остриженные волосы, теплая, с подстежкой, куртка из разноцветной замши, на правой руке – золотой „Ролликс'. Лицо – волевое, того же типа, что и у Челунина. Какое уж тут воровство цветов! Обрубки ног, укутанные в мохеровый шарф, покоились на небольшой деревянной дощечке с колесиками. Было совершенно непонятно, каким образом ему по таким сугробам удалось сюда добраться.
– Не могли найти другого места? – сказал я уже более миролюбиво.
Его взгляд прояснился, сделался цепким, пронизывающим, у меня сразу же возникло ощущение дискомфорта.
– Какого черта вам тут надо? – с вызовом проговорил он.
На всякий случай я зыркнул глазами в сторону памятника – туда ли я вообще попал? Вроде туда. Между прочим памятник сейчас выглядел комично: стол, за которым сидел Середа, утопал в снегу, а на том месте, где раньше стояла пишущая машинка, возвышался сугроб. Руки Середы были воткнуты в этот сугроб, и в таком виде памятник здорово смахивал на парковые статуи времен развитого социализма.
Пришлось объясняться, что-то плести. С подобными ребятами мне в жизни общаться не приходилось. Сталкиваться – сталкивался, но чтобы общаться… Вы спросите, с какими это с подобными? А хрен его знает! С Мачо, что ли, с хозяевами жизни. Ему даже не мешала его жуткая инвалидность. Все равно сразу же чувствовался хозяин.
– Родственники попросили меня проведать могилу, знаете ли… Гм-гм…
– Чьи родственники?
– Ну, Виктора Середы.
– Середы? – он побледнел.
И тут меня осенило. Во-первых, не Середы, а Момина, болван я эдакий! Во-вторых, писатель ведь оказывал финансовую помощь инвалидам. Возможно, и этому парню тоже. Впоследствии парень разбогател и теперь в знак благодарности решил поставить Момину памятник. Все очень просто.
Я сказал, что оговорился. Что меня послали родственники Виктора Момина навестить могилу и посмотреть, что тут и как. И что я должен был сделать это в среду. А сегодня как раз – „середа'. Так что я чист, как слеза младенца. А вот какое он сам имеет отношение к покойному?
– Сегодня – пятница, – возразил он.
– Середа, – настаивал я.
Тогда он вытянул в мою сторону запястье с „Ролликсом'.
– Фрайдей.
От него исходило мощное силовое излучение, словно от потерпевшего аварию ядерного реактора. Он продолжал ощупывать меня взглядом.
Потом здоровой рукой булькнул в стакан водки и протянул мне.
Что было делать?
Я выдохнул в морозный воздух все свое недовольство сложившейся ситуацией, и принялся пить. Водка была ледяной. Пока я пил, он сказал, что его зовут Гарик.
– Гена, – сказал я, занюхивая водку собственным именем. – Геннадий Твердовский.
Обычно я перечисляю и все свои прозвища – почему-то это доставляет мне удовольствие. Но сейчас я этого не сделал. Сейчас бы мне это почему-то удовольствия не доставило.
– Вас послала его дочь? – в упор спросил он.
Я замялся.
– Нет… Вернее, в каком-то смысле… Видите ли, я биограф ее отца.
Которого она послала на могилу проверить, как тут дела. Болван! Где это видано – биограф на побигушках? Одно успокаивало: у меня оставались неплохие шансы дать деру. Если, конечно, у него не было с собой револьвера.
Он снова налил в стакан водки и выпил сам. Выпил легко, словно сельтерскую, и тоже посмотрел на памятник.
– Что-то не припомню статей о Момине, подписанных Геннадием Твердовским. И уж тем более, статей о Середе. Хотя могу с уверенностью сказать, что отслеживаю эту тему в печати.
Теперь наступила моя очередь бледнеть. Ведь только литературным агентам было известно, что Момин и Середа – одно и то же лицо. Или я проговорился, а он тут же сориентировался? Не похоже.
– А вы кто? – спросил я.
– Об этом потом. – Он опять бухнул водки в стакан и протянул мне. Ну и темп! Если так будет продолжаться дальше, лучше сразу же оставаться на кладбище, чтобы сэкономить на катафалке. – Для начала я все же хочу знать, кто вы ей? Любовник? Жених? Ухажер? Приятель?
Знал бы я для начала, кто он ей, может и ответил бы искренне. А так пришлось цепляться за версию биографа. Мол, собираюсь написать о нем книгу.
– Это Светлана вас наняла?
– Гм, да.
– Вы литературовед?
– Гм, нет. Писатель.
Правда, прошлой ночью, выяснилось, что я – писсуар. Но нельзя же признаться в этом совершенно незнакомому человеку. Скажу – писатель, авось со временем сказка станет былью.
– Все же вы биограф Момина, или Середы? – не унимался он. – Надеюсь, вопрос для вас не слишком сложный.
– Не слишком, – сказал я. – В общем-то… обоих.
Он с силой ударил здоровой рукой по снегу.
– Более идиотского поручения она вам дать не могла! Ей-Богу! Хотя, разумеется, она не ведала, что творит… И как продвигается работа?
– Я только начал собирать материал, пока, собственно, никак, – сказал я осторожно.
– Ну тогда вам повезло, что вы меня встретили. Здорово повезло. Хотя вы пока этого, разумеется, не осознаете.
– Может вы все же скажете, кто вы такой? – попросил я.
– Может и скажу, но не сейчас. Сейчас мне уже пора идти.
Он так и сказал – „идти', а потом бросил взгляд на „Ролликс'.
Я машинально вылакал водку из стакана, заев ее снегом. И приготовился смотреть, как он будет „идти'.
– Вам не приходилось бывать в „Квазимодо'? – неожиданно спросил он.
„Квазимодо'! Это было крупнейшее издательство в городе. С одноименным кафе на первом этаже. Раньше кафе считалось литературным, а теперь превратилось в сборище разных типов, каким-либо образом причастных к книжному бизнесу.
– Пару раз захаживал, – сказал я.
В издательстве этом, между прочим, стремились напечататься ведущие писатели, поскольку там платили солидные гонорары. Я – так туда даже и не совался.
– И что, понравилось?
– В общем-то, да.
– Хорошо… – Он извлек из куртки мобильный телефон и большим пальцем нажал две кнопки. Потом бросил в трубку: – Заберите меня.
И почти сразу же на горизонте появились два живописных амбала. Они были приблизительно того же возраста, что и Гарик, в черных кожаных куртках. Подойдя, легко подхватили его на руки вместе с дощечкой.
– Еще увидимся, – сказал он. – Только Светлане – ни гугу. Ей о моем существовании ничего не известно, и слава Богу. Если проболтаетесь – вам хана. Понятно?
– Понятно.
– Водку допьете?
– Допью.
– Только посуду здесь не оставляйте. До встречи.
И тут я вспомнил, зачем, собственно, сюда пришел. Не для того ведь, чтобы водки нажраться или получить приглашение в кафе „Квазимодо'.
