят ходуном.
– Ты же этого хочешь, да? – то ли рычание, то ли шепот.
– Да! Хочу… – Кул выгнулся, когда Том сдирал с него брюки вместе с бельем.
А потом рванулся, уже полностью обнаженный и возбужденный до предела, к Тому, к его телу.
И сам сдернул вниз с него сначала джинсы, а потом и боксеры, заставил его сесть, а потом просто уж совсем для Тома неожиданно, этот скромный парнишка, которого Том в свое время и минету не успел научить, теперь сразу и на полную взял его член в рот. Это было таким невыносимым, взрывающим мозг ощущением, почти на грани, что Том взвыл и оттолкнул его.
– Нет… не надо, – прорычал он, и в доли секунды хрупкий Кул оказался лежащим под Томом. Он придавил его к полу, удерживая его руки по обе стороны от лица и прижимаясь к нему бедрами.
