Ему хотелось куда-нибудь убежать. Далеко, очень далеко. Уши заткнуть хотелось. Только он знал, что все это бесполезно. От себя не убежишь, не спрячешься. Том понял, что все это время он не представлял себе, не хотел думать лишь об одном – Билл тоже не сможет вечно быть один. А значит… Это значит, что он будет с КЕМ-ТО. Не с ним. А с кем-то другим, с тем, кто будет целовать его, любить его, вдыхать запах его нежной кожи, ласкать.
Том съехал вниз, опершись спиной о рифленый лист обогревателя под окном. Он был растерян, почти убит.
«Я же понимал, с*ка! ДОЛЖЕН был знать и понимать, что так будет?» – крутилось в голове.
«Не будет же Билл вечно сидеть при тебе, не общаясь ни с кем больше?»
Тогда почему это воспринял так остро? Так остро, что, кажется, внутри лезвие – режет и режет! И всегда теперь так будет, днем и ночью, пока не свихнешься от боли, пока не захлебнешься в этой волне ревности, как в крови от порезов.
Он не знал, сколько так просидел, тупо пялясь на осколки разбитой чашки, которые ему сейчас напоминали его жизнь. Разбитую? Уже? Он не знал, что происходит с его жизнью. Том знал лишь одно – он до смерти боится потерять Билла. Не будет рядом Билла – он не сможет дышать. Он просто задохнется без него.
Билл уже довольно долго был в своей спальне. А Том так и не мог найти в себе силы подняться и убрать осколки с пола. А потом Билл вышел из своей комнаты, прошел по коридору к выходу, и Том успел заметить, что он одет в уличную одежду. Перехватило дыхание. Он слышал, как Билл обувается. Не было сил и права остановить. УЖЕ не было такого права! Он сам отнял его у себя только что. Своими собственными словами.
Билл заглянул на кухню, натягивая курточку. Заметил разбитую чашку и отрешенный взгляд брата. Ничего не сказал.
– Ты куда? – смог выдавить Том и только после этого поднял взгляд на Билла.
Защемило сердце, горло перехватило как обручем.
Билл выглядел шикарно. Так, что не было сил отвести глаз от него.
Хотя, «шикарно», малое определение к тому, что увидел Том. Он был невероятно сексуален. По бл*дски сексуален. Так, что этой его сексуальностью будет накрывать всех в радиусе ста метров.
– Так, прогуляться, – нехорошо усмехнулся Билл, натягивая перчатки без пальцев.
– Прогуляться? – Том нащупал что-то под рукой на полу и машинально сжал.
Через секунду он понял, что это осколок разбитой чашки, потому, что ладонь резануло болью, но не перестал сжимать пальцы. Было больно руке, очень, но лучше эта боль, чем та, что была в груди.
– Да. Прогуляться, – подтвердил Билл.
– Я не хочу, чтобы ты уходил, – прошептал Том, и Билл приподнял бровь с пирсингом.
– Перестань, Том! Мне не десять лет, погуляю и приду. – Конечно же, Билл видел, что творилось с Томом, видел его глаза с черными зрачками во всю радужку.
– Я. Не. Хочу. – Внятно повторил Том, пытаясь держать себя в руках.
– Родной мой, я тоже не хочу многого из того, что ты делаешь. И вообще, ты уже сделал все, что мог, – Билл вдруг улыбнулся. – Теперь моя очередь. – Он весело подмигнул. – Шутка! Ладно, братик, я пошел. А, вот!
Достал из кармана телефон и показал Тому.
– Видишь? Беру с собой, звони, если станет скучно.
А потом легко оттолкнулся от проема, и через пару секунд за ним закрылась входная дверь. Совсем негромко. Но Тому показалось, что лопнули перепонки.
***
Билл закрыл за собой дверь и, сделав несколько шагов до лифта, нажал кнопку вызова, оперся ладонью о стену, опустив голову. Сердце билось испуганной птицей. Казалось, что еще чуть-чуть, и оно не выдержит такого накала чувств. Оно просто остановится.
Комок в горле стоял с самых первых слов Тома, и Билл знал, что еще минута, и он не сможет больше сдерживаться. Слезы потекли, как только он вошел в лифт и нажал на первый этаж. Они текли, горячие и горькие. В голове звучал крик Тома.
Те слова, от которых хотелось умереть, раствориться, не слышать их. От которых воздух стал таким тяжелым, что начал давить на плечи. Но он смог не показать этого Тому. Смог сдержатся.
Хотя, чего это стоило, знал только он сам. А вот сейчас силы кончились. И утереть эти слезы Билл не мог – накрашенные глаза не позволяли.
Через пару минут он вышел из подъезда. Вдохнул, прикрыв на секунду влажные ресницы.
– Все хорошо, – прошептал он.– Все будет хорошо.
Потом обвел взглядом двор, отметив, что уже начинает ощущаться приближение вечера, расправил плечи и, прекрасно понимая, что его провожает взглядом Том, пошел, гордо подняв голову, откидывая падающую на глаза челку, засунув руки в карманы курточки. Он шел не спеша, своей нарочито соблазнительной походкой, от которой отвисают челюсти у людей любого пола.
Том смотрел на фигурку пересекающую двор и все сильнее сжимал осколок в своей уже распоротой ладони. Сквозь пальцы проступала кровь, только Тома это сейчас мало интересовало. Его больше волновало другое. Он очень боялся сорваться с места и рвануть за этой удаляющейся фигуркой. Которая с такой демонстративной независимостью пересекала двор, слегка покачивая бедрами. Такой походкой, от которой мозг плавился. А Том молился, что бы он скорее скрылся уже с его глаз, чтобы не было возможности догнать, чтобы не было возможности показать свою слабость. Он так хотел быть сильным. Ветер развевал черные волосы, когда Билл откидывал челку, и этот жест отдавался такой дикой болью в сердце Тома, что он, в конце концов, взвыл. Громко и протяжно.
– СУУУУУУ*ААААААААА!! Что ж ты делаешь со мной?
Том смог оторваться от окна только тогда, когда Билл скрылся за поворотом.
А вот тут и включаем трек.
В воздухе – страх и паника,
Я хочу освободиться от печали и отчаяния,
И мне кажется, что все, что я видел уносится прочь
Когда я отказываюсь отпустить тебя.
Жизнь промелькнет у меня перед глазами,
Почти полностью разрушенная,
Я хочу дотронуться до другого края,
И никто не думает, что он виноват.
Почему мы не видим, что когда мы истекаем кровью,
У нас одинаковая кровь.
Я не могу понять, не могу понять,
С тех пор, как встретил тебя
Одиночество пройдет, когда это одиночество пройдет…
«Muse» – «Map of the Problematique»
***
Билл остановился сразу же, как только повернул за угол, где Том уже не мог его видеть. Встал, привалившись спиной к стене дома.
Стиснув зубы, и закрыв глаза, он откинул голову, ему хотелось кричать. На весь Гамбург. Кричать так, чтобы этот крик, рвущийся из груди, так же разорвал пространство, которое все ширилось между ними с Томом, в котором он так боялся потерять его любовь.
И в то же время внутри кипели дикая злость и обида.
– Какая же ты дрянь, Том! Какая же ты дрянь! Я ненавижу тебя, сволочь, слышишь? НЕНАВИЖУ!!!
Билл шипел сквозь стиснутые зубы. Дыша так, как будто бежал с седьмого этажа по лестнице, а не спустился на лифте.
– Вам плохо, молодой человек? – Билл почувствовал, как к его руке кто-то прикоснулся и, вздрогнув, глянул сверху вниз на молодую женщину, озабоченно остановившуюся возле него.
– Да, мне плохо, мне очень плохо, – прошептал он, оттолкнулся от стены и побрел прочь от удивленной женщины, не видя никого и ничего.
Том медленно разжал пальцы окровавленной руки, и в раковину упал осколок. Он смотрел, как капли крови собираются на дне раковины, и эта лужица становится все больше. Боли не было. Рука была как онемевшая.
– Вот чееерт, – проскулил Том, но не от того, что случилось с его рукой, он простонал от мыслей, которые не оставляли его после ухода Билла. Ральф не выходил у него из головы.
Том начал представлять, как сейчас Билл ему звонит, как тот назначает ему встречу.
Встречу? Свидание! А потом – потом поцелуи, постель. Постель?!!
Том застонал, включил воду и начал смывать кровь.
– Свидание, бл*, – шептали губы. – С*ка, бл*, вы не посмеете…
Родилась мысль найти номер Ральфа и позвонить. Неважно, что говорить, просто орать в трубку, чтобы к Биллу даже приближаться не смел. Номера у него не было, зато он знал, что мама всегда записывала важные номера в записных книжках, и не может быть, чтобы Ральфа там не нашлось.
