– Нееет, – взмолилась, цепенея от ужаса, – не надо, пожалуйста. Я никуда не сбегу. Не надо меня, как животное… я прошу.
– Я это делаю для тебя. Ты будешь сидеть в палатке, не высовываясь. Здесь женщины не разгуливают снаружи и ждут своего хозяина. Твоя безопасность зависит от твоего поведения. В мой шатер никто не посмеет войти и взять мое. А доверять тебе я не намерен, ты слишком строптивая.
– И что мне здесь делать?
– Можешь прибраться.
Сказал и громко рассмеялся, а мне захотелось вцепиться ему в лицо ногтями за то, что издевается, за то, что смотрит, как на ничтожество.
– Или поспи, тебе нужно отдохнуть перед дорогой. К ночи отправимся в путь, пыльная буря как раз полностью прекратится.
Пока он говорил, вошли два бедуина и унесли корыто. Потом я узнаю, что после меня и Аднана в нем будет мыться весь отряд.
Когда он скрылся за пологом палатки, я с облегчением выдохнула и прижала руки к пылающим щекам. Меня всю трясло от понимания, что это могло произойти прямо сейчас, и никто и ничто не остановило бы это животное. Возможно, потом он бы вышвырнул меня в пески на съедение шакалам, потому что я бы умерла от боли и ужаса. Чем больше думала о том, что меня ждет, тем страшнее мне становилось. Приходило понимание, что, скорее всего, я никогда не смогу от него сбежать. Я мечтала и думала только об одном, что мои родные ищут меня, особенно Лиза, она очень умная, пробивная. Она точно не сидит сложа руки. Когда стих вдали топот копыт, я легла на тюфяк и прикрыла глаза, мне даже удалось задремать, и во сне я увидела, как над барханами летят вертолеты спецподразделения, и они ищут меня, а я бегу по пескам и размахиваю им обеими руками и кричу… кричу, что я здесь. Но мне не дают бежать, меня тянут назад за ошейник, и я хриплю от удушья.
Открыв глаза я, и правда, задыхалась, потому что меня тянули за веревку. Бедуин в такой же белой джалабее, как у ибн Кадира. Он расхохотался, когда я схватилась обеими руками за петлю.
– Какая упрямая кобылка, тебя еще не успели объездить? Аднан не покатался на тебе сегодня ночью?
Он хотя и был широким в плечах и чуть полноватым, но в отличие от Аднана, не казался мощным и огромным. Его глаза чуть навыкате смотрели на меня с нескрываемой похотью, и мясистые губы двигались сами по себе, в уголках рта собралась слюна.
– Уходи, – сказала по-арабски, и он оскалился, с каким-то неестественным удовольствиям дергая меня к себе все сильнее так, что я упала на колени и была вынуждена проползти вперед.
– Надо попробовать покататься на тебе осторожно и незаметно, пока хозяина нет…. хотя раньше он всегда отдавал нам своих кобылок.
Приподнял джалабею спереди и принялся развязывать одной рукой шнурок, а второй наматывать на руку веревку, заставляя меня задыхаться и продолжать ползти, хватаясь за шкуры, чтобы удержаться.
– Хочу трахнуть русскую шармуту. Давно у меня не было белобрысых шлюшек. Чистеньких, нежных, сочных. Я бы отодрал тебя во все твои дырки. Уверен, ты тугая и маленькая везде.
Я набрала в легкие побольше воздуха. Если заору, может, кто-то придет мне на помощь, хотя вряд ли они посмеют войти сюда. Но ведь этот посмел? Может, он приближенный моего хозяина и ему можно. Скорее всего, именно так и есть.
Он дернул меня вверх за петлю, заставляя встать на ноги и впиться в веревку пальцами, чтобы не задохнуться.
– Он тебя вымыл для себя. Как ты сладко пахнешь.
Огромная лапа потянула на мне мокрую накидку, задирая ее вверх, но я впилась в нее пальцами, не давая себя раздеть.
– Снимай тряпки и становись на четвереньки, сучка. Я буду тебя трахать – великий и могучий Максуд ибн Назар отымеет маленькую русскую шлюшку.
Я плюнула ему в лицо, а он наотмашь ударил меня по губам, разбив их в кровь.
– Ах ты ж тварь! Раздевайся, соска! Не хочешь по-хорошему, я тебя раздеру на части и мясо выкину шакалам.
– Я принадлежу ибн Кадиру. Ты уверен, что имеешь право трогать то, что принадлежит ему?
Я искренне надеялась, что это отрезвит озверевшего от похоти араба или даст мне хоть какую-то отсрочку. Паника накатывала волнами и становилась нестерпимой. Если он притронется ко мне, я умру.
– Мы с ним братья. Все, что мое – его, а то, что принадлежит ему, является и моим. Тем более какая-то шармута. Все равно я прирежу тебя потом и вышвырну в пески, а ему скажу, что ты меня оскорбила и заслужила смерти. Такие, как ты, здесь дохнут как мухи. Ценности в тебе никакой, разве что дырка твоя.
Он схватил меня за волосы и начал насильно опускать на пол, а я впивалась ногтями ему в лицо, царапала его щеки и глаза. Но ублюдок ударил меня кулаком в живот, и я упала на колени, поползла вперед, пытаясь вырваться, но он снова схватился за верёвку и силой дернул к себе, потащил по полу. Бедуин развернул меня на живот, навалился сверху, задирая мокрую материю мне на поясницу, и в этот момент я вдруг услышала его нечеловеческий вопль. Веревка перестала давить горло, и вместе с дикими криками Максуда раздалось низкое утробное рычание. В бок бедуину впилась клыками огромная собака или волк. Я застыла от ужаса, меня словно парализовало. Я вообще впервые видела такую огромную тварь с черной шерстью и вздыбленной холкой, и такой невероятно большой головой. Араб вопил и бил зверя в ребра и живот кулаками, пытался его отцепить от себя и лишь сильнее орал от боли. Пес держал бедуина намертво, и когда тот брыкался, зверь начинал его трепать, а бедуин от боли закатывал глаза и дико выл. Пока вдруг в его руке не сверкнул нож, и он не ударил пса в плечо, но тот вдруг разжал челюсти и перехватил руку Максуда, хрустнули кости, и от бешеного крика я зажмурилась и закрыла уши руками. В ту же секунду раздался голос ибн Кадира.
– Что здесь происходит? Ты как посмел войти в мой шатер, Максуд?!
– Твоя псинаааа откусит мне руку… пусть отпустит, браааат!
– Держать, Анмар!
– Аааааа, брат, больнооо… ты чтооо?!
Ибн Кадир повернулся ко мне. Быстрый взгляд по моему лицу, по моему телу, и глаза из зеленых стали темнее бездны, с каким-то утробным рыком он повернулся к Максуду, который корчился на полу.
– Ты посмел тронуть мою вещь? Ты… посмел… это сделать, Максуд? Анмар охранял ее. Ты проигнорировал мой приказ?
Максуд стонал и дергался на полу, по его щекам текли слезы, а меня тошнило от одной мысли, что он испытывает адскую боль.
– Она же грязная русская шлюха. Я бы просто трахнул ее, и все… вещь, Аднан. Всего лишь вещь. Я всегда делился с тобой… а ты со мной!
– Когда я этого хотел! Сейчас я ясно дал понять, чего хочу! Ты нарушил мой приказ… и ты знаешь, что тебя за это ждет!
Максуд быстро затряс головой и зарыдал.
– Не надо, Аднан… не надооо. Я же брат тебе, а она – никто. Она всего лишь шармутааа. Меня из-за нее?
– Нет, Максуд. Не из-за нее, брат, а из-за тебя. Ты ослушался моего приказа. Приказа твоего Господина.
– И чтооо? Я же член твоей семьи? Я же не какой-то там солдат. Ты что – будешь меня наказывать, как простого смертного?
– Нет! – голос ибн Кадира доносился глухо и хрипло, а я зажмурилась и не смотрела туда, потому что не могла видеть, как Максуд стонет от боли, и как его кровь стекает из пасти пса. – Я тебя накажу, как брата, который обманул мое доверие.
– Пожалуйстаааа, – простонала я, – не надо. Пощади его… прошу тебя!
Но мой голос потонул в воплях Максуда.
– Анмар! Да!
– Неееет!
Вслед за этим послышался оглушительный крик такой силы, что, казалось, я оглохну. После этого возня и крики со стонами раздавались теперь где-то за палаткой, как и голос Аднана, а меня трясло и скручивало пополам, я держалась обеими руками за живот и, едва открыв глаза, снова их зажмурила – на полу валялась кисть Максуда. Меня чуть не вывернуло на пол. Задыхаясь, я так и стояла на коленях.
– Пусть Икрам прижжет культю и обработает. Скажи всем, что их ждет кара еще страшнее, если посмеют тронуть мое.
Когда Аднан вернулся, я все еще сидела на полу, закрыв уши руками, зажмурившись и раскачиваясь из стороны в сторону, когда вдруг меня подняли за волосы вверх, и мой хозяин проревел мне прямо в лицо:
