Намотав на руку чистое полотенце, он рванул к Симоне в спальню. Плюхнулся на колени перед ее рабочим столом и, открыв ящик, начал рыться в бумагах и блокнотах. Искал долго, все больше злясь, по мере того, как поиски не давали никакого результата. Ругаясь себе под нос, расшвыривая все вокруг, превращая аккуратную комнату матери в полный хаос.
Мешало полотенце, и он его сдернул с руки, бросил на пол рядом с собой.
– Черт, мам! Где же это? – он несколько раз ударил кулаками по полу, по разбросанным листкам бумаги, оставляя на них красные отпечатки. – Ну, что за пи*дец такой, а?
Склонился к коленям, переводя дыхание и пытаясь немного успокоиться.
– Я убью тебя… Я убью тебя… Если он к тебе прикоснется – убью… обоих, – шептали пересохшие губы.
И вдруг Тома озарила мысль, что, может, Билл соврал, и не было тут вчера никого? Чего Ральфу тут вообще делать? Он с Симоной встречается обычно где-то в городе, а сюда он ни разу не приезжал. Но Том хотел знать наверняка. А значит, нужно просто позвонить маме, чтобы она подтвердила – не было никакого Ральфа. НЕ БЫЛО!!!
Он вскочил, ворвался в свою спальню, схватил мобильник. Нажал пару раз на кнопки и припал ухом к панели, даже не успев подумать, как и что будет спрашивать о Ральфе. Но за секунду до того как мама ответила на звонок, он понял с чего начнет разговор. Они же не виделись после бурной ночи, проведенной Томом, а значит, есть повод позвонить, извиниться и как бы, между прочим, поинтересоваться.
– Алло? Мамуль, привет. Ты это… извини меня, а? Ну так получилось. Да. И подрался еще, ну бывает, да. Да, цел, все нормально. Что? Билл? – Том бессознательно мял покрывало на постели. – Нормально Билл. Да, конечно, поедим, ага. Ждут? Это Ральф, что ли? Нет? Занят сегодня? – на секунду стиснутые зубы. – Билли говорил, что он вчера заходил к нам? Ах, кофе напоил? Понятно… пообщались, значит. Да, мам. Хорошо, да. До вечера. Целую…
Отключенная трубка отшвырнута прочь.
– БЛ*ДЬ! Ральф, су*ка! Занят он в воскресенье вечером, да? Чем он, бл*, занят? С Билли трахается? Тварь! – сжатые кулаки, врезавшиеся ногти в свежую рану. Вгрызаясь зубами в собственную руку, Том застонал. Боль заставила придти в себя и разжать пальцы.
Вот только сердце все так же было заковано в цепи ревности. И Том не знал, как их разорвать.
Он поднял голову и, тяжело дыша, смотрел на отброшенный телефон, и так хотелось схватить его и позвонить Биллу. Наорать, обматерить, может, даже предупредить, что убьет в случае чего. УБЬЕТ!!! Если прикоснуться к себе дашь кому угодно. Кому угодно!!!
«Куда ты пошел, Билл? Куда? Вот такой, по бля*дски красивый, а? К КОМУ?»
Сдержался, смог, не позвонил. Сходил с ума, мечась по квартире, как зверь в клетке. Смотрел на часы каждую минуту, понимая, что времени прошло вполне достаточно, чтобы встретиться и пообщаться. Близко пообщаться. От этих мыслей рвались со звоном нервы, и становилось совсем хреново. В другой день он бы нажрался до невменяемости, но сейчас это было бесполезно. Том просто знал, что его вывернет после первого же глотка спиртного. И не было никакой дури дома, ни одной заначки, как назло. А как бы она сейчас пригодилась, позволила бы расслабиться хоть немного…
Том ждал прихода Билла. Ждал, ждал, как, наверное, никогда раньше.
Метался от окна – к телефону, из своей спальни – в спальню Билла. Где пахло им, его тонким парфюмом, которым его брат, видимо, пользовался перед уходом, и от этого становилось еще хуже.
***
Билл не знал, сколько он уже бродит вот так, бесцельно. В его руке был зажат телефон, и иногда, глядя на него, он молил: «Позвони, позвони, гад!»
Но телефон молчал, и Билл продолжал уходить все дальше от дома. Уже были сумерки, и прохожие с интересом поглядывали на высокого молодого человека, с мейком, с красивыми глазами и с таким тоскливым взглядом.
Билл устал, хотелось пить и согреться в тепле. Выбрав маленькую полупустую кофейню, он зашел, заказал себе кофе и пару горячих бутербродов, хотя и сомневался, что сможет есть. Но понимал – если уж нет покоя душе, нужно хотя бы позаботиться о теле.
Он съел бутерброды без всякого аппетита, не чувствуя вкуса, запил горячим кофе. И, как будто, стало немного лучше, ну, совсем немного. Билл ел и смотрел на лежащий перед ним на столе телефон. Он так хотел, чтобы тот зазвонил. Хотел, чтобы Том сказал, что соврал ему. Про все – про Кула, про секс с ним…
Билл понимал, что, скорее всего, Том сказал правду, но теплилась робкая надежда, что все это было сказано со злости. Злости Тома на самого себя. На то, что не может он равнодушно относится к Биллу, как бы ему этого не хотелось. Допив кофе и сделав пару затяжек, Билл расплатился и вышел из кафе. Чуть задержался на пороге, решая в какую сторону идти. А потом сделал шаг. Туда, где сходило с ума любящее сердце.
***
Том не звонил Биллу лишь по одной причине. И этой причиной была гордость.
Он знал, что именно эта черта иногда не давала ему делать глупости. А иногда причиняла вред. Но избавится от нее вот так, сразу, он не мог. Люди не меняются за один день.
Чуть успокоившись, он привел в порядок свою руку, правда, не нашел пластырь, но кое– как обработал ее и забинтовал. Навел порядок в спальне Симоны, по крайней мере, попытался, убрав в ящики все разбросанное им вокруг стола. Бросил полотенце в корзину для белья и скомкал листы, перепачканные кровью.
Время шло. А Билла все не было…
Не включая света, положив мобильник на кухонный стол, Том залез на подоконник, хотя и знал, что не увидит он Билла в темноте.
– Вот так и буду тут сидеть, пока не ты придешь. Или пока не сдохну, на этом подоконнике чертовом, понял? – пробурчал он,– назло тебе, сволочь.
«Где ты? С кем? С КЕМ, Билл?»
Комок стоял в горле. Обида, боль, ревность.
Том сидел, выкуривая сигарету за сигаретой. С тяжелыми мыслями. С тяжелым сердцем. Прекрасно понимая, что должен был чувствовать Билл после того, как он, Том, все ЭТО проорал ему в лицо. Несмотря на то, что брат как-то слишком спокойно отнесся к тем словам. Слишком. Неправильно, что ли. Как будто он все уже знал, чувствовал, предполагал, заранее успокоившись.
Жалел ли Том, что сказал о Куларе? Он не мог понять, но догадывался, что долго носить в себе это не смог бы все равно. И если не сегодня, так завтра или послезавтра, но Билл узнал бы. Обязательно.
***
Билл добрел до поворота к дому, чуть постоял и прошел дальше, решив пройти через соседний двор.
Не хотелось ему, чтобы Том видел, как он идет домой. Не спеша прошел на детскую игровую площадку, поднял голову, глядя на окна их квартиры. Было темно. Но Билл знал, что Том дома. Знал, чувствовал, что тот сидит на своем любимом подоконнике и всматривается в темноту за окном.
Во дворе было уже пусто. Место, которое днем озарялось детскими улыбками, радостными криками и смехом, сейчас было пустым и одиноким. Таким же одиноким, как и он.
Билл сел на бортик детской песочницы, провел пальцами, зарывшись в песок. Под руку попалась детская лопатка, забытая каким-то карапузом. Он поковырялся ею в песке.
Очень хотелось вернуться домой, и в то же время, он понимал, что им с Томом сейчас не избежать ссоры.
Порыв ветра растрепал ему волосы, и за спиной что-то тихо звякнуло. Билл оглянулся. Качели. Встал, отряхнув руку и оставив лопатку, подошел к чуть раскачивающемуся сидению. Взявшись за холодные цепи, он сел, чуть оттолкнулся от земли и подтянул ноги, явно слишком длинные для этого занятия. Улыбнулся сам себе, когда на секунду почувствовал себя ребенком, качнувшись несколько раз.
И теперь просто сидел, задумчиво покачиваясь на детских качелях, всматриваясь в себя. В свою душу. Мальчик, слишком рано повзрослевший, узнавший всю жестокость жизни на собственной шкуре. Но еще, узнавший, что такое ЛЮБОВЬ.
Было невероятно тяжело думать о том, что эта любовь может стать такой же жестокой, как и сама жизнь. Билл знал, что сейчас он живет одним днем, боясь загадывать, что будет дальше. Если это «дальше» будет без Тома.
