– Рвать можешь прямо здесь – песком засыплем, ты голову его держи, он вертит ею, не дает рану промыть и зашить.
Пока Икрам зашивал и промывал раны, меня выворачивало до пустых и болезненных спазмов в желудке, но я упорно таскала повязки, смачивала спиртом, держала руки, ноги, помогала перевернуть. Через несколько часов мне уже казалось, что я занималась этим всю жизнь, и при этом все равно скручивалась в болезненных спазмах от вида крови и обнаженных сухожилий. К позднему вечеру я уже выбилась из сил. За мной так никто и не пришел. Обратно в хижину не позвали. Но я и не хотела. Здесь с Икрамом было как-то спокойней. Я ощущала себя нужной… оказывается, это невероятно важно – ощущать необходимость в себе пусть и таким жутким образом.
Притащила очередной таз с водой Икраму и от усталости прислонилась к столбу, глядя как тот ловко зашивает рану, окуная пальцы в плоть, прямо внутрь. Бросил на меня взгляд и нахмурился.
– Иди отдохни. Я здесь закончу, и ужинать будем.
Я обернулась на хижину Аднана – в окошке мерцает слабый свет.
– Спит он. Сил набирается. Я снотворное с Казимом послал. До утра не хватятся тебя, а там посмотрим, что дальше делать будем.
Я кивнула и хотела было отблагодарить уставшего до полусмерти старика, выпачканного кровью, с каплями пота на морщинистом бородатом лице. Но едва открыла рот, он меня остановил жестом…
– Это я тебя должен благодарить… у маленькой белой девочки оказалась большая душа. Ты сегодня жизни нашим воинам спасла. Да хранит тебя Аллах и ниспошлет тебе благосклонность нашего Господина. Все не такое, каким кажется на первый взгляд. На вот. Укройся. Ночью прохладно становится.
И протянул мне пестрое покрывало.
***
Я устроилась на подушках за ящиками, из которых Икрам соорудил стол и два стула, легла на подстилку, слегка обгоревшую по краям, и укрылась покрывалом, которое дал мне старый лекарь. Но едва сомкнула глаза, чувствуя, как от усталости ломит руки и ноги, болит затылок и по телу разливается истома, услышала детский плач… тихий и сдавленный. Где-то совсем рядом. Приподнялась, прислушиваясь, пытаясь определить – откуда плач доносится. Мне показалось, что оттуда, где вещи в кучу свалены. Я встала и пошла на звук.
Уже успело стемнеть, только своеобразная площадка перед домами освещена несколькими кострами, у которых сидят мужчины в полной тишине.
Я нашла ее именно там, маленькую Амину всю в слезах с клубком вещей в руках. Совсем крошечная, раскачивается из стороны в сторону, нюхает вещи, видимо, погибшей сестры, к лицу прижимает и плачет навзрыд. Так горько, что у меня все внутри опять в камень сжалось и никак не отпускает.
– Джумааа… они убили тебя. Кто меня любить будет, жалеть, кому нужна я теперь?
Я подошла и рядом с ней села, подняла голову к черному небу, усеянному звездами. Тихо так вдруг стало, и голоса смолкли в деревне. Только в пустыне шакалы воют, и какая-то птица ночная кричит. Все-таки жуткое это место. Самый настоящий ад беспросветный… Но сейчас душу корежило совсем от другого – вот этой малышке было гораздо больнее… и моя собственная боль отходила куда-то на второй план.
– Моя мама когда-то говорила, что каждая звезда на небе – это душа умершего человека, она улетает и освещает нам путь оттуда. Посмотри… там высоко столько ярких звезд больших и маленьких, выбери самую красивую и назови именем сестры. Теперь она будет твоей собственной звездой, и ты увидишь ее, куда бы не пошла и не уехала.
Плач прекратился, но я даже не обернулась, чтоб не напугать, и продолжила глядеть на небо, вспоминая, как мы с мамой смотрели вместе на звезды после смерти бабушки. Я тогда была совсем маленькой и не понимала, как ей было больно потерять маму.
Поняла я ее только сейчас, когда сама потеряла всех, кто у меня был. Да, я благодарна Богу, что они живы, но я могу лишь вспоминать их и никогда не видеть вживую, и лишь надеяться, что мы когда-нибудь встретимся.
– Альшита!
Голос Икрама заставил обернуться и вздрогнуть – девочка сидела рядом со мной и смотрела прямо на меня этими своими огромными глазами, в которых застыли океаны отчаяния и горя… смотрели с какой-то надеждой. Спрятанной, как за запотевшими стеклами еще не высохших слёз. Я встала с песка и протянула девочке руку.
– Пойдем с нами ужинать? Ты голодная?
Она с места не сдвинулась… только смотреть продолжает так, словно в душу мне заглядывает и переворачивает там все, кромсает на куски.
– Альшитааа!
Пошла быстрым шагом к костру, разведенному Икрамом, несколько раз обернулась на ребенка… Так и стоит по щиколотки в песке и прижимает к себе вещи сестры. А потом вдруг быстро за мной побежала.
Когда к костру подошла вместе с девочкой, приготовилась защищаться от Икрама, но он и слова не сказал. Лепешку на три части разделил, мясо жареное перед нами обеими положил и в одну чашку на двоих воды налил. Ели мы молча. Мне после пережитого кусок в горло не лез, и все еще воняло гарью и кровью. Икрам спокойно отламывал куски лепешки и клал в рот, а девочка жадно запихивала в рот мясо и поглядывала то на меня, то на Икрама. Видимо, ожидая, что ее прогонят. Но ни я, ни лекарь не собирались этого делать. Она убежала, едва доев свою порцию, не забыв утащить за собой вещи сестры.
***
Когда я легла на подстилку и укрылась покрывалом, почувствовала, что на меня кто-то смотрит. Девочка стояла неподалеку в длинной джалабее с огромными рукавами и еще одном черном платке на голове поверх своего.
Я приподнялась на локте и подвинулась в сторону, откинув край покрывала. Амина легла рядом со мной, отвернулась спиной и позволила себя укрыть. Я глаза закрыла, а перед ними дом наш и комната моя, куда Верочка по ночам приходила и в постель ко мне забиралась. Я ее одеялом укрывала, обнимала и колыбельную нашу любимую пела.
Сама не заметила, как и сейчас петь начала и девочку к себе прижала…
ГЛАВА 21
– Наши потери слишком велики, Аднан. Нам нужны люди. Скоро должен будет проехать обоз Асада, и именно поэтому он бросил все свои силы отвлечь нас и помешать перехватить его товар.
Рифат с волнением смотрел на своего Господина, как тот поморщился и попытался устроиться поудобнее на подушках. От напряжения и боли на лбу Аднана выступил пот, и сбилось дыхание. Он проводил взглядом свою новую игрушку и не отрывал его, пока та не вышла за дверь. Раненый, ослабленный, а взгляд тяжелый, голодный из-под ровных слегка сошедшихся на переносице бровей так полыхает едва сдерживаемой страстью, настолько обжигающей, что Рифат невольно вздрогнул, понимая, что для его Господина русская рабыня уже далеко не просто игрушка.
– У братьев помощи просить не стану. Обойдутся заиметь лишний повод сделать меня своим должником. Набери людей по деревням, Рифат. Обещай высокую награду и мое личное расположение.
– Время займет, а у нас этого времени совершенно нет.
Аднан поднял взгляд на своего верного помощника, и теперь глаза одного из самых жестоких и кровожадных сыновей Кадира прожигали Рифата, как радиоактивные лучи.
– А ты сделай так, чтоб не заняло. Сколько людей сейчас способны держать оружие в руках и скакать верхом? Отбери самых надежных. Дай им на дорогу не больше трех суток.
– Тогда в деревне никого не останется, брат. А Асад хитер, как лис, он может выжидать и предвидеть каждый твой шаг… а еще я склонен к тому, что в отряде есть тварь, преданная Асаду или перекупленная им.
– Несколько лет назад мы с тобой вдвоем защищали целое поселение женщин и детей.
– Ты ранен.
– Я с утра встану на ноги. А надо будет – встану и раньше. Отправляй людей. Я хочу, чтоб завтра у меня было собрано новое войско. Доложи мне – кто из наших остался в живых. Разобьем отряд на несколько мелких отрядов.
Приподнялся и рывком схватил флягу с водой, открутил зубами крышку, выплюнул в сторону. Сделал несколько больших глотков, вытер рот тыльной стороной ладони и поставил флягу обратно на пол. На повязке пятна крови расползались все шире.