Только я никогда больше не впущу тебя в мою жизнь, Ник. Живи в моих мыслях, моих горьких и сладких воспоминаниях, беги как яд по моим венам, но никогда не возвращайся в мою жизнь. Дальше я сама…без тебя. Это конец. Прости…и прощай…будь счастлив. Я очень надеюсь, что ты будешь счастлив, и я…когда-нибудь буду счастлива без тебя. Я верю в это…"
Я перечитал это письмо бесчисленное количество раз. Запоминая каждое слово, каждую фразу, заполненную страшной безысходностью и отчаянием. Начиная понимать, что потерял Марианну не там, на нейтралке, а еще здесь. Еще здесь заставил её ненавидеть себя, и был настолько слеп, что не видел этой обжигающей ненависти. Решил, что важнее продолжать игру по тем правилам, к которым я давно привык, чем прислушиваться к её робким попыткам достучаться до меня, в закрытые наглухо двери моей самоуверенности. А когда я всё-таки открыл дверь, то её на пороге уже не оказалось.
Вечером я сам отвёз Дэна к Марианне, заранее позвонив ей по телефону. Высадил его, не выходя из машины, чтобы молча наблюдать, как моя жена закрывает от радости ладонью рот, а потом бросается к нему на шею, судорожно скользя дрожащими пальцами по его рукам, груди, проверяя, цел ли он. Провела рукой по шраму на лице, а я почувствовал это прикосновение на собственной коже. Осторожное, чтобы не причинить боль. Полное нежности и заботы. Он притянул её к себе, и она прижалась к нему всем телом, обнимая руками за шею.
«Именно с тобой – нет. Я не хочу. Не хочу! Не мое тело, а я!» А с ним хочет! Как кислотой по обнажённым ранам. Намеренно долго, чтобы плоть дымилась и с шипением растворялась, оставляя после себя кости.
И я старался смотреть отрешённо, без той злости, что поднималась во мне. И не мог. Не мог не желать выскочить из машины и снести голову зарвавшейся мрази, которая у меня на глазах обнимала мою жену, и заставить харкать кровью, умолять о быстрой смерти. А после убить и ее. Они оба знали, что я наблюдал, но им было наплевать. Чужое счастье почти всегда равнодушно к чужой боли. Но я все же хотел, чтобы она была счастлива… Да, черт возьми, несмотря на мою агонию ревности и ненависти к сопернику, ей я желал счастья. Она заслужила. Я нет, а она – да.
Вцепился в руль со всей дури, стискивая зубы и отворачиваясь от них. Зазвонил мобильный. Они ждали ответа. Прощай, Марианна. Ну вот и всё. Решение принято.
ГЛАВА 19
С этого момента она начала постепенно возвращаться. Каждый день делая успехи, она училась чему-то новому, такому обыденному, но ставшему для нее недоступным. Вначале сгибать и разгибать пальцы, говорить слогами. Потом поднимать и опускать руки, держать ложку, чашку, тарелку. Им помогал Анмар, точнее, ей. Он, словно, улавливал ее настроение и желания, бросался по первому шороху. Толкался носом ей в колени или прыгал рядом и вилял хвостом, стараясь не сбить ее с ног. В чудовище, которое скалилось по поводу и без повода, проснулось море нежности, и Аднан был уверен, что стоит кому-то сделать неверный шаг в сторону Альшиты – Анмар разорвет на части. А вот чем была вызвана такая любовь и преданность, не понимал даже сам ибн Кадир. Уважение и любовь своего пса он заслуживал годам, дрессировкой и уходом, а девчонке удалось приручить лютого зверя, всего лишь раз погладив его за ушами… Впрочем, разве его самого она не покорила с самого первого раза, когда дотронулась до него?
Альшита трогала его шерсть, трепала за ушами, и к ней возвращалась чувствительность пальцев, а пес млел от счастья, и Аднан понимал этого мохнатого, звероподобного засранца, укрощенного тонкими пальчиками маленькой Альшиты, он и сам млел, когда она трогала его волосы по вечерам или сжимала его руки, позволяя поднять себя и поставить на ноги. Смотрела на него с такой надеждой и… дьявол его раздери и утащи в самое пекло, она ему улыбалась. Добровольно. Сама. Улыбалась так, что он готов был убить любого за эту улыбку, наконец-то подаренную ему. Искреннюю, настоящую. Он никогда раньше не видел, как она улыбается, а сейчас ему казалось, что он уже не сможет прожить без этой улыбки и без такого выражения ее глаз, где больше не было места ненависти, не было презрения… Она смотрела на него так, как никогда и никто раньше… То самое хрупкое доверие появилось в ее глазах. И они светились радостью, когда он появлялся после поездки в деревню и привозил запасы пищи и воды. Ее взгляд вспыхивал, и тонкие крылья носа трепетали от счастья, а ему хотелось в этот момент просто разорваться от неверия, что видит это не во сне, а наяву. Что ему не кажется, и маленькая Зима начала оттаивать, и вместе со льдом, который исчез из ее глаз, она преобразилась для него еще больше. Она стала для него в тысячу раз прекрасней.
Джабира поглядывала на них, и даже эта старая ведьма не могла скрыть улыбки на тонких испещрённых морщинами губах. Смотрела, как Альшита делает первые шаги, как цепляется за плечи Аднана, когда подгибаются колени, и смеется, когда он ставит ее себе на ноги и идет вместе с ней по песку, а злобная тварь Анмар плетется следом и виляет хвостом. Иногда кажется, что пес готов защищать ее даже от своего хозяина.
– Эй, Джабира! Смотри!
Знахарка оборачивается и невольно усмехается, когда девушка делает несколько шагов сама.
– Упрямец! Добился-таки своего! – ворчит себе под нос и как всегда помешивает что-то в чане. На самом деле она в этом не сомневалась, что добьется… омрачали радость только ее видения и сны, но она о них молчала и надеялась, что все это происки ее воображения, да и стара она уже стала. Может быть, неверно толкует свои сновидения.
***
Он смотрел, как она уже самостоятельно расчесывает волосы, как пока подрагивает рука, и ему хочется перехватить ее и сделать это самому, но он не хочет надавить, не хочет сделать то, о чем она не просила. Чем лучше себя чувствовала Альшита, тем больше начинала чувствоваться та самая пропасть между ними, которая разделяла их раньше. Молодая женщина переставала нуждаться в нем и в его помощи, а он… он смотрел на нее с такой же тоской, как смотрел бы преданный пес, которого вдруг выставили за дверь.
Выходил наружу и стискивал руки в кулаки. Думая о том, что не позволит ей отдалиться, и она будет принадлежать ему… будет, ибо иного не дано. И если захочет вернуть их былую вражду, то он попросту свихнется и совершенно потеряет голову. К безумной нежности снова начала примешиваться дикая жажда подчинять себе насильно. Но пока что она была слаба и мешалась с его страхом потерять ее навсегда. Пока что она была зыбкой и пряталась где-то в недрах его подсознания. Нет, он не стал бы брать ее насильно. Ему хватило тех раз… хватило сполна – видеть ненависть в ее глазах и слышать ее в каждом слове. Он больше не хотел суррогатов… он хотел того самого счастья, которое испытал, когда она впервые ему улыбнулась, он хотел этого же счастья, когда захочет взять ее… хотел взаимности.
Аднан держал ту дистанцию, которую считал нужной на данный момент. Давал ей ее свободное пространство… Но с каждым днем ее выздоровления эта дистанция становилась все невыносимей, он изнывал от жажды прикосновений, от безумного желания касаться ее волос и губ. Видел ее уже округлившееся после болезни тело под привезенными им же нарядами и сходил с ума от возрождающегося наваждения. Но Альшита не торопилась подпускать его к себе ближе, и именно сейчас Аднан ощущал, что между ними не просто стена, а еще большая пропасть, чем была раньше, ведь тогда было намного проще заломить ее тонкие руки за спину и взять то, что он хотел, а сейчас…сейчас, когда появилось то самое хрупкое доверие, он не мог так поступить и пока не хотел. От чего ощущал себя самым настоящим подростком.
Смотрел на свое отражение и называл себя идиотом. Последним идиотом, который превращается в тряпку и не может справиться ни с собой, ни со своей женщиной без жестокости или насилия. Наверное, ему все же придется смириться с тем, что Альшита никогда не сможет его полюбить, и ее радость в глазах и улыбки – это всего лишь благодарность и… даже жалость в какой-то мере. Потому что у него на лбу написано, что его корежит от безумной страсти к этой девчонке.
