— Но разве после… после этого слияния мы еще сможем разорвать эти узы? — упрямилась Эмма.
— Нет! — яростно выдохнула женщина. — Это для вас невозможно!
— Почему?
— Потому что сейчас никакая сила не оторвет от тебя твоего мужчину. А когда он придет в себя, то ни за что не согласиться на обряд! НИ ЗА ЧТО!
— Но разве мне нужно его согласие?
Незнакомка гневно выдохнула и забормотала нечто очень напоминающее изощренные ругательства.
— Если хочешь освободить, а не убить, — все же ответила она. — Если он не хочет без тебя жить, то освобождение через время приведет к безумию и все равно к гибели. В вашем случае конец один. Мятежница не сказала об этом? Ты этого хочешь для него, Ключ?
— Нет! — девушка поняла, что судьба снова не дает выбора ни ей самой, ни тем, кто имел несчастье стать частью ее пути. И это понимание уничтожало ее смущение и нерешительность. Что же, если нет никакого шанса что-то изменить, то и медлить не стоит. Чем быстрее встанешь на дорогу, тем скорее узнаешь, куда она ведет.
Схватив Сейма за руки, которыми он теперь обнимал ее, Эмма с силой их отстранила, и, как ни странно, он ей подчинился, хотя и задышал тяжело, словно борясь с возрастающим гневом или паникой.
— Идем со мной! — сказала девушка и стиснула его широкую грубую ладонь, вынуждая подняться.
— Джимми, ты уверена? — обеспокоенно спросила Пич. — Может, стоит дождаться, пока командир успокоится?
Темнокожая девушка продолжая моргать, явно сильно напрягалась, стараясь рассмотреть происходящее. Даже почти полностью ослепнув от удара об камни, она умудрилась подползти к майору и положить его голову себе на колени, перевернув на спину. Лицо мужчины было залито кровью, однако он дышал, и это внушало надежду.
— Вы меня не слышите? — почти взорвалась незнакомка, еще дальше сторонясь Сейма с Эммой. — Он не успокоится, пока его монстр умирает от чувственного голода! Ему не понятна сама необходимость ожидания! Все чего дождетесь — это полного безумия!
— Мы тебя слышим, только вот знать не знаем кто ты и что у тебя за планы. А вдруг ты как раз и добиваешься, чтобы командир, пока не в себе, сотворил что-то с Ключом или даже убил ее, — не менее агрессивно ответила ей Пич.
— На самом деле, если бы ваш проклятый Ключ сдох, для меня было бы прекрасно. Но Якорь никогда не причинит вреда своему Ключу. Этот закон древней самой жизни. И не знаю уж почему, но мне не хочется, чтобы он и вообще вы все здесь умерли. Я хочу, чтобы вы просто убрались вон и забрали с собой все проблемы. И пока это и будет вашей целью, я стану помогать. Поэтому очень советую убраться у них с дороги и дать им время. После мы сможет нормально поговорить обо всем, пока будем лечить пострадавших.
Кирос, как ни странно, даже не стал спорить, а просто подхватил майора вокруг груди и оттащил в сторону. Пич же встала с трудом и совершенно неохотно последовала за ними, ориентируясь по смутным силуэтам.
— Джимми, путь свободен. Иди и верни нам нашего командира. Мы тут и если что — прикроем, — сказал он, не обращая внимания на то, что Пич раздосадовано выругалась.
Эмма зажмурила глаза, очищая свой разум, и почти интуитивно потянулась к своему дару. И хотя вопрос, который она сейчас задавала себе, не имел никакого отношения к ее способностям, перед ней ровной гладью потянулся след. На этот раз он напоминал ручей пламени всех оттенков лилового и действительно уводил обратно в пещеру, из которой они пришли в чужой мир. Эмма знала, что ее дар не мог дать ей знание, верно ли она поступает, может лишь указать дорогу к желаемому или к необходимому. Ей только и оставалось думать, что идут они с Сеймом именно туда, куда должны.
Когда они вошли в пещеру, пламенный поток свернул в один из боковых проходов, уводя в сторону от прежнего маршрута. Эмме не нужен был свет, потому что создаваемое следом свечение, видимое только ей, было достаточно ярким, и потерять его не представлялось возможным. А Сейм же просто слепо следовал за ней.
Они двигались совсем недолго, когда Эмма заметила, что впереди лиловый цвет, ведущий ее, смешивается с неизвестным желтоватым. Пятно света явственно обозначало конец того прохода, по которому они шли. Воздух стал более тяжелым и влажным и пах чем-то вроде йода. Эмма никогда не была на море, но ей казалось, что пахнуть оно должно примерно так же. Тоннель, по которому они шли, резко закончился, и они вступили под свод огромной пещеры, противоположный конец которой невозможно было рассмотреть. Мягкого свечения, исходившего, казалось, отовсюду, было для этого недостаточно. Большую часть самой пещеры занимало гигантское озеро. Его поверхность была абсолютно гладкой и неподвижной, и след заканчивался прямо у самой кромки воды. Эмма подошла к водоему и обернулась к Сейму.
— Мы пришли. Похоже, это и есть то самое место, где мы завершим нашу связь, — пробормотала она и закусила губу. — Что же, надеюсь, в этом озере не живут никакие чудовища, потому что в остальном оно не хуже и не лучше любого другого. Не в нашем положении перебирать. Ведь так?
Сейм ничего не ответил ей и только снова прижался всем телом со спины, обвивая, максимально захватывая руками, и протяжно вздохнул, зарываясь лицом в ее волосы так, как будто прикосновение облегчало сильную боль. Новый острый приступ вины за мучения, переносимые любимым, подействовали на Эмму, как карающий удар электроплетью.
— Я мучаю тебя, да? Прости. Я этого никогда не хотела и сделаю сейчас все, чтобы это прошло.
Эмма снова выскользнула из объятий Сейма, и он издал мученический протестующий стон.
— Сейчас! — девушка, встав к нему спиной, стала раздеваться суетливыми дерганными движениями, тяжело сглатывая от растущего с огромной скоростью кома удушливого смущения. К тому моменту, как на ней осталось только белье, Эмме казалось, что вся ее кожа полыхает багрянцем. Вдохнув, как перед прыжком в ледяную воду, девушка сбросила последнее и обернулась. И от выражения лица Сеймаса ее тряхнуло, как от разряда, и голова тут же очистилась, чтобы через секунду закружиться от совершенно незнакомого, кристально чистого вожделения, что изливалось из взгляда Сейма. Сама тьма, порождение которой сейчас взирало на нее из любимых глаз, просачивалась сквозь ее кожу, заражая концентрированной непобедимой похотью. Девушка облизнула пересохшие губы, чувствуя, как огонь смущения, заставивший полыхать ее кожу, в одно мгновение трансформируется в еще более обжигающее желание. Это совершенно не было похоже на те эмоции, которые Эмма помнила по первому разу. Сейчас не было неуверенности и сомнений. Зато все ее сознание захватила голая потребность, агрессивная и неумолимая, какой только может быть. Практически обнаженный первобытный инстинкт, примитивный и убийственный в своей честной сущности. И при этом абсолютно не ощущавшийся грязным, потому что был щедро разбавлен нежностью, пропитавшей воздух между ними. Только это не была та трепетная нежность их первого раза. Она была такой же мощной, стихийной и требовательной, как все исходящее от умирающего от вожделения монстра. Но это не пугало и не отталкивало Эмму, а совершенно непостижимым образом открывало ей иную собственную сторону. Ту, что ликует, бесстыдно впитывая в себя каждый нюанс чувственного голода своего мужчины. Что купается в огне его похоти, торжествуя от его свирепости, и желает разжечь еще сильнее. Не зная пока даже, как и для чего, но точно смертельно нуждаясь в этом. В еще большей, полной дикости, в абсолютном уничтожении его контроля. Желает повергнуть обоих в абсолютный хаос безумного взаимного обладания.
Эмма сама шагнула ближе к содрогающемуся от возбуждения Сейму, так что ее съежившиеся соски коснулись грубой ткани его странного одеяния. Мужчина опустил голову, глядя на грудь Эммы, и глухо рыкнул, схватившись за вырез на горле и с треском уничтожая последнюю преграду между ними. Эмма с сожалением проследила пальцами засохшие потеки крови от уже зажившего прокола на горле вниз по его груди. Даже от этого легкого прикосновения огромное тело задрожало, и Сейм сжал кулаки и застонал, наклоняясь к самому ее лицу. В мрачных безднах его глаз, сейчас глаз монстра, бушевал убийственной силы ураган, но на самой поверхности в них светилась отчаянная мольба. Монстр, даже находясь во власти всей своей потусторонней дикости, ждал ее позволения. Умирал от нужды в ней, но смиренно ждал. Эмма ничего не могла сделать со слезами, снова хлынувшими по лицу. Она взяла Сейма за руку и заставила войти с ней в озеро. Уровень воды едва доходил Сейму до груди, и она, возможно, и была холодной, но только сказать этого девушка не могла бы. Этого она просто не заметила. Дно озера было сплошь покрыто низкими светящимися водорослями, и от этого их тела окружило мягкое сияние. Так, словно они вошли в полупрозрачное жидкое золото. Эмма не стала останавливаться, медлить и продлевать их взаимные мучения. Они просто развернулась спиной к Сейму, готовясь к боли, как в прошлый раз, которая на самом деле не имела в их ситуации никакого значения. Она бы терпела сколько угодно, пусть бы она вовсе разорвала ее тело, лишь избавить Сеймаса от страданий. Он их не заслужил. Зажмурив глаза, девушка опустила руку, проскальзывая между их телами, и вздрогнула, впервые коснувшись мощной пульсирующей плоти своего мужчины, намереваясь просто направить в себя. Но Сеймас, поняв, что она хочет сделать, издал гневный вопль, который заметался, сто раз отражаясь от сводов пещеры. Он как невесомую тростинку развернул ее к себе, поднимая золотистые волны вокруг них. Теперь в глазах мужчины и монстра была глубокая обида, будто она нечаянно ранила и уязвила его. И Эмма поняла, что он не хочет ее жертвы, она не нужна ему. Монстр не хотел быть тем, кому дают подачку, едва вынося, даже если она основа его выживания. Он хотел быть таким же любимым, как и его вторая человеческая половина. Пусть его желания были неистовыми и почти грубыми, но он жаждал, чтобы и она этого хотела так же сильно. И искал это сейчас в ее глазах.
