– Ты действительно думаешь, что я все время ждал, пока не подвернется кто-нибудь получше? Что я тебя использую?
Я вытерла нос тыльной стороной ладони и отвернулась, не в состоянии взглянуть ему в глаза, и сипло ответила:
– Думаю, ты никогда не переставал считать меня такой девицей. Такой, которую не можешь особенно уважать.
– Тогда, может быть, ты и правда не так уж умна.
Его кошмарный тон резанул меня по живому.
Кажется, никто никогда не ранил меня словами так глубоко, как он. И я ненавидела его и власть, которую он забрал надо мной.
Кэм вздохнул, и я наконец-то посмотрела на него. Он с силой провел рукой по лицу и, отвернувшись от меня, устало произнес:
– Пожалуй, тебе лучше уйти, пока мы не наговорили еще больше мерзостей, которых не имеем в виду.
Я не стала ему отвечать.
Просто ушла.
Глава 27
Заснуть той ночью оказалось нелегко. В конце концов я впала в забытье за час до рассвета и проснулась в половине одиннадцатого от громкого трезвона моего телефона.
Эсэмэска от дяди Мика напоминала, что я обещала пойти с ним смотреть квартиры. Это было замечательно. Наверное, лучший способ удержать мой ум от мыслей о ссоре с Кэмом.
В течение ночи меня мотало от одного полюса к другому. Часть меня полагала, что наша ссора была смехотворна, что нелепо ощущать такую боль из-за каких-то недопониманий. И я гадала, все ли эти недопонимания созданы мной самой. Три раза я почти бралась за телефон, чтобы позвонить Кэму, все обсудить, попытаться внести в эту трагедию хоть небольшую толику здравого смысла. Я видела подобную чушь по телевизору, читала о ней в книжках, и хотя наслаждалась буйством эмоций, но закатывала глаза и думала, что такого никогда не случается в реальной жизни. Люди не настолько глупы.
Ну что ж, оказалось – настолько.
Я настолько глупа.
В результате я так ему и не позвонила – решила, что мои раны пока чересчур свежи, чтобы говорить с ним. С шестнадцати лет я не оставалась без мужчины, а в периоды между отношениями искала себе нового парня. Я очень долго верила заявлениям мамы и отца о моей никчемности – и вместо того чтобы бороться со злобным бредом, которым они меня пичкали всю жизнь, я купилась на него и потому цеплялась за мужчин, обладавших, как я считала, всеми качествами, коих недоставало мне.
Кэм был иным с самого начала, но я все же решилась на отношения с ним. Я начала ему доверять. Более того, я начала полагаться на его мнение обо мне, потому что он помогал мне больше себя принимать, лучше о себе думать. Меня невыносимо мучила мысль, что я лишилась этого хорошего мнения. И даже хуже – что его никогда и не было.
Я потрясла головой, изгоняя эту мысль. Пусть даже из-за Кэмерона у меня все перепуталось в мозгах, но я не могла заставить себя поверить, что он никогда не видел во мне большего. Все, что он для меня сделал, все эти взгляды, вся ласка и нежность, которые он дарил мне, – они не могли быть фальшивыми. Я твердо знала: это не могло быть ложью.
Возможно, провести день отдельно друг от друга, чтобы успокоиться, было наилучшим решением.
Мы можем все обсудить завтра.
Я кивнула себе, борясь с болью в груди. Это было похоже на план.
Когда я встала, чтобы проводить Коула в школу, он только взглянул на меня – и сразу все понял:
– Вы с Кэмом поссорились?
– Чертов ясновидящий, – буркнула я чуть слышно, проходя мимо него, чтобы приготовить чай.
– Я так понимаю, это «да».
Я фыркнула.
– Это плохо? – внезапно встревожился он, как маленький мальчик.
Я оглянулась на брата через плечо. Коул пытался вести себя как крутой, будто наша ссора не значит ничего особенного, но я понимала, что он будет беспокоиться, как это отразится на его дружбе с Кэмом, и покачала головой:
– Все у нас будет хорошо. Не случилось ничего, что нельзя решить.
Облегчение засветилось в глазах братишки, когда он сочувственно улыбнулся мне.
«Сочувственная улыбка от Коула. Похоже, я и правда дерьмово выгляжу».
Я закрыла глаза. Боже, надеюсь, мы с Кэмом сможем все уладить. Я люблю его.
Испустив прочувствованный вздох, я открыла глаза и взвизгнула.
Паук.
На моей кружке.
– Коул! – заорала я, застыв на месте.
– Паук? – небрежно поинтересовался он, подходя.
Мой особый визг он знал отлично.
– Кружка.
Я не могла пошевелиться, пока Коул спокойно вытряхивал кружку за окно, выпуская паука на подоконник. Очень похоже на то, как поступил Кэм с огромным пауком, который обнаружился на его кухне. Меня накрыло волной тоски при воспоминании о том дне, и я постаралась подавить ее как можно быстрее.
Коул показал мне кружку, и я в ответ скорчила рожу:
– Выбрось ее.
Он закатил глаза:
– Просто вымой ее горячей водой.
– Если ты думаешь, что я смогу поднести эту кружку ко рту, не вспомнив о тонких мохнатых, бррр, – содрогнулась я, – ногах, ходивших по ней, то ты сумасшедший.
Еще разок закатив глаза, он выбросил кружку в мусорное ведро, и я обмякла от облегчения.
Черти бы взяли всех пауков этого мира. Они ставили серьезный барьер на моем пути к независимости. Когда Коул подошел и поцеловал мои волосы, прежде чем уйти в школу, я поняла, что теперь выгляжу не дерьмово, а просто жалко. И все же его любовь и сочувствие запустили по мне теплые мурашки, и на мгновение я позабыла все свои тревоги по поводу Кэма.
Я поспешила в душ и оделась удобно для осмотра квартир с дядей Миком. Проходя мимо маминой спальни, досадливо вздохнула. Мама не казала носа из комнаты уже несколько дней, и единственным признаком, по которому я могла определить, что она жива, был ее храп. Пока я стояла в нашей тихой квартире под маминой дверью, до меня дошло, что я уже неделю ни словом с ней не обменялась. Ни словом. «Может быть, это и хорошо», – подумала я с удивительной горечью. Наверное, я никогда бы не научилась лучше думать о себе, если бы продолжала подпускать маму достаточно близко: она бы отравила все мои попытки. И возможно, если бы я больше себя ценила, я бы не бесилась так из-за дружбы Кэма с Блэр.
Ну а может быть, все это только фантазии.
Мы с дядей Миком лежали на паркете трехкомнатной квартиры на Хериот-роу – улочке, огибающей северную сторону Квин-стрит-гарденс, всего в паре минут ходьбы от Дублинской улицы. Что еще более важно, за углом проходил переулок Джамайка-лейн, где Оливия только что подписала договор аренды на двухкомнатную квартиру над кофейней. У нее все складывалось удачно. Подтверждая расхожую мудрость «важно, кого ты знаешь», Кларк умудрился устроить Оливии собеседование в университетской библиотеке. Там она произвела изрядное впечатление своей американской магистерской степенью по библиотечным наукам и шестью годами опыта. Ее приняли на временный контракт, который через шесть месяцев предполагалось пересмотреть в пользу постоянного.
Оливия выглядела счастливой. Немного нервной, но счастливой.
Мик тревожился.
Поскольку Оливия сегодня впервые вышла на работу, я предложила составить дяде компанию в осмотре необставленной квартиры, расположенной так близко к новому дому его дочери. Отсутствие мебели не слишком радовало, но место подходило. Арендой занималось агентство Кармайкла, так что квартиру нам показывал Райан. Когда мы внезапно улеглись на пол, изучая уровень мастерства местных маляров-штукатуров, Райан вытаращился на нас, а потом сказал:
– Гм, я лучше подожду снаружи.
Мы с дядей Миком обычно так делали, когда он брал меня с собой на работу. Во время обеденного перерыва мы ложились на антипылевые чехлы и болтали обо всякой ерунде. Сегодня, однако, настроение мое не подходило для ерунды.
Зато подходило для ответов.
– Ты расскажешь мне, почему все время трясешься над своей взрослой дочерью, как будто она может в любую секунду исчезнуть или рассыпаться на миллион кусочков?
Мик тяжело вздохнул, перекатывая голову набок, чтобы поглядеть на меня. Его золотые глаза были полны нежности ко мне, но я также видела отблеск печали в их глубине.
