Сердце билось в груди, как сумасшедшее, а в груди застыл дикий страх. Она уже успела забыть, когда в последний раз так сильно боялась чего-то. Много лет назад, будто в другой, не ее, жизни.
Семь лет назад, когда Алексей, сожитель матери, привел к ней незнакомца в черном деловом костюме. Тот смотрел на нее с жадным интересом своими маленькими поросячьими глазками и то и дело тыкал в нее пальцем, разговаривая с Алексеем на непонятном Даше языке «производства». О чем они беседовали, Даша, хотя и находилась в комнате в тот момент, так и не поняла. Но, поймав брошенный в свою сторону внимательный сладострастный взгляд (да, да, сейчас она подумала, что он был именно таким!), девочка сильнее сжалась в углу комнатенки, в которой находилась, и затравленно смотрела ему вслед, почти не поднимая глаз. А когда незнакомец, прощаясь, сказал, обращаясь к ней и не сводя с нее скользкого взгляда, что обязательно придет еще раз, Даша по-настоящему испугалась.
Как испугалась и сейчас. И хотя незнакомца она больше никогда не видела, чувство пронизывающего, едкого страха, сковывающего ее по рукам и ногам, она не забыла. И сейчас оно накрыло ее с головой.
Даша, прижатая к стене мощным телом (по всей вероятности, мужским), рьяно попыталась вырваться и закричать, но эта попытка была пресечена резким толчком в спину. Рот был стремительно зажат грубой мужской ладонью с шершавой кожей, не оставляя девушке попыток вырваться из тисков захватчика.
— Стой смирно, — раздалось у самого ее уха, — а не то вырублю на месте.
Даша застыла. Не от приказа, грубого и отвратительно угрожающего, а от воспоминаний, которые вмиг настигли ее. Этот голос. Этот запах… сырости, плесневелости, затхлый запах смерти и ужаса. Говорят, что именно запахи способствуют тому, чтобы вспоминать события давно минувших дней, и в тот момент, когда ее носа коснулся отвратительный запах плесневелости, Даша, поморщившись, едва не задохнулась. Этот запах, как и этот голос, она забыть не могла. Голос сожителя ее матери, той женщины, которая родила ее, но матерью так и не стала. Алексей! Вернулся из прошлого, покрытого мраком. Вернулся за ней.
Всё внутри нее возмутилось этому, но пораженная открытием она застыла неподвижно.
— Ты?.. — сорвалось с ее губ почти против воли, и она вдруг дернулась под прессом его тела.
Он грязно хохотнул, прижимая ее к стене еще сильнее.
— Узнала, значит, — прошептал он липким шепотом ей в шею. — Я очень рад, ты даже не представляешь, как сильно. Не дергайся, я сказал! — грубо толкнул ее лицом в стену, когда Даша предприняла новую попытку вырваться из его лап.
И Даша перестала сопротивляться, обескураженная и обездвиженная. Пораженная, ошарашенная и пришедшая в состояние крайнего эмоционального взрыва, почти раздавленная появлением этого человека в своей жизни вновь. Он не должен был в ней появиться. Он появился из ниоткуда. Словно призрак, будто тень прошлого, им же покалеченного и девушкой забытого.
Когда-то, годы назад, когда она спрашивала у Олега, придет ли за ней Алексей, чтобы забрать с собой, тот отвечал, что злодей никогда больше не появится в ее жизни, и она… поверила ему. Доброму дяде Олегу, который никогда, кроме единственного раза, не обманывал ее.
А сейчас Алексей стоял рядом с ней. И она вновь чувствовала себя маленькой девочкой, застывшей в страхе, как перед опасностью, перед зверством этого человека. Вновь одна против всего мира. Одна…
Ей понадобилось много времени, чтобы справиться с кошмарами, перестать плакать по ночам, молиться во сне о здоровье Юрки и молить Господа о том, чтобы Алексей не ворвался в ее жизнь и не разрушил то, что она уже успела построить и что строить лишь собралась. Она научилась верить, не кричать от страха, не думать о завтрашнем дне, как о последнем, она почти стала уверенной в нем.
А сейчас… Все ее веры и надежды рушились от звука знакомого голоса из прошлого.
И всё в ней противилось этому, билось внутри нее яростным протестом, жгучим негодованием и силой, всколыхнувшейся из самых глубин существа, ринувшейся ей на помощь, чтобы спастись. Еще раз.
— Отпусти меня, — почти грубо, сквозь зубы выдавила Даша, толкнувшись спиной в его сторону и пытаясь сбросить с плеч его руки.
— Охо-хо, — воскликнул мужчина, — какие мы грозные стали. И уверенные в себе, да? — видя ее попытки освободиться, он лишь рассмеялся, а потом злобно отметил: — Ну, конечно, так-то жить, можно и зазнаться, а? Забыть о том, кто тебя родил, кто воспитал, да?!
— Не вы меня воспитывали! Не вы и… не она, — называть ее матерью у Даши не поворачивался язык.
— Ритка тебя родила, — гаркнул Алексей, сдавливая ее плечи. — И уже за это ты должна ей быть благодарна!
— Юрку она тоже родила, — напомнила Даша, ощущая боль в горле, — но и убила его так же хладнокровно.
— Пацану было суждено умереть, — мрачно возразил мужчина. — Его бы сам Господь Бог не спас, ты что, не помнишь!?
О, она помнила! Отлично помнила, что, когда брат умирал, мать шлялась по городу, не удосужившись заглянуть к сыну и узнать, как он себя чувствует. Ей было всё равно. Всегда. Плевать и на сына, и на дочь.
— Вы даже на лекарства мне денег не дали, — с обидой в голосе выдала Даша, попытавшись вырваться. — Ему можно было помочь, можно было спасти!..
— Нет, нельзя! — отрезал Алексей и, резко дернув ее за плечо, повернул к себе лицом, нависнув над ней. — Пацан был трупом, а мертвым я не помогаю.
— А вы и живым не помогаете, — злобно выдохнула Даша, с ужасом глядя в безумные светло-карие глаза зверя, нависшего над ней, и сглотнула страх, будто стараясь спрятать его внутрь души и сердца.
На лице Алексея мелькнула какая-то странная улыбка, Даша не успела понять, гневная или довольная.
— А ты осмелела, я смотрю, — проговорил он, гадко ухмыльнувшись, а потом, резко толкнув ее вперед и нависнув над девушкой, зашептал противным голосом с призвуком шипения. — Ты что ж, забыла, как чуть в бордель не загремела?! — толкнув ее еще раз, так, что девушка ударилась затылком о стену, он сошел почти на свист. — Так сейчас-то не рыпайся, а то я тебе быстро это организую. Искать будут, не отыщут.
Боль отдалась в затылке незамедлительно, но Даша почти не обратила на нее внимания, наверное, от шока. В голове всё смешалось. Мысли кружились в ней бессвязным потоком невысказанных фраз, а перед глазами сизый туман, в котором, разрывая серую мглу, звучит, уничтожая, вязкий голос заклятого врага.
— Что?.. — сухими губами проговорила девушка. — Какой… бордель?..
Ее вопрос порадовал мужчину, он неловко повел плечами, гордо вскинув подбородок и сощурив глаза.
— А что, твой благодетель тебе не рассказал? — усмехнулся Алексей жестко. — Я бы за тебя мог хорошие деньги получить, договорился с одним… кинопродюсером и режиссером, — он гадко и мерзко рассмеялся ей в лицо, и девушка с отвращением поморщилась, а Алексей продолжал: — Я уже и сумму всю почти выудил у них, понравилась ты им, сказали, спрос на тебя будет у зрителей, — он снова хохотнул, а Даша стояла и смотрела на него снизу вверх, недоумевая и понимая, что дрожит по неизвестной причине. — А тут явился… этот твой, Вересов, москвич хренов. Больше предложил, сказал… больно хороший ты товар, — и загоготал.
— Ты врешь!.. — возмутилась она, рванулась вперед, желая освободиться. Верить сказанному она не хотела.
— А зачем мне врать? — парировал мужчина, с силой удерживая ее на месте. — Незачем. Себе тебя Вересов забрал, и прогорело дело с твоей актерской карьерой, — и Алексей вновь расхохотался. — А то была б звезда порно-экрана! Да не стала, детка. Спасибо своему профессору скажи, — и, насмешливо взглянув на нее, расхохотался вновь. — Ах, да, ты ж не сможешь ему сказать. Помер он, — Даша возмущенно забилась в его руках, а тот, казалось, не обращал на это внимания. — Ну, ничего. Заочно поблагодари, что такую карьеру тебе испоганил!
— Порно-экрана?.. — недоуменно проговорила Даша, хлопая ресницами.
