По воле Посейдона

аллеям, лежавшим между его домом и домом Гилиппа.

Если что-то пойдет не так — сохрани от этого Афродита — и придется бежать, он не будет мчаться в темноте наугад.

«Надеюсь, что мне все-таки не придется убегать», — это была первая мысль, промелькнувшая в голове Менедема, когда он шагнул на улицу. Все выглядело не так, как при свете дня. Ему пришлось оглядеться, чтобы найти путеводную звезду Зевса — теперь она стояла на юго-востоке куда ниже, чем тем ранним утром, когда «Афродита» впервые отчалила от Родоса. Так, теперь надо сориентироваться и вспомнить, в какую сторону идти.

Менедем считал углы улиц, шагая к дому Гилиппа.

«Интересно, смогу ли я сделать то же самое, если буду бежать изо всех сил, спасая свою жизнь?» — гадал он.

Потом сердито тряхнул головой.

«Я становлюсь таким же пугливым, как Соклей».

Он попытался вообразить своего двоюродного брата, отправляющегося заниматься любовью с чужой женой, и спустя мгновение снова тряхнул головой. Такая картина отказывалась вставать перед его мысленным взором.

Менедем продолжал считать углы. Сейчас он не бежал, спасая свою жизнь, но шел тихо, осторожно, стараясь не привлекать ничьего внимания. Немногие бродят по городу ночью с благими намерениями. Еще меньше людей ходят без сопровождения факельщика, а иногда и целой группы факельщиков, освещающих дорогу.

Услышав приближающиеся шаги, Менедем нырнул в самую густую тень, какую только смог найти, и затаился. Мимо прошли двое, негромко разговаривая — похоже, не по-эллински. Но Менедем не имел никакого желания завести с ними знакомство и выяснить наверняка, на каком языке они беседуют.

Нашел ли он дом Гилиппа? Менедем склонил голову к плечу и некоторое время рассматривал здание, поглаживая подбородок. Кожа была очень гладкой: в полдень юноша побрился, пустив в ход душистое масло, чтобы смягчить волоски.

Вскоре Менедем решил, что дом не тот — очертания крыши выглядели незнакомыми. Остается надеяться, что он все-таки не сильно просчитался и уже где-то близко от цели. В противном случае Филлис взбесится, а Соклей будет только рад.

— Вот здесь! — наконец прошептал Менедем.

Он даже вышел на улицу, на которую смотрели окна женских комнат. Сквозь ставни пробивался свет ламп.

«Если я сумею так же хорошо находить путь в море, меня можно будет считать везунчиком».

Он засвистел мотив, которым в прошлый раз привлек внимание Филлис.

Некоторое время ничего не происходило. Менедем продолжал свистеть. Потом за углом дома распахнулась передняя дверь, скрипнув по хорошо утоптанному земляному полу большой прихожей. Менедем поспешил войти, и дверь за ним закрылась.

Какая-то женщина — должно быть, рабыня, потому что она говорила на эллинском языке с акцентом, — сказала ему:

— Иди наверх. Она будет ждать.

Менедем уже спешил через двор к лестнице: он хорошо помнил, где та находится. Только поднявшись почти до самого верха, он приостановился в темноте. То, что наверняка пришло бы в голову его двоюродному брату еще на улице, только что осенило Менедема. Вдруг это ловушка? Вдруг вместо Филлис — или вместе с Филлис — наверху ждет Гилипп, а с ним — его друзья, вооруженные ножами, мечами и копьями? Тогда они славно бы поимели Менедема, и никакой шарм бы не помог.

Конечно, если они сейчас ждут наверху, потихоньку хихикая, то все равно уже ничего не исправить. Что ему теперь делать — развернуться, ринуться вниз по лестнице и выбежать за дверь? Менедем помотал головой. А разве божественный Ахиллес на его месте поступил бы так? Или хитроумный Одиссей?

«Хитроумный Одиссей проявил бы достаточно здравого смысла, чтобы вообще сюда не явиться, — подумал Менедем. — И хитроумный Одиссей, в отличие от Гилиппа, был к тому же достаточно везучим, чтобы жениться на верной женщине».

Менедем колебался на лестнице не больше пары биений сердца. Потом, словно рассердившись на себя за то, что попусту тратит время, побежал в женские комнаты. Одна из дверей была слегка приоткрыта. Лампа внутри — если он правильно сообразил, то была комната, из окна которой смотрела на него Филлис, — озаряла переднюю уютным, мерцающим светом. Менедем подошел к двери и позвал хозяйку дома по имени.

Его собственное имя прозвучало в ответ так же тихо;

— Менедем?

Он открыл дверь, скользнул внутрь и закрыл ее за собой.

Филлис, укрытая большим гиматием, лежала на кровати, ожидая любовника. Глаза Менедема метнулись туда-сюда. Гилиппа в комнате не было. Не оказалось тут и его вооруженных друзей. Все было так, как и должно было быть.

И все-таки он не смог удержаться от вопроса:

— А где твой муж?

— Его брат устроил симпосий, — ответила Филлис. — Какие-нибудь маленькие рабыни этой ночью дадут Гилиппу то, что он хочет. И — вот…

Она сбросила плащ и теперь лежала на постели обнаженной; ее тело в свете лампы казалось белым, как молоко.

— А ты можешь дать мне то, что я хочу.

— Сделаю все, что в моих силах.

Менедем стянул через голову хитон.

— Рабы не проболтаются? — спросил он, растянувшись рядом с ней.

Филлис покачала головой.

— Вряд ли. Я обращаюсь с ними лучше, чем Гилипп. Если он придет домой раньше, они меня предупредят.

Она потянулась к Менедему.

— Но я не хочу думать сейчас о Гилиппе.

Как и любой мужчина-эллин, Менедем привык использовать женщин ради собственного удовольствия. Но сейчас перед ним была женщина, которая сама желала получить удовольствие. Он улыбнулся, потянувшись губами к ее груди. Может, Филлис и использовала его, но ведь и он делал то же самое. Женщина низко заурчала и прижала к себе его голову.

Вскоре она оказалась на четвереньках на краю постели. Когда Менедем начал выбирать такой способ, чтобы любовница случайно не забеременела, Филлис покачала головой.

— Это всегда больно, — сказала она. — И я бы предпочла носить твоего отпрыска, а не его.

— Хорошо. — Менедем чуть пошире раздвинул ноги и начал заново.

Он двигался медленно, растягивая удовольствие — свое собственное и Филлис. Вскоре она рванулась назад, к нему, так же сильно, как он в нее вошел, и испустила негромкий крик, похожий на тот, что издала во дворе в ночь симпосия. Мгновение спустя кончил и Менедем.

Поскольку он был молод, ему понадобилось немного времени, чтобы оправиться. Когда он начал снова, Филлис с удивлением оглянулась через плечо.

— Гилипп бы уже давно храпел, — сказала она.

— Кто? — спросил Менедем.

И оба рассмеялись.

И снова Менедем не торопился. В первый раз он сам решил не торопиться, а во второй ему поневоле пришлось действовать не спеша. Даже после того как Филлис издала свой кошачий вопль наслаждения, он все продолжал и продолжал, приближаясь к собственному пику удовольствия.

Он почти достиг его, когда передняя дверь дома Гилиппа отворилась.

— Хозяин! — воскликнула рабыня громче, чем следовало бы. — Почему ты так рано вернулся?

Филлис задохнулась, но на этот раз вовсе не от наслаждения.