Он сам на ЭТО выведет Тома. Не знал как, не знал где. Но то, что он поставит на этом всем точку, он знал. Так или иначе. Но поставит.
Так будет нужно им обоим, чтобы, в конце концов, не свихнуться.
Билл больше боялся не за себя, а за Тома. Зная, насколько тот ранимее в эмоциональном плане. Хотя и сам понимал прекрасно, что если все-таки Том решит, что близких отношений быть не может – то нужно будет уехать. Даже зная, что он сам загнется в одиночестве, нужно будет дать шанс Тому нормально жить дальше. Если он сможет. Если. Сможет.
***
Парни зашли в кафе, прежде чем отправиться в клуб, основательно там заправились, и уже после этого пошли в боулинг, чтобы зависнуть в нем на несколько часов. По выходу из клуба Том, чуть расслабленный и уставший, и в то же время взбудораженный, снова позвонил Биллу, которого уже тихонько потряхивало от беспокойства.
– Я сейчас парней развезу по домам и приеду, окей?
– Да, конечно, – Билл услышал, что Том совершенно трезвый, и успокоился. – Ты голодный? Я что-нибудь приготовлю к твоему приезду.
– Хорошо бы, – Том улыбнулся.
– Окей. Аккуратнее на дороге. Я жду тебя.
Том невольно сглотнул, и отключил телефон: «Я знаю, что ты меня ждешь».
«Я жду тебя». И так сладко ноет в груди.
«Я жду тебя». И боль пронзает сердце.
Я. Жду. Тебя. Всего три слова. Три простых слова.
Только почему от них мурашки по спине? Да потому, что на эти слова безумно хотелось ответить: «Спасибо, котенок. Я скоро приеду. К тебе».
Том действительно чуть отвлекся этим вечером, азарт игры захватил его. Делая «страйки», после которых вопил от радости, как первобытный дикарь, попавший копьем в сердце мамонта, сбив одним броском сразу все кегли, удачно завершив «фрейм». Да и во время «спэа» тоже не меньше радовался. Сбивая кегли за два удара. Он тихо бесился, когда получался «сплит», который потом не так-то просто было выбить одним ударом, потому, что три чертовых кегли оставались на месте, да еще и на отдалении друг от друга. Но тем слаще была радость победы, когда это удавалось.
И вообще Том сегодня был в ударе – набрал почти двести очков, из трехсот возможных, это был замечательный результат, так как больше двухсот делают только профи, а триста – это результат практически недосягаемый.
Так что Том был доволен собой, обыграв своих друзей, обойдя их на много очков вперед. Они не играли на деньги, но моральное удовлетворение от выигрыша было для Тома намного важнее. Он развез своих приятелей по домам, а когда возбуждение от игры начало потихоньку спадать, вот тогда и вернулось волнение – скоро он должен вернуться домой. А дома – Билл. А дома опять начнут разрывать душу такие противоречивые чувства.
***
Том открыл дверь своим ключом, и с замирающим сердцем зашел в квартиру. Вдыхая запах дома, к которому был примешан тонкий аромат парфюма Билла. От этого слегка закружилась голова.
– Привет, – Билл из комнаты вышел почти сразу, глядя, как Том кивает, сосредоточено развязывая шнурки на кедах, которые обычно не развязывал никогда, чем вызвал усмешку у Билла, понимающего, что Том будет сейчас делать что угодно, лишь бы не встречаться с ним взглядом.
– Ты давай, мой руки, я пока накрою ужин.
– Да, спасибо. Ты поешь со мной?
– Может, немного.
– А, ну хорошо, – Том ушел в ванную, оттягивая момент, когда уж точно придется сесть напротив брата и посмотреть на него.
– Как успехи в игорном бизнесе? – Билл с едва заметной улыбкой наблюдал за суетящимся Томом, который искал то солонку, то перец, прежде чем сесть за стол.
– Супер. Я сделал всех! – Том улыбнулся и глянул на Билла.
«Наконец-то!» – отметил Билл про себя.
– Я даже не сомневался, – Билл, лениво ковыряя вилкой в своей тарелке, саркастически усмехнулся.
– Не веришь? – возмутился Том.– Да я их там всех…
Билл вскинул взгляд на Тома, взмахнув длинными ресницами, вскинув бровь с пирсингом, едва прищурившись, пристально и пронизывающе глядя в упор.
Том замолчал, наткнувшись на этот взгляд, понимая, что Билл, его как бабочку иглой, проткнул насквозь этим взглядом, пришпиливая к спинке стула.
– Верю, ты ешь давай, остывает.
Том опустил взгляд, чувствуя, как снова приливает к щекам кровь. Как в груди полыхает огонь. Поел все-таки, еле-еле запихнув в себя ужин, хотя до этого был голодный. Просто рядом с Биллом исчезли все желания. Кроме одного – и он его тщательно пытался скрыть, от самого себя в первую очередь.
А когда, забирая тарелку у Тома, Билл уронил вилку и резко присел за ней, оказавшись лицом возле бедра Тома, опершись о его коленку теплыми пальцами, Том и вовсе вдохнул и забыл выдохнуть.
«Сука, что ж ты делаешь!» – пронеслось у него в голове, и забилась жилка на виске.
Билл поднялся, оттолкнувшись от его колена, скользнув взглядом по остекленевшим глазам. И потом улыбался, обернувшись к мойке, складывая в нее посуду, зная, что Том не видит его лица, но чувствуя на себе напряженный взгляд.
Том смотрел на поясницу Билла, на его короткую футболку, на низко сидящий пояс джинсов, на полоску открытой кожи между ними – нежной кожи, гладкой, как шелк. Ему так хотелось прижаться к ней губами, чувствуя ее тепло и запах чистоты. До головокружения хотелось.
Но вместо этого Том встал, закурил, нервно затянулся, стоя к Биллу спиной, тупо уставившись в окно. Пытаясь не смотреть на его отражение в темном стекле, практически заставляя себя отводить взгляд от него. От его гибкого тела, двигающегося у него за спиной. Билл заваривает кофе, достает чашки, выкладывает на блюдо нарезанные куски вафель из холодильника – в общем, не делает ничего такого особенного.
Но для Тома даже это было слишком. Он стискивал зубы, ему хотелось скулить. Ему хотелось схватить это ходячее воплощение сексуальности и зацеловать до смерти, чтобы больше не издевался, не мучил его.
Кофе Том выпил в два глотка и практически сбежал с кухни, бросив через плечо:
– Я в душ и спать. Наверное.
– Окей, – улыбнулся Билл. – «Навеееерное».
***
А потом, чуть позже, когда Том принял душ и ушел в свою спальню, Билл, глядя в тихо бубнящий телевизор, вдруг замер, привлеченный звуками музыки, не сразу поняв, что ЭТО и откуда. А когда понял, прошли мурашки по спине.
Это была гитара Тома. Его гитара пела.
Вырубив телевизор, обалдевший Билл пересел на кресло у стены, разделявшей их с Томом спальни, там было чуть слышнее. Как же сильно Биллу хотелось сейчас оказаться рядом с Томом. Близко, как можно ближе. Но он понимал, что если брат не позвал его, значит, хочет побыть один.
И Билл, откинув голову на спинку кресла, слушал эти звуки, извлекаемые любимыми пальцами. И знал, что Том сейчас ГОВОРИТ руками. Это были разные мелодии – одни медленные, другие быстрые, но все красивые. Очень красивые.
Одной секунды хватало, чтобы понять – такое не извлечешь одними пальцами. Там есть душа, там сердце. Печаль и грусть. Иногда почти плач, стон. А потом, Билл распахнул глаза и замер, услышав ту мелодию, самую первую, которую когда-то сыграл ему Том. Тогда, Билл и не мечтал уже о Томе, думая, что не нужен он ему будет. ТАКОЙ. После их столкновения в клубе…
Сейчас, эта музыка всколыхнула душу Билла. До самой ее глубины. До донышка. Это было очень сильное ощущение. И, может, поэтому, Билл, подтянув к груди колени, обнял их, прижав к себе, невольно погрузился в воспоминания.
Тогда, принеся для Симоны документы из клуба и застав дома только Тома, в замешательстве сказал, что подождет ее на улице. Билл прекрасно помнил вопрос Тома:
«Тебе в падлу побыть рядом со мной, пока нет Симоны?»
Это было резко, почти зло. Но что-то было в нем такого, именно из-за этой злости, что Билл почувствовал – Тому он небезразличен. Даже после того, как Том видел его с мужчиной в клубе.
И Билл ответил вопросом на вопрос:
– А тебе? Не побоишься измазаться?
И резко глянул тогда на Тома, который стоял, прислонившись плечом к дверному косяку.
