сжимает эфес меча. Но почему она стала носить их и не на съемочной площадке? Ариэль заново оглядывала Таллэ и замечала многое из того, что прежде ускользало от ее взгляда. 'Если женщина не нуждается в украшениях, тогда откуда взялись в вырезе черного бархата эти стразки, нашитые на свитер в виде ожерелья? Или пересекающий лоб сребропластовый обруч с обрамляющими лицо подвесками из радужных кристаллов? Ведь раньше голову Таллэ охватывала просто черная ленточка. Господи, неужели…' И Ариэль, сама ругая себя за это, сказала полувопросительно-полуутвердительно:

— Ты любишь его, Таллэ…

Ух, как полыхнули ее глаза!

— Да, люблю! — почти крикнула она. — Всю жизнь люблю, еще с того момента, как только книгу прочитала! Только не этого, не вашего, а своего! А тебе… а тебе я советую остановиться на ком-нибудь одном, и желательно не на нем. Мало тебе Рози Шелл?

Только сейчас до Ариэль окончательно дошло. Словно пелена упала с ее глаз, и она была готова проклясть себя. Черт возьми, надо было головой думать, а не хвататься за листок, надеясь, что приснится Наталия Эрратос и скажет что-нибудь умное! Рука Ариэль снова непроизвольно нашарила листок на груди, и он показался ей странно теплым. И вдруг, повинуясь внезапному порыву, она рывком сдернула цепочку со своей шеи и надела подарок Наталии на грудь Таллэ.

— Когда-то мне подарили эту вещь со словами: 'Это залог великого счастья и великого чуда', — проговорила она виновато. — Счастье уже было, чудо тоже. Мне он уже не нужен, а тебе может пригодиться. У этой вещи свой характер, и, видно, пришла пора ей поменять владельца.

И, словно в ответ на эти слова, камни на листке ослепительно вспыхнули — но лишь два, а самый нижний продолжал лишь слабо блестеть. Впрочем, Ариэль это не очень удивило, так как во время операции 'Стрелка Леголаса' листок угодил в щель между рамой и косяком окна, и один из камней вполне мог повернуться в оправе, подставив свету хуже ограненную сторону.

— Спасибо тебе, Королева, — произнесла Таллэ изменившимся голосом. Едва листок коснулся ее груди, как бешеное волнение покинуло ее и стало казаться, что теперь все будет хорошо, да, очень хорошо!..

13

Арагорн долго с грустью смотрел ей вслед, потом повернулся и через двор направился к своему шатру. Настроение у него и так было плохое, а картина, увиденная им возле шатров, не улучшила его.

Вокруг небольшого костерка сидели несколько воинов Серого Отряда и слушали песню, которую пела непонятно откуда здесь взявшаяся девушка с лютней, одетая не по-женски. Светлый и чистый, почти эльфийский голос девушки проник Арагорну в самое сердце, и он вдруг узнал Иорет из трактира 'Гарцующий пони'.

Интересно, как она тут оказалась?

Арагорн шагнул в круг — и певица сразу смолкла.

— Это опять ты? — устало спросил он. — Почему всякий раз, как я должен принять какое-то трудное решение, ты оказываешься на моем пути?

— Должен же кто-то слагать песни о твоих подвигах, ответила она с легкой усмешкой, но глаза были все так же серьезно-печальны. — Почему бы мне этим не заняться?

Арагорн чувствовал себя неловко. Завтра отряду рано выходить в страшный путь… а она знает об этом (видно же по ее лицу, да и по лицам дунаданцев тоже) и, тем не менее, поет и улыбается, словно ничего не происходит.

— Потому, что моя завтрашняя дорога не предназначена для женщин, — ответил он осторожно. Иорет заглянула ему в глаза и вдруг расхохоталась.

— Сегодня ты уже говорил эти слова другой женщине, улыбку, светившуюся на ее лице, хотелось назвать издевательской.

— Но я — не она!

— Откуда ты знаешь об этом? — спросил Арагорн, стараясь сохранять спокойствие. Поведение девушки нравилось ему все меньше и меньше.

Вместо ответа Иорет снова взялась за лютню и принялась наигрывать мелодию той песни, которую когда-то пела в 'Гарцующем пони'. Дунаданцы переглянулись — видимо, песня была им хорошо знакома. Арагорн с трудом припомнил слова… Почему она позволяет себе такие намеки?

— Вести доходят ко мне на птичьих крыльях, — сказала Иорет, не прекращая игры, а затем пропела:

Глаза не округляйте Я следом шла давно, Назад не посылайте Не выйдет все равно, У вас есть долг, дружина… А у меня есть свой. Ты изумлен, растерян, А я уйду с тобой, Пусть ты взбешен, растерян, Но я иду с тобой!

— Можешь понимать это в буквальном смысле, — сказала она, допев. — Мне, как и тебе, надо в Гондор, и мне, как и тебе, надо туда короткой дорогой.

Арагорн не отвечал. Когда Иорет сказала про птичьи крылья, ему показалось, что когда-то он уже слышал эти слова, сказанные этим же голосом, и он пытался вспомнить, что же было с ними связано…

— Что же ты молчишь, Наследник Исилдура? — продолжала Иорет. — Опять будешь говорить, что это не женское дело? Конечно, у меня за спиной поменьше лиг, чем у тебя, но двенадцать лет скитаний научили меня не страшиться никаких дорог. А что касается дома, то если у меня и есть где-то такое место, то оно в Гондоре.

Вместо ответа Арагорн осторожно взял ее за руку. На безымянном пальце Иорет было тонкое серебряное колечко, покрытое прозрачной эмалью с черными черточками, сгруппированными по четыре. Арагорн внимательно рассмотрел его, и его оставили последние сомнения.

— Я не в обиде на тебя, Иорет, дочь Эленни Эреджин и Эрверна Итильского, — наконец сказал он. — Вижу, что вместе с кольцом ты унаследовала и характер матери. Когда-то я был близко знаком с Эленни, и тем печальнее для меня узнать, что ее нет в живых.

Впервые за весь разговор Иорет взглянула на Арагорна с уважением.

— Моя мать умерла двадцать пять лет назад, и я почти не помню ее. Наверное, Валары просто сжалились над ней. А я — я еще пять лет назад ничего не знала, пока ветер странствий не занес меня в Раздол…

— А отец? — осторожно спросил Арагорн. Он боялся причинить боль девушке, но слишком много воспоминаний было связано у него с Эрверном Итильским и его женой, которую так изнурили годы страданий, что никто не угадал бы в ней эльфинку, да еще из Нолдор…

Глаза Иорет вспыхнули.

— Добро или зло нес ты в Гондор, Звездный Орел, воскликнула она по-эльфийски. — но моей семье ты принес лишь беды! Так слушай: Денэтор знал все! Мой отец был честным человеком, и когда его прямо спросили — он ответил правду. Через десять лет после того, как Денэтор стал наместником, умерла моя мать, и с тех пор ему не давала покоя мысль, что лишь двое знают правду о Наследнике Исилдура — он и мой отец. А ведь род Эрверна не ниже рода Денэтора, и он понимал, что если в Гондор

Вы читаете Киносъёмки
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату