И он злился, сжимал руки в кулаки, стискивал их до хруста в суставах. Черта с два он даст ей держать его на расстоянии, если вынудит, то все вернется на круги своя… или он убьет ее сам… А иногда смотрел, как она спит, и думал о том, что, если убьет, и сам жить не сможет. Тогда, может, отпустить ее? Посадить на самолет и отправить обратно в ее Россию?
Но от одной мысли об этом на него наваливалась такая тоска, что сдохнуть хотелось вдвойне. И причинить ей боль он тоже больше не мог. И он неосознанно пытался сводить ее с ума так же, как и она сводила его… Ведь он ей нравился. Это чувствует любой мужчина. Ей было что вспомнить о том, как кричала под ним в его постели.
Выходил из пещеры, когда она мылась, и зверел от бешеного желания ворваться туда и взять ее прямо там в воде, ласкать ее, слизывать капли с молочно-белой кожи, вспоминать, какая она на вкус там внизу, где все такое нежное и маленькое. Дожидался, пока она закончит мыться… оглядываясь и стискивая руки в кулаки, кусая губы и слыша, как трещат собственные кости от адской похоти. Дожидаться, когда уляжется на шкуры и натянет на себя одеяло, а потом уснет… и лишь тогда входить в пещеру и смотреть на нее, чувствуя, как мучительно болит в паху, как напрягается член при виде ее груди под тонкой материей и ноги, согнутой в колене и выглядывающей из-под одеяла. Такая нежная и чувственная даже во сне, даже после смертельной болезни до безумия красивая. Представлял, как наклоняется над ней, распахивает ее стройные ноги и вбивается горящим членом в ее тело. Иногда не выдерживал, дергая тесемки широких штанов и обхватывая каменный ствол пальцами, двигая мозолистой ладонью вверх и вниз, скалясь и запрокидывая голову, стараясь представить, что это ее руки, что это она касается его добровольно, ласкает его… Сжимал член сильнее и с трудом сдерживал рычание, рвущееся сквозь стиснутые зубы, глядя на ее грудь, вспоминая, какая она полная и мягкая, когда он сжимает ее своими голодными руками, вспоминая, какой упругий и тугой у нее сосок, когда он втягивает его ртом, и какой вкус ее плоти там между ног, как твердеет бархатный узелок, когда его язык трепещет на нем, как сжимаются стенки ее лона и обхватывают его пальцы, сокращаясь в первом оргазме, а затем и стискивают его член так же плотно, как и кожаная перчатка, сдавливают его спазмами наслаждения, и он воет от удовольствия. Прислоняясь к каменной стене пещеры, двигает рукой все быстрее, не сводя остекленевшего взгляда с ее лица и сдерживая хриплый стон, когда напряжение выплёскивается наружу острым ядом разочарования.
Затем выходить хлебнуть воздуха и испепелить взглядом старую ведьму, которая наверняка знала, что происходит под пологом пещеры, и иногда ему казалось, что она усмехается его страданиям. Однажды она, не открывая глаза, тихо сказала.
– Мужчины такие дураки… не видят очевидного и забывают, как обращаться с женщинами. А всего лишь стоит показать им – насколько они желанны и красивы… всего лишь помнить, что женщина любит ушами. Любит мозгами, прежде всего… Доведи до сумасшествия ее фантазию, и тело само откроется навстречу.
И захрапела, переворачиваясь на другой бок, натягивая шкуру себе на голову.
Но как сводить с ума ту, что всегда была к тебе равнодушна? Он не знал. Рядом с Альшитой терял контроль, переставал быть самим собой… А еще он прекрасно знал, как заполучить ее тело, он не знал, как заполучить ее душу. Старая ведьма впервые была неправа. Ему было мало видеть, как загораются темно-синие глаза Альшиты, когда он касается ее руки, как вспыхивают щеки, едва он входит в пещеру, и как она натягивает одеяло до самых ушей, а он выскакивает обратно и бесится от бессильной злобы.
Ему нужен был перерыв… да и настало время наказать виноватых. Аднан направил к пещере ведьмы отряд своих людей во главе с Рифатом, а сам поехал обратно в Каир.
***
– Открой пасть, ублюдок, и начинай разговаривать, иначе я превращу твою кожу в полосатую джалабею.
Аднан провел лезвием ножа по голому животу одного из охранников, в чьи обязанности входило сторожить кухню и не впускать туда никого без пропусков. На его руке уже появилось несколько кроваво-красных браслетов.
– Не надооо, пожалуйстааа. Не надо. Я ничего не знаю. Я отлучался на секунду, я…
– Лжешь, тварь! Не отлучался. Твой дружок отлучился, а ты стоял там и должен был внимательно смотреть, кто выходит и кто заходит на кухню. Кому отдали поднос с чаем для госпожи Альшиты?
– Я не видеееел, не видел.
– Неужели?
Аднан обрушил удар в солнечное сплетение, и мужчина задохнулся от боли, широко распахнув глаза, испещрённые сеточками лопнувших от ударов сосудов. И едва нож Аднана прочертил полосу на груди мужчины между ребрами и кончик мягко вошел совсем недалеко от сердца, в ноздри ибн Кадира ударило едким запахом мочи, и он брезгливо поморщился – ублюдок обмочился от страха.
– Будешь говорить? Или поиграем в игру – я буду втыкать в тебя нож за каждый неправильный ответ? Например, начнем с твоего члена? Ты никогда не хотел стать евнухом? Не думал об этом?
И опустил лезвие ниже к паху, резким движением вонзил в мякоть ляжки и слегка прокрутил под истошный вопль.
– Я скажу… все скажу. Не убивайте меня, Господин… не убивайте. Это была Гузель… я впустил ее. Она относила Госпоже чай. Гузель… да, она.
Аднан криво усмехнулся и поджал губы. Он и не сомневался, что это сделала Зарема, ведь Гузель это одна из ее служанок. Он просто должен был убедиться в том, что оказался прав.
– Что тебе пообещали за молчание? М? Открой рот.
– Не надо! Молю вас! Я же все сказал… не надоооо. Не убивайте!
– А кто сказал, что я хочу тебя убить… хотя ты можешь выбрать: вечное молчание или смерть? Открой рот и вытащи язык… ты обещал молчать и будешь молчать до самой смерти, или сдохнешь.
Конечно, он выбрал жизнь. И потом корчился на полу. Истекая кровью и дергаясь от боли. Невозможно предать Аднана ибн Кадира и не понести за это наказание.
***
Аднан вошел в ее покои и одним лишь взглядом приказал служанкам закрыть рты и не сметь докладывать о его приходе. Перед тем, как войти в эту часть дома, где обитает его единственная и верная жена, ибн Кадир уже наведался туда, где отдыхают ее прислужницы, и его люди выволокли оттуда Гузель, прикрыв ей рот платком. Они знали, что дальше с ней делать. Завтра утром полиция найдёт ее многократно изнасилованное и истерзанное тело где-нибудь на обочине. Неопознанный труп похоронят в безымянной могиле, и дело будет закрыто. Он хотел их всех заставить выпить отраву, но это была бы слишком легкая смерть.
Сейчас Аднан стоял в шикарных покоях Заремы, отремонтированных специально для нее в огромном особняке отца. Избалованная роскошью и дорогими вещами Зарема лично выбирала сюда мебель и украшала свои комнаты. Она знала, что шейх не поскупится, даже если суммы будут заоблачными. Жена принимала ванну. Он слышал шум воды за дверью с позолоченной ручкой. Вначале хотел ворваться и утопить суку, но передумал. Ему нужно насладиться каждым мгновением ее агонии. Не так быстро.
Зарема вышла из ванны в шелковом халате с мокрыми волосами, разбросанными по плечам. Увидев его, вначале вспыхнула от радости, но она уже успела изучить своего мужа, и тут же побледнела, сделала несколько шагов назад. Испугалась, змея. В черных расширенных зрачках плескалась паника, а чувственные полные губы подрагивали. Ничего, она быстро возьмет себя в руки. Зарема не из трусливых.
– Добрый день, жена. Как проводила время без меня? Скучала? Думала обо мне?
Зарема осмотрелась по сторонам и судорожно сглотнула, когда увидела, что у двери нет охраны и в просторной зале отсутствуют ее служанки. И в комнате завитал запах страха. Аднан ощутил его мгновенно, словно он действительно был осязаем на физическом уровне. Ее ужас доставил ему удовольствие, он даже ощутил прилив адреналина и предвкушение расправы. Былая уверенность Заремы и ее покорность куда-то исчезли, и сейчас она еле сдерживала дрожь во всем теле и невольно пятилась назад, когда он наступал.
