не испытывал к партнершам по киносъемкам. А светлая мелодия струилась по залу, и за плотной стеной музыки уже нельзя было различить эльфийских слов, а другие, не эльфийские, Нелдор сможет оживить лишь в Лориэне, у Кургана Эмроса…
Но все это было привязано к плоскости экрана, а в объеме, где те же Розамунд и Нелдор скользили легкими тенями, творилось совсем другое.
Темная небольшая комната с высоким потолком, лишь в приоткрытое окно падает квадрат холодного белого света. У окна, опираясь локтем на подоконник, стоит Арвен в другом, белом платье. Еле слышный скрип дверей, она оборачивается — перед нею на пороге Арагорн. Всего два легких стремительных шага — и ее руки лежат у него на плечах, и два взгляда слились в одно заветное заклятье 'рэ мэльд аом', которое от века произносится на многих языках, но во все времена значило одно: 'Я тебя люблю'.
Эту сцену запомнил навек не один Фродо, а все, кто ее видел — и лишь Розамунд и Нелдор иногда не прочь были ее забыть…
А в реальной жизни съемки этой сцены имели самые неожиданные последствия: Димка-Фарамир, давно уже поглядывавший на Ариэль со значением, вдруг воспылал жгучей ревностью к Нелдору и перестал отходить от Розамунд. Это вполне устроило не только прекрасную Арвен, но и Ариэль. Для мужской половины обитателей Меловой рощи Королева давно уже была тем же, чем Нелдор для 'партии серых', и все чаще она задавала себе вопрос, как на это посмотрит Ричард.
В отличие от Димки и многих ему подобных, Гилморн ни разу сам не искал встречи с Ариэль, и в Меловой роще его видели только по делу. Но часто после случайной встречи в Средиземье-за-Окой дунаданец на целый день становился спутником Королевы. Ариэль почти не разговаривала с ним, однако каждая встреча оставляла в ее душе странный осадок, и она бессознательно стискивала в пальцах алфенилловый листок. Однажды она уснула в таком положении и совсем не удивилась, увидев во сне Наталию Эрратос. Лучшая подруга матери строго взглянула на Ариэль и что-то сказала по-гранасиански, но Ариэль не поняла ее. Проснулась она со смутным ощущением, что вокруг все не так. И действительно, начиная с этого дня, третьего мая, к обычным киносъемочно-рассветным чудесам в Меловой роще прибавилась откровенная мистика, исходившая неизвестно откуда.
К сожалению, в этот день Ариэль в предпоследний раз отправилась на практику, и поэтому упустила те события, с которых все началось. А началось с того, что в этот день Таллэ, которая по-прежнему шастала по всему Средиземью, как агент элксионской разведки, впервые заметила у Наталии Коваленко Чашу.
На первый взгляд и по виду, и по весу это была обычная сребропластовая посудина, снаружи изукрашенная удивительно красивыми узорами из листьев и цветов в стиле Мариши Шедловой, а внутри абсолютно гладкая. Но стоило в эту посудину налить воды — причем совсем не обязательно из Зеркальной Заводи — как в руках у Наталии оказывалось самое настоящее Зеркало Галадриэли, принцип работы которого достаточно подробно описан в «Хранителях». По этому поводу Наталия давала следующие объяснения: якобы дно чаши покрыто особой пленкой, последним достижением земной биотехнологии, которая, если взять чашу в руки, улавливает изменение напряжения биополя, связанное с различными мыслями, и преобразует их в видимое изображение. Вода же нужна, во-первых, для увлажнения пленки, во-вторых, для того, чтобы изображение не рассеивалось. Сама же чаша была якобы подарком знакомого биотехнолога Наталии. Но многие недоумевали, зачем понадобилось заказывать такую уникальную вещь (наверняка стоящую уйму энергии!), когда как раз в этой сцене проще простого применить комбинированные съемки. Зато надвигающимся Играм эта вещь придавала аромат настоящего Средиземья, так как в игровом Лориэне с давних пор существовала традиция при помощи Зеркала проверять 'на вшивость' всех подозреваемых, и Чаша открывала для этого неслыханные возможности.
Как и все остальное, попавшее в Меловую рощу без ведома и формального согласия Стэнли, чаша вызывала у него болезненный интерес. Видеть ее мог каждый — обычно посудина стояла на окне маленького синевато-серого «коралла», в котором жила Наталия. Но в работе она демонстрировала Зеркало неохотно, и при этом ни разу не присутствовало более двух человек одновременно. А те из присутствующих, кто имел достаточно хорошие глаза, не могли не заметить, что сама Наталия берет Чашу в руки с осторожной опаской, словно и она не знала, чего можно ожидать от этой странной вещи.
Шестого мая в Меловой роще появилась рыжая Галька, и Эленсэнт, посовещавшись с Таллэ и Хелкой, решила устроить маленькую гадость своему давнему недругу. Сделать это было проще простого — Галька, автор нескольких неплохих переводов стихов Толкиена и лучший в «Рассвете» знаток эльфийских наречий, была очень высокого мнения о себе как о Галадриэли и жаждала взглянуть на своего киносъемочного двойника. И не успела она обменяться приветствиями с неразлучной троицей, как Хелка тут же начала ее дразнить:
— Знаешь, Галь, все-таки в сравнении с нашей местной Галадриэлью ты здорово проигрываешь.
— Это почему же? — тут же вскинулась Галька.
— Да хотя бы по внешности. А кроме того, у нее есть самое настоящее Зеркало, а не как у тебя, суповая миска.
— Кстати, мы уже давно спорим, что же у тебя все-таки плавало в этой миске: лепестки тюльпана или резаная свекла? — с милой улыбкой подхватила Эленсэнт.
— Вы хамите, девочки, — ответила Галька, задетая за живое. — Конечно, у вас здесь киностудия, и есть возможность иметь Зеркало, которое выглядит.
— Дело в том, что оно не только выглядит, — чуточку нахально возразила Эленсэнт. — Оно еще и работает.
— В натуре, — поддакнула ей Таллэ.
— Как работает? — не поверила Галька.
— Как настоящее. Можем показать, наша Галадриэль отсюда в двух шагах живет. Вообще она к своему Зеркалу неохотно подпускает посторонних, но думаю, для коллеги сделает исключение, — словечко «коллега» в устах Эленсэнт достало Гальку окончательно и бесповоротно, и она произнесла, не скрывая насмешки:
— Ну-ну! Любопытно взглянуть на вашу эльфийскую магию с клеймом «Голдмэлл»!
Эленсэнт только это и было нужно. Она весело зашагала к «кораллу» Наталии. Галька и подруги не отставали. Подойдя к раскрытому окну, Эленсэнт просунула голову внутрь и позвала:
— Наталия, можно вас на минутку?
— В чем дело, Сента? — отозвался из глубины «коралла» красивый голос.
— Мы тут вам московскую Галадриэль привели, хотите познакомиться?
— Хочу, — ответил голос. Галька уже приготовилась возмущенно фыркнуть, но тут распахнулась дверь, и на пороге встала сама Наталия Коваленко, такая же светлая и красивая, как этот майский полдень. Все в ней, как всегда, было простым и легким — и светло-оливковое, без единого украшения, платье с глубоким вырезом, и русые с золотинкой волосы, свободно падающие на плечи, и тонкий златопластовый обруч от киносъемочного прикида на голове, горящий на солнце жарким золотом.
Галька лишь взглянула на нее — и поспешно отвела глаза. Она была достаточно умна, и с одного взгляда сумела понять, что перед нею стоит настоящая, подлинная Галадриэль, с которой ей вовек не сравниться. Никогда не будет у нее ни такой уверенной, спокойно-красивой манеры держать себя, ни такого взгляда — доброжелательного и в то же время непроницаемого…
Эленсэнт не была мстительна по своей натуре, но сейчас она вспомнила, как обошлась с нею Галька во время прошлогодних Игрищ, и вид растерянного лица 'московской Галадриэли' доставил ей удовольствие.
— Знакомьтесь, — Таллэ, которая вполне разделяла все чувства Эленсэнт, произнесла эти слова с
