Он вздохнул и выразительно посмотрел на мои руки, всем своим видом давая понять, что и слова не скажет, пока не отпущу. Сучий потрох! Что в нём всегда восхищало – это бесстрашие. Оттолкнул его назад и убрал руки.
Рино налил себе ещё виски и отошёл к окну:
– Вчера под вечер она действительно появилась здесь, Николас. Я привез её. Она позвонила мне из приграничной полосы.
Я уже знал это, но услышать подтверждение было невероятным облегчением.
– И как она? В каком состоянии?
Он выразительно посмотрел на меня:
– Если ты о физическом состоянии, то она цела и невредима. Ей повезло добраться сюда до темноты, Мокану. Точнее, повезло, что кто-то раздобыл для неё мой номер. Некий ловкий ублюдок… Иначе...
Он замолчал, но мы оба понимали продолжение фразы. Иначе она не прошла бы и ста метров по этой территории. В горле моментально пересохло, когда снова перед глазами появились жуткие картинки, не покидавшие сознание всю ночь и весь день.
– Не лучшая идея была приехать сюда после всего, что произошло, Мокану!
– Да к черту все! – махнул рукой. – Я же вовремя, и мой брат женится. Я с подарками.
Плеснул себе виски и отпил из бокала:
– Чёрт, ну когда же мы сможем лицезреть саму госпожу Воронову?
За спиной послышался шорох, кто-то вошёл. Я развернулся и застыл на месте.
Так бывает, когда ты вроде жив, но и умер одновременно. Когда твоё сердце останавливается, будто бы навсегда, но вот уже стучит, всё больше набирая темп, звуча в ушах набатом, разрывая барабанные перепонки. Из лёгких словно разом выкачали воздух. Этого не могло быть на самом деле. Всё тело заколотилось дрожью. В висках зашумело, а окружающий мир просто перестал существовать. Я сделал один шаг на негнущихся ногах, даже не заметив, как выпал бокал из рук.
– Anna... – собственный голос звучал хрипло. Я приблизился к той, кого никогда не ожидал увидеть. К той, которую когда-то похоронил. Похоронил с остатками собственной человечности. А перед этим... Перед этим стиснул зубы и душил, убивая не только её, но и себя вместе с ней.
Глаза застилали слёзы. Разум отказывался понимать реальность происходящего. Поднял руку и провёл по светлым волосам.
–Anna... moja Anna – голос сорвался. Рывком притянул её к себе и лихорадочно шептал, вдыхая запах её волос и умирая от осознания того, что снова держу её в своих объятиях.– Anna...moja dziewczyna...
Она вдруг с силой оттолкнула меня, в её глазах читались непонимание и гнев. Первым желанием было притянуть её обратно… и прикасаться. Бесконечно прикасаться, доказывая себе каждую секунду, что это не сон. И сейчас всего лишь в шаге от меня та самая Анна, которую я любил. С молочно белой кожей и пронзительными сиреневыми глазами. Вот только в них нет ни радости... ни узнавания. Это как удар под дых. Она не узнаёт МЕНЯ?
И только тогда я начал воспринимать действительность. Только тогда я понял, что бывает больно и мёртвым. Больно так, словно кто-то выкручивает твои внутренности с особой жестокостью.
Судьба в очередной раз вскрывает вены, громко смеясь мне в лицо и наслаждаясь потоками чёрной крови, стекающей по рукам.
Моя Анна – жена Влада...
– Какого дьявола ты здесь делаешь, Мокану?
Голос Влада, полный злобы, резонансом ударил по ушам.
Он стоял прямо передо мной за спиной девушки.
– Анна…
– Моя жена! – отчеканил Влад и рванул её за руку к себе. – А ты убирайся к дьяволу, Мокану. Тебя сюда никто не звал. Ты предатель и тебе не место рядом с опальным королем. Давай, вали в Лондон к Эйбелю. Отпляши на костях тех, кто умер, защищая Братство сегодня, а ты трусливо прятал свою задницу. Давай, Мокану, убирайся. Ты для меня сдох в тот момент, как отрекся от нас.
Я переводил взгляд с него на неё, всё ещё пытаясь понять происходящее. Она стояла передо мной во плоти, в чёрном платье рядом с моим братом, а я всё не хотел признавать, что это значит. Девушка прижалась к Владу и подняла голову, заглядывая ему в глаза. А я чувствовал, как медленно начинает оживать тело и проясняются мысли. Бросил взгляд на бледное от ярости лицо Влада — он стиснул зубы, видимо, сдерживая себя от того, чтобы не броситься с кулаками. В глазах горела такая же ненависть, что и у тех, кто стоял внизу. Вот только теперь она обжигала, причиняя дополнительные муки. Кивнул головой:
– Я все понял, брат. Мне все ясно.
– Я тебе не брат. У меня нет братьев предателей. В моей семье нет предателей, Николас Мокану.
И снова больно. В очередной раз за эти дни. За эти годы. Видимо, есть те, кого сотворили для страданий. Чтобы вся их жизнь была нескончаемой пыткой, доставляющей самые изощрённые муки. И не стоило кривить душой, я отлично понимал, за что удостоился этой именно этой роли. Я ее честно, мать их так, отработал. Да! Я тварь и чудовище! Но предателем я никогда не был. Впрочем, какая нахрен разница, что вы все думаете обо мне.
Усмехнулся и подошёл к ним. Я не мог уйти сейчас, когда передо мной стояла Анна... Но и остаться не мог. И причиной был не Влад. А недоумение в её глазах.
Влад сильнее прижал её к себе.
– Убирайся, пока я не вышвырнул тебя лично.
Кинул на него взгляд, полный бешенства, ещё немного – и Влад испортит свою свадьбу собственными похоронами. Девушка напряглась, со страхом глядя на меня, и злость отошла на второй план, уступая место сожалению.
Улыбнулся, с грустью наблюдая, как сильно она льнёт к Воронову:
– Ты нисколько не изменилась…ты такая же. Живая…Анна…
И вышел, оставляя за спиной своё прошлое и настоящее… После того, как отошёл шок, я ясно ощутил запах Марианны. Совсем рядом. Скорее всего, в потайной комнате. И при мысли, что она могла видеть происходившее, на душе становилось невыносимо тоскливо. Только что я неосознанно совершил ещё один шаг в пропасть, которая становилась все глубже. Пропасть отчуждения между нами.
***
Теперь я уже знала, что в Братстве происходят страшные вещи. Отец все мне рассказал. У нас еще не было времени поговорить об Анне, о той новости, что он сообщил мне. Точнее, у меня сейчас не было сил воспринять эту новость. Я, конечно, была безумно рада, что отец счастлив, а я видела это счастье в его глазах в тот момент, когда он смотрел на свою юную жену. А меня преследовало знание о том, кто она такая. О том, что во мне живет её душа и что она была первой любовью Ника. Он оплакивал ее долгие пять веков. И я знала об этом. Конечно, Фэй объяснила мне все, что произошло с Анной за это время, рассказала о браке отца и том, как он из фиктивного стал настоящим. Мне оставалось только пожелать им счастья и порадоваться за них. И я радовалась, какая-то часть меня… а другая часть… она вспоминала маму…детство, вспоминала себя ребенком. Ничто не вечно в этом мире…как не вечна и мужская любовь. Нет, я не осуждала отца за то, что он снова счастлив. Такова жизнь. Все течет и меняется, кого-то лечит время и другие увлечения, страсть. Мне не верилось, что такое возможно для меня. Я хотела бы забыть Ника, чтобы время вылечило и меня, только я, скорее, умру, чем смогу забыть того, кто меня убил морально. В этот раз окончательно и бесповоротно. А потом эта свадьба, я не смогла на неё пойти, отец и не настаивал, кроме того, мы скрывали, что я здесь, опасаясь, что мой бывший муж узнает и явится сюда.
Опасались? Меня одолевал истерический смех, когда я понимала, что это в любом случае будет. Он придет за мной. Быстрее, чем все ожидают. Так и случилось. Я почувствовала его всем существом. Нюхом, кожей, каждой клеточкой своего тела, которая остро реагировала на его присутствие дикой зависимостью. Я заперлась в комнате, так и не решаясь выйти, меня трясло как в лихорадке. А потом все же вышла, крадучись, оглядываясь по сторонам, я прошла темным коридором к кабинету и услышала голоса. Его голос! Внутри все омертвело, когда до меня дошел смысл сказанного им… не мне… я уже знала, кому, особенно когда поняла, что они говорят по-польски. Ник узнал Анну. Я слышала, как охрип и срывается его голос, сползая по стене, смежной с кабинетом. Мне захотелось заткнуть уши руками и заорать. Его Анна…его маленькая Анна…его женщина. Живая. Это уже не боль – это, наверное, агония расстрелянного в упор животного. Слышать, как он говорит с другой женщиной вот этим срывающимся голосом, это все равно, что гореть живьем, и я горела. Потом голос отца, упреки, ярость, ненависть. Столько ненависти во всех. Это невыносимо. Это больше, чем можно вытерпеть.
