Закрыв глаза, Антон сильно зажмурился.
Может, он таким и казался окружающим? Маленьким мальчиком, которому не позволили повзрослеть, у которого почти отняли отца. Сначала его работа, а потом неизвестная девчонка с улицы?
Детская обида, не выплаканная за годы боль, эгоистичная жалость к самому себе, немилосердное и уставшее быть добрым общество, которое его воспитало и взрастило вместо отца!..
Что он мог изменить? И мог ли?.. Вернуться в прошлое и всё исправить, шанса не было, но, может быть, сейчас ему стоит обернуться и понять, что он сделал не так?.. Ведь, наверное, было очень много того, что он сделал неправильно. Хотя бы в отношении этой девчонки. Ведь за что-то она его ненавидит! За что? Что он сделал? Где оступился, где ошибся? Да, они никогда не были друзьями, терпеть друг друга не могли, но и обоюдной ненависти между ними не было.
Или ему так лишь казалось? Он ошибся, и она была, эта ненависть? С ее стороны?..
А с его?.. Что он чувствовал к ней, кроме жгучей, разъедающей ревности и дикой злобы?..
Но ведь что-то изменилось, он это чувствовал. Не пылала Даша такой лютой к нему ненавистью четыре года назад, когда выставляла на показ перед социальной службой, как счастлива, что именно Антон, а не кто-то иной, стал ее опекуном. Ее чувства были открытыми, искренними, откровенными. И она тогда его не ненавидела. Да, было что-то в ее взгляде, мучительное, болезненное неприятие ситуации, но она мирилась. Она хотела… она пыталась сделать лживое счастье настоящим, чтобы убедить в нем и себя.
Может быть, она бы и хотела его ненавидеть, но своих чувств не показывала.
Значит, причины его ненавидеть у нее появились позже?..
И эта странная история с ее одеждой, с тем, как она жила всё это время, недосказанности, намеки, упреки, высказанные, словно бы вскользь, кривые замечания и сарказм в голосе. Ее ненависть и злость. Ее обида, разочарование… в нем. Будто она на что-то надеялась, ждала чего-то, но осталась обманутой.
Что-то тут было не так, Антон чувствовал это.
Сейчас, на свежую голову, избавившись от злых, раскалывающих его на части мыслей, он посмотрел на всё иными глазами, будто снял розовые очки. И увидел. Ее… такую настоящую, живую, сейчас перед ним обнаженную, полностью искреннюю. Не скрывающую своих чувств. Ту, какой он ее никогда не знал.
И в этой Даше было так много вопросов!.. Вопросов, на которые сама она отвечать не желала.
Задумчиво покрутившись в кресле, Антон вновь уставился в окно.
Может быть, он был слеп все эти годы? Эти четыре года, когда за девчонкой присматривала Маргарита Львовна? Он что-то упустил, не досмотрел, не увидел?.. Не захотел видеть?!
Антон не любил оставлять недосказанности после себя, это раздражало. А в истории Даши было очень много недосказанностей и вопросов. Ответы на которые, по всей видимости, ему придется искать самому.
Резкий и пискливый сигнал селектора он, от неожиданности вздрогнув, проигнорировал.
Он узнает правду, доберется до истины, как делает это всегда, разгадает тайну за семью печатями.
И сделает так, чтобы их с Дашей жизнь под одной крышей не превратилась в кошмар.
Хотя… кто ему обещал, что будет легко?.. Легко не будет. Не с ней. И не с ним. Это будет почти война.
Повторный сигнал селектора он игнорировать уже не мог.
— Да? — устало и немного раздраженно.
— Антон Олегович, — послышался голос Наташи, — к вам Вячеслав Игоревич Лемешев.
Антон удивленно вскинул брови. Слава?.. Хм, странно, какими судьбами?..
— Пусть заходит, — ответил он, выпрямляясь. — И перенеси встречу с Шубиным на половину четвертого.
— Хорошо.
Отключившись, Антон уставился на дверь, ожидая прихода друга.
Но мысли о Даше так и не оставили его в покое, на короткое время лишь отойдя на задний план.
— Антон Олегович, — послышался в дверях голос Славы, и он сам стремительной стихией вплыл в кабинет друга, улыбаясь от уха до уха. — К вам можно?
Антон невольно усмехнулся. Светловолосый гигант с беспечной шевелюрой и острым взглядом тигра не вязался с образом затейника, каким Слава был большую часть времени. Одет с иголочки, в строгий деловой костюм серого цвета, с галстуком, в начищенных черных туфлях, которые, кажется, не тронула московская грязная весна, он не казался шутником и дамским угодником, каковым являлся, скорее, умелым дельцом с острым, как бритва, умом и волчьими повадками.
Медленно передвигаясь вглубь кабинета Антона, мужчина продолжает улыбаться.
— Отчего же так официально? — поинтересовался Вересов, указывая другу на кресло напротив себя.
— Решил тебя побаловать, — хохотнул тот, усаживаясь напротив него.
А Антон, резко поменявшись в лице, вдруг вспомнил, что именно так, по имени отчеству, его сегодня утром назвала Даша. Пренебрежительно так, с иронией, скрытым сарказмом. Мужчина нахмурился.
— Да ладно, ладно, — усмехнулся Слава, восприняв все на свой счет. — Не хочешь, не буду так называть.
— Да дело не в тебе, — задумчиво выговорил Антон.
Слава настороженно застыл.
— А в чем? — поинтересовался, вмиг становясь серьезным. — Или… в ком? — сощурившись, уточнил он.
Быстрый внимательный взгляд на него, из-под сведенных бровей. Жесткая линия губ выдает негатив.
— В Даше.
Светлые брови изумленно приподнимаются чуть ли не к корням волос.
— В этой девчонке? — откинувшись на спинку кресла, Слава равнодушно махнул рукой. — Что с ней не так?
— Всё не так.
— Мда, друг, — покачал головой Лемешев. — Дети, они, знаешь ли, приносят одни проблемы, да геморрой на задницу. Оно тебе надо было? — скривился он. — Сдал бы ее уже в детский дом, чего мараться-то?
Антон стиснул зубы. А то он об этом не думал! За четыре года, превращенные в ад. Думал, и не раз, а толку? Отец ему этого никогда бы не простил, вот в чем было дело. А осквернить его память, он не смел.
— Ах, да, — понимающе проговорил Слава, смутившись, — отец… Верно?
— Да. Он бы не простил мне этого, — согласился Антон.
Он перестал думать о том, чтобы сбыть девчонку с рук уже в тот миг, когда осмысливал завещание отца. Он верил ему. Он доверил ему… самое дорогое, бесценное, самое любимое, что было у него в конце жизни — ту, которая очень многое забрала у самого Антона, но которая так много дала его отцу!
— И чего ему сдалась эта девчонка?! — воскликнул вдруг Слава.
— Ты меня спрашиваешь? — фыркнув, воскликнул Антон. — Я на это семь лет угробил, всё думал, чего?
— И что надумал? — осторожно поинтересовался Лемешев, наклонив голову набок.
— Ничего. Так и не понял, — признался Антон.
И это выводило из себя равно, как и то, что он оказался ко всему этому причастным.
— И сколько тебе ее терпеть осталось? — с сочувствием проговорил друг.
— Два года, — коротко бросил Антон, а перед глазами мгновенно всплыл ее образ. Темные, разметавшиеся по спине волосы, глубокие черные глаза с горящим внутри вызовом, упрямый подбородок, сжатые губы… — Пока ей не исполнился восемнадцать.
— Что?! — Слава чуть из кресла не выпрыгнул. — Ей что, уже… шестнадцать, что ли?! Да, во истину, чужие дети быстро растут! — и засмеялся, а потом вдруг с гоготом. — Вот черт! Это ты оказался под одной крышей с девчонкой-подростком?! — продолжал открыто смеяться мужчина, даже не пытаясь скрыть своего веселья.
— Не вижу ничего смешного, — злобно выдавил из себя Антон.
— Конечно, не видишь. Зато я вижу, — согласился друг и сквозь смех поинтересовался: — Ты хоть нас с ней познакомишь?
Антон сцепил руки в замок и сквозь зубы процедил:
— Кого это — нас?
Слава пожал плечами.
— Ну, хотя бы меня и Леху, — посмел ему даже подмигнуть. — Хочется взглянуть на твою… воспитанницу.
— Она что, игрушка, что ли, — недовольно пробормотал Вересов, — чтобы ее всем на забаву показывать?
Слава, почувствовав в Антоне медленно нарастающий яростный вихрь, решил отступить.
