Я была здорова, пока ты меня так не назвала.:\
Привыкай.
Пошла к черту!
Теперь я рассмеялась от души и покачала головой. Эта красотка хуже мужика. Бедняга Брэден еще с ней намучается.
Чувствуя себя получше, я вернулась в бар, молясь, чтобы смена закончилась быстрее. В следующие пару часов я только и могла, что пялиться на толпу в поисках лица Мюррея, но вечер подходил к концу, а он все не появлялся, и я начала дергаться. Часть меня хотела, чтобы он пришел и мы смогли покончить с нашими разборками. Чем быстрее он поймет, что я больше не с Малкольмом и у меня нет денег, за которыми он явился, тем быстрее я спроважу этого гада из Эдинбурга.
Вчера я вызвала такси, чтобы оно забрало меня от дверей бара, но сегодня мне не хотелось этого делать. Я все еще злилась на себя, что отреагировала на Мюррея, как будто мне снова десять лет и я закрываюсь от его кулаков. Я не желала показывать, что боюсь его. Я не хотела, чтобы он считал, будто обладает властью надо мной. Я хотела скрыть, какие следы он оставил на мне и моей жизни.
Так что я (как сейчас понимаю, глупо) пошла домой привычной дорогой – к Лейт-уок, надеясь поймать такси там, в освещенном месте.
Я простояла на широкой улице минут пять, ожидая. В единственной проехавшей мимо машине сидели несколько парней. Я задержалась еще на минуту, слушая перебранку двух пьяных девиц на другой стороне улицы. Становилось неуютно стоять одной. Обычно такие вещи меня не беспокоили, потому что этот район Эдинбурга в вечернее время всегда полон жизни: туда-сюда слоняются люди – свидетели, которые помешали бы любым гнусным намерениям зловещего незнакомца. Но сегодня по мне сновали мурашки, а волоски на шее встали дыбом. Я покрутила головой, оглядывая дорогу, по которой пришла, и не увидела никого, наблюдающего за мной.
Устало вздохнув, я решила просто пойти домой пешком. Это была не самая приятная прогулка в такое время суток, и мне не особенно нравилось ходить по длиннющей Лондон-роуд, но торчать здесь тоже больше не хотелось.
Я как раз собиралась свернуть на Бленим-плейс, когда что-то заставило меня обернуться. Назовите это шестым чувством, холодком в спине, сигналом из космоса…
Сердце застряло у меня в горле.
Темный силуэт маячил в паре-тройке метров позади меня. Я узнала походку. В детстве мы называли ее походкой «крутого парня»: мягкое, но сильное покачивание плечей, грудь вперед, шаг твердый, решительный. Обычно так ходили мужчины, когда собирались ввязаться в какую-нибудь «драчку».
Однако мой отец так ходил все время. И то сказать, каждую секунду каждого дня он воспринимал жизнь как войну, а всех вокруг как врагов.
Мюррей Уокер преследует меня.
Я быстро взглянула вперед и, не раздумывая ни секунды, пошла по мощеной Роял-террас вместо Лондон-роуд. Она проходила параллельно, только выше, но я знала, что возле церкви есть проход, который приведет меня в Роял-террас-гарденс. Я рванула ко входу в парк, и все мои мышцы загорелись от натуги, но я спешила вперед по широкой дорожке, резко поворачивающей вверх, к Калтон-Хилл. Крутая тропинка в конце концов пойдет вниз и выведет меня на Ватерлоо-плейс, а оттуда я пойду на запад и опять попаду на Принцесс-стрит. Потом на север, на Дублинскую улицу.
Важно было только одно – сбить Мюррея со следа.
Он не должен узнать, где мы живем.
Я впала в такую панику, представив, как отец находит наш дом, что не могла рассуждать здраво и не увидела дырки в своем плане.
Я. Одна. На темной, крутой, грязной тропе. Ночью.
Адреналин бурлил во мне, пока я торопливо поднималась по дорожке. Я пыталась расслышать звук шагов за спиной, но мое сердце билось так сильно, что волны крови шумели в ушах. Ладони и подмышки взмокли от холодного пота, я не могла нормально дышать, грудь моя вздымалась и опадала урывками. Меня подташнивало от страха.
Услышав наконец тяжелые шаги за спиной, я обернулась и увидела отца в лунном свете. Он кипел от бешества.
Вся моя прежняя решимость встать с ним лицом к лицу и показать, что ему меня не запугать, мгновенно испарилась. Я не могла забыть ту маленькую девочку, которую он приводил в ужас.
И я, как она, попробовала убежать.
Мои ноги зашлепали по ступенькам – я бежала вверх так быстро, как только могла, желая усилием мысли вызвать сюда каких-нибудь людей, свидетелей. Но никого не было.
Я оставалась совсем одна.
Если не считать грохота тяжелых ботинок позади.
От жесткой жаркой ладони, схватившей мою руку, я издала громкий писк ужаса, быстро заглушенный его второй рукой, зажавшей мне рот. Запах пота и сигаретного дыма заполнил мои ноздри, и я стала бороться, впиваясь ногтями в его руку, пытаясь отпихнуть его ногами, пока он тащил меня подальше от дорожки. В борьбе я упустила сумку, в которой лежал перцовый баллончик.
Я оказалась недостаточно сильна, а теперь еще и безоружна.
Мюррей швырнул меня на каменистый склон холма, поросший травой, и боль прострелила мой череп, а потом и все тело до самых пяток. Слезы хлынули из глаз, а он прижимал меня к земле, держа за горло своей здоровенной лапой.
Я захрипела под его второй рукой, по-прежнему закрывающей рот.
Он крепче стиснул мое горло, и я перестала дергаться.
Несмотря на то что его лицо по большей части было погружено в темноту, я все же разглядела ярость, исказившую его.
– Морочить меня пытаешься? – прошипел Мюррей.
Я не ответила, слишком занятая болезненными раздумьями, что он собирается со мной сделать. Меня начало трясти, и я совершенно не могла больше контролировать дыхание. Почувствовав, как дергаюсь под его рукой, он ухмыльнулся.
– Я не буду тебя бить, Джо. Я просто хочу увидеть своего сына.
Зная, что это будет стоить мне физической боли, я отрицательно помотала головой.
Ухмылка Мюррея расползлась в широкую самодовольную улыбку, как будто он чего-то добился.
– Думаю, тогда нам лучше договориться. Я сейчас уберу руку с твоего рта, а ты не будешь кричать. Заорешь – сразу врежу.
Я кивнула, желая, чтобы хоть одна его отвратительная лапа убралась с меня. Взглянув ему в лицо, я не в первый раз поразилась пустоте глаз. Не припомню, чтобы мне в жизни встречался еще хоть один столь черствый и бессердечный человек. Неужели он и вправду мой отец?
Между нами не было никакой душевной связи, помимо отношений обидчика и жертвы. У меня все сжималось внутри всякий раз, когда я слышала, как его облезлая развалюха подъезжает к дому. Любовь, которую я питала к Мику, желание видеть его, теплое чувство умиротворения от надежности и безопасности, которые он дарил мне, – все это я должна была бы чувствовать к этому человеку. Но он сейчас вел себя со мной точно так же, как всегда, – человек с подлыми глазами и еще более подлыми кулаками. Долгое время я отчаивалась, что он не любит меня, как должен любить отец. Я искала, что не так со мной. Глядя на него сейчас, я удивлялась, как могла усомниться в себе. Проблема была не во мне – в нем. Он сам – позорная, отвратительная проблема, а не я.
Я втянула побольше воздуха, когда мой рот освободился, но Мюррей при этом сильнее сжал мне горло, как дополнительный приказ молчать.
– Значит, так. – Отец наклонился ко мне, и на меня пахнуло пивом и сигаретным дымом. Он не заходил в «Клуб 39», но явно сидел в одном из соседних баров, поджидая меня. – Я могу и забить на свое право увидеться с мальцом, если твой хахаль меня убедит. Скажем, сотня тысяч?
Я так и знала. Прямо к делу. Ему было плевать на нас. Он остался таким же бессердечным, каким был. Как может человек быть таким? Он что, родился без души, с гнилым черным нутром? Или его покорежила жизнь? Как можно бить собственных детей и не чувствовать себя чудовищем? Наверное, чудовище уже зашло слишком далеко, чтобы понимать, кем стало…
– Я давным-давно не встречаюсь с Малкольмом. Тебе не повезло.
Мюррей сжал мое горло, и меня захлестнула паника. Я автоматически вцепилась в его руку, впиваясь ногтями в кожу. Он как будто и не заметил.
