А Том смотрел на Кулара и удивлялся, вспоминая, как этот мальчишка краснел раньше от подобных ласк и готов был провалиться сквозь землю. Сейчас от этого не осталось и следа.
– Я хочу сесть на тебя, – простонал Кул, оттолкнул руку Тома и перевернул его на спину.
Том смотрел на блондина снизу, потом притянул его к себе за шею и прильнул к губам, чувствуя, как пальцы касаются его плоти, ласкают ее. Язык Кула прошелся по разбитой губе, по пирсингу, зубы нежно закусили нижнюю губу, потом по ней снова прошелся язык.
– Можно? Я хочу… – шепот в губы, и ответ:
– Конечно, – улыбка в благодарность.
Отпустил губы и, положив руки на грудь Тома, перекинул ногу через его бедра, так и глядя в темные, почти черные, сейчас глаза любовника.
Том ласкал пальцы, лежащие на его груди, а потом одна рука Кула опустилась вниз к паху, и Том почувствовал, как Кулар взял его член, и стал потихоньку насаживаться на него. Закусил губу, чувствуя как узко и горячо. Так узко, что было немного больно сначала, а потом головка прошла вовнутрь, и чувство наслаждения накрыло Тома. Он откинул голову сильнее и просто отдался тем ощущениям, которые дарил ему Кул. А тот, опустившись почти до самого основания, начал медленно двигаться вверх, следя за реакцией Тома, который, сначала сжимал пальцами руку Кула, а потом опустил ее, вцепившись в простыни.
Кул двигался все увереннее, все быстрее. Том, не в силах сдерживаться, двигался навстречу Кулу, в такт ему. Их стоны, срываясь с губ, растворялись в пространстве, отдаваясь эхом в ночной тишине. Крышу рвало уже нереально, казалось, что экстаз был просто разлит в густом воздухе вокруг них. Будь они в трезвее, уже кончили бы давно, но алкоголь чуть притормозил их, давая возможность не сделать этого сразу.
Том начал терять ощущение реальности, он уже почти не помнил, где он и с кем, его тело требовало еще – еще быстрее, еще сильнее, не останавливаясь ни на секунду, до самого конца.
И в одно мгновение Кул оказался под ним, лежащим на спине. И теперь вот так, поддерживая Кула под колени, Том чувствовал, что скоро кончит. Кул кончил первый, вскрикнув и забившись под Томом от волн оргазма, проходящих по телу. Том увеличил ритм и амплитуду, понимая, что еще чуть-чуть – и взрыв. В теле, в мозгу, везде. Разносящий мир на миллионы искр. Почти лишающий сознания оргазм, наслаждение, такое сильное, что граничит с болью. Громкий вскрик, хрип, стон. Стон, сквозь нереальность происходящего.
– Биииилл. Билл!
И только тогда, когда отпустило, Том вдруг понял, ЧТО он только что простонал. И КОМУ он это простонал.
И захотелось сдохнуть.
Прямо сейчас.
Не вставая с этой постели.
Потому, что просто не представлял, КАК он сможет после этого смотреть в голубые глаза.
– Прости… – прошептал он, рухнув рядом с замершим Кулом, у которого только что разбилось сердце. – Прости меня, малыш. Я такой ублюдок.
Ты позабудь, о чем думал.
Это не жизнь – мрак и холод.
Разве так важно, кто я?
Разве так важен довод,
Что ты привык к другому?
Лучше замерзнуть, не сдаться?
Быть одному, но святому
С отчаяньем в скрюченных пальцах?
автор Анеле
POV Avt
По еще спящему, почти пустынному Гамбургу, ранним воскресным утром, в полшестого утра неслось такси, которое несколько минут назад, по вызову, забрало странного парня из восточного спального района, что бы отвезти в юго-западный, такой же спальный. Молодой человек был очень странный. С дредами, в помятой, хотя и дорогой, одежде и явно очень уставший. А может это была и не усталость, а душевная опустошенность?
Водитель изредка поглядывал в зеркало заднего вида, на парня, который безвольно откинулся головой на спинку сидения. Нет, он не спал, его глаза были открыты, но было ясно, что вряд ли он что-то видел перед собой. В его глазах была тоска, непроглядная, очень глубокая и тяжелая. Водитель думал, что этот парень поссорился с девушкой, раз вот так рано едет домой, и в таком состоянии. Губы припухшие, это было очень заметно, а вот с кем целовался и, что произошло на самом деле – это знал только тот, кто так отрешенно сидел сейчас на заднем сидении такси.
Он смотрел внутрь себя, в свою душу, которая стонала, не находила покоя, металась, ударяясь об острые углы действительности, но так и не находя выхода, и от этого было еще больнее. Не было выхода. Никакого. Том понял, что загнал сам себя в угол. Такой темный угол, что стало страшно и невыносимо больно.
– Прости меня, – Том уткнулся лицом в подушку, слыша биение своего сердца, где-то в горле и прерывистое дыхание Кулара. Хотелось удавиться. Хотелось исчезнуть, не думать, не понимать, не чувствовать того, что только что произошло.
Он прекрасно понял, ЧТО сотворил с сердцем, которое билось рядом.
– Я такой ублюдок, Кул, – стон, который не было возможности заглушить в себе.
И тишина. Несколько секунд, тягостной, давящей, как груз, на сознание, на нервы, на плечи тишины.
– Зачем ты делаешь это? – вопрос, разрывающий эту тишину и мозг.
– Что? – прошептал Том.
– Зачем спишь с одним, а любишь другого? – Том стиснул зубы и сжал веки, скомкав пальцами подушку. Кул ударил по самому больному. Ударил наотмашь, со всей силы. Безжалостно. Туда, где была открытая, кровоточащая рана. И не было сил этот удар отразить, закрывшись рукой. Он это заслужил.
– Пытаюсь…научиться… Не любить его, – выдохнул он рвано.
– Посмотри на меня, – снова шепот, как ножом по нервам, и Том смог оторваться, поднять голову и посмотреть в глаза тому, кого только что ранил, почти смертельно. – Ты не сможешь. Не сможешь, слышишь? Ты не научишься, – влажные голубые глаза с глубокой тоской смотрели в черную глубину, туда, где плескалась любовь. Но чужая любовь. Не к нему.
– Уходи.
«Уходи», – пронеслось в сознании, и Том наконец-то закрыл глаза.
Он ушел. Больше ни слова не услышав от Кула. А потом, стоя на улице в ожидании вызванного такси и ежась от холода, выкурил несколько сигарет подряд, чувствуя головокружение и тошноту, пытаясь придти в себя после всего, что произошло за последние двенадцать часов его жизни.
Зашел в квартиру, не включая света, как можно тише, чтобы не разбудить никого. Никого.
ЕГО чтобы не разбудить. Того, кто прекрасно понял, почему эту ночь он провел не дома. Том даже не сомневался, что все это не пройдет для него даром. Но только не сейчас. Когда сил нет совсем. Когда раскалывалась голова, хотелось пить и спать. И убаюкать ноющую душу – это желание было сильнее всех остальных.
Он снял курточку, скинул ботинки, встал с тумбочки и, потирая пальцами ноющий висок, свободной рукой нащупал выключатель на кухне. Зажегся свет – и Том замер, чувствуя, как воздух застрял в легких.
На подоконнике, поджав ноги и обняв колени, сидел Билл, который сейчас понимал голову, и эта секунда была для Тома, как в замедленной съемке. Волосы постепенно сдвигались с лица Билла по мере того, как он поднимал голову, открывая сощурившиеся от света глаза – усталые, воспаленные. Билл прошелся взглядом по его, чуть приоткрытым от неожиданности губам, и при этом вздрогнул, как от удара, а взгляд его полыхнул темным огнем. Не предвещающим ничего хорошего.
От такого взгляда Том почувствовал, как слабеют колени, как леденеет все внутри.
Глаза в глаза. И так хочется провалиться сквозь землю, понимая, насколько измучен тот, кто сидел на этом подоконнике всю ночь, провожая взглядом каждую проезжающую машину, с замирающим сердцем, с надеждой в нем.
– На х*я ж ты так сидишь? – Том не помнил, сколько простоял в ступоре, прежде чем смог из себя выдавить слова. – Что ты тут делаешь?
Он сдвинулся с места и прошел на негнущихся ногах к холодильнику, когда так хотелось рвануть отсюда, упасть в постель, зарыться в одеяло, засунуть раскалывающуюся голову под подушку и там тихонько скончаться, чтобы не мучить больше ни себя, ни других.
– Живу я тут, помнишь? – ответ и мурашки по телу.
