Бесконечность любви, бесконечность печали

«А вдруг его усыновили? - похолодело в душе. - Что бы там ни было, я должен его найти. Должен знать: он жив, любим, с ним все в порядке. Остальное как-нибудь разрешится... Только бы найти!» - повторял он как молитву.

Вадим вошел в больницу через служебный вход, спросил Клю­ева и назвал свою фамилию. Медсестра без лишних слов выдала халат и бахилы и направила в отделение. Там ему вручили ключ от кабинета заведующего и сообщили: Александр Иванович на кон­силиуме. Ничего не оставалось, как ждать.

Нетерпеливо поглядывая на часы, большую часть времени Ва­дим провел в раздумьях. Почему-то вспомнилась фраза отца о миге бесконечности, его теория развития цивилизации и функции в ней человека как передаточного звена для следующих поколений. Включая не только генный материал, но и воспитание - знания, умение, опыт. Выходило, что сам факт наличия у индивидуума де­тей совсем не являлся гарантией того, что основная человеческая миссия выполнена и миг бесконечности прожит не зря.

Как жаль - он столько лет даже не подозревал о существовании сына! Сколько времени упущено... Осознание этого выливалось в чувство вины, неудовлетворенности собой. Настроение упало. Раздражало и долгое ожидание друга: ведь надо скорее что-то де­лать, собирать информацию!

Звонок Поляченко ненадолго отвлек от упаднических мыслей. Умница! За короткое время он по своим каналам проверил исто­рию дома и хозяина: на удивление все чисто, можно готовиться к покупке. Хотя бы здесь не потребуется дополнительных усилий. Поблагодарив Андрея Леонидовича, Вадим позвонил в агентство и дал команду на подготовку сделки, а затем, глянув на часы, на­брал Зину. Хотя мог этого и не делать: рабочий день закончился, и если секретарь сама не побеспокоила, значит, в офисе не случи­лось ничего экстраординарного.

Так оно и было. Выслушав от слегка удивленной Зины краткий деловой отчет, Ладышев пожелал ей доброго вечера, отключил звонок, но, посмотрев на тускнеющий дисплей, поймал себя на желании позвонить еще кому-нибудь, скоротать время до прихода друга. Можно было, например, поинтересоваться у Артема, чем все закончилось после его отъезда, и даже вызвать его на откровен­ный разговор. Хотя стоит ли?

Что там творилось в семействе Балай и каково состояние ее здо­ровья, ему было все равно. Если уж стоило за кого-то переживать, так это за парня. Мать в нем не ошиблась: порядочный, достойный молодой человек. И по закону подлости угораздило же его встре­тить девушку, которой не дано любить никого, кроме себя. Холод­ное сердце и расчетливый ум в красивой обертке. Такая никогда не бросится на помощь в трудную минуту, не станет ради другого рисковать комфортом и благополучием.

В этом Кира, пожалуй, еще покруче матери. Ведь какой бы ко­варной, мстительной и бесчеловечной ни была Людмила Семе­новна, о дочери она думала всегда и по-своему заботилась о ее бу­дущем. А вот дочь, увы, вряд ли станет переживать, даже если мать уйдет из жизни. Вадим не сомневался в этом, ибо истинную свою сущность девушка продемонстрировала уже с первого их свида­ния - ее заботили лишь деньги.

Во вот только как объяснить любящему сердцу Артема, что оно ошибается? Возможно ли хотя бы заставить его выслушать иное мнение, не вызвав яростного протеста? Достаточно вспомнить себя, свою слепую влюбленность в Леру и попытки родителей раскрыть ему глаза. Что из этого вышло? Только рассорило их, раз­вело по разные стороны... Это сейчас, по прошествии лет, понятно, насколько прав был отец, но тогда Вадим даже не позволил ему объяснить свою позицию. В итоге до сих пор пожинает горькие плоды собственной глупости и самонадеянности.

«...Такие, как Лера, с годами не меняются, - пожелтевшая от вре­мени медкарта словно подтверждала его правоту. - И Кира ей под стать. Бывает, люди, совершая дурные поступки, руководствуются какой-то своей правдой, непостижимой для окружающих, но спу­стя время осознают их неблаговидность, мучаются, просят проще­ния. И Лера, и Кира не из этого разряда. Даже если они и заставят себя произнести «прости меня», веры им нет и быть не может. Но это теперь я стал такой мудрый, когда сполна хлебнул дерьма. Ар­тем же только в начале пути. Поверит ли мне? Скорее всего, нет. Каждый должен пройти сквозь строй собственных ошибок, вы­брать свою дорогу...»

Но и в остальном все не так однозначно. Если вчера, слушая аудиозапись, Вадим почти ненавидел Людмилу Семеновну, то се­годня таких чувств не осталось и в помине. Напротив, он искренне готов пожелать ей скорейшего выздоровления: ведь не будь ее та­кой, какая она есть, он никогда не узнал бы о сыне.

Любопытно, зачем понадобилась Балай история родов Вале­рии? Вряд ли от избытка добрых к ней чувств. Впрочем, козни и интриги Людмилы Семеновны в данный момент ему неинтерес­ны.

От размышлений Ладышева отвлек послышавшийся в коридоре зычный голос Клюева.

- Привет! Дождался-таки! Молодчина! - обрадовался тот другу, вымыл руки, тщательно вытер их полотенцем и лишь после этого протянул ладонь для приветствия. - Случай у нас сложный: ЭКО, тройня, двадцать семь недель. Две девочки развиваются нормаль­но, а вот с мальчишкой беда, загибается. Сестрички под себя под­мяли, пуповину запутали. Так что завтра будем кесарить, - оправ­дал он свое долгое отсутствие. - Показатели...

- Сань, извини, но об этом случае - в другой раз... - перебил его Вадим. - У меня здесь головоломка, думаю, позаковыристее, - протянул он историю роженицы. - Как лучший специалист по ро­довспоможению внимательно изучи и скажи, что думаешь.

Клюев сел за рабочий стол, с недоумением взглянул на титуль­ный лист.

- Старая форма... Откуда она у тебя?

- После объясню. Изучай.

- Ну хорошо... Чай будешь? И мне заодно завари. Чашки внутри, - кивнул Саня на тумбочку в углу.

Наблюдая за другом, Ладышев включил чайник, взял с полки чашки, бросил в них по пакетику заварки.

«Не мешало бы чего покрепче принять внутрь, - подумал он. - Выйти покурить, что ли?»

- Я отлучусь на пять минут, - поставил он в известность друга.

- Курить? Спустись вниз по лестнице на крыльцо служебного входа. Там все курят.

В отличие от других Клюев никогда не читал Ладышеву нота­ций по поводу вредных привычек, здраво полагая, что тот и сам в курсе. Захочет - бросит и без его советов.

Выйдя на крыльцо, Вадим жадно затянулся, но быстро понял: курево не снимет эмоционального напряжения. Сделав еще за­тяжку, он загасил сигарету, бросил в урну и вернулся в отделение.

Раскачиваясь в кресле, Клюев уже отхлебывал чай из кружки, перелистывая историю болезни.

- Ну что скажешь? - не выдержал Вадим.

Ничего, - Саня на секунду задумался. - С медицинской точки зрения все сделано правильно. Роды тяжелые, ягодичное пред­лежание... При поступлении - активная родовая деятельность, воды отошли. Схватки прекратились, когда плод, по сути, уже был в родовых путях. Такое бывает... - подтвердил он. - Плохо и для ребенка, и для роженицы. Но делалось все, что рекомендовано в таких случаях. Так что вопросов к медикам нет. До момента исти­ны - кого спасать: мать или ребенка? - дело не дошло. Двукрат­ное обвитие пуповиной обнаружили уже после родоразрешения... Клиническая смерть младенца. И здесь надо отдать должное нео- натологам: откачали быстро.

- А если бы сразу пошли на кесарево? То же ягодичное предле­жание, насколько я знаю, фактор риска. И если сразу планировать кесарево, можно всего этого избежать...

- Если бы да кабы... - Клюев задержал внимание на одной из страниц. - Роженицу доставили уже в процессе: то ли дома переси­дела, то ли стремительные... Плохо, что обвитие не обнаружили на последнем УЗИ, - покачал он головой. - Да, ягодичное предлежа­ние - одно из показаний для кесарева сечения, но могли надеять­ся, что все пройдет нормально: вторые роды. Конечно, при первых признаках, что схватки прекращаются, необходимо идти на кеса­рево, но сам понимаешь: все мы крепки задним умом... Впрочем, похоже, что мамаша изначально готовилась к такому исходу...