Когда ее муж прорычал:
— Потому что поссорился со своим идиотом братцем, вот почему, — она дернулась прочь от Менедема.
Он протестующе зашипел, но потом голос Гилиппа донесся от самого подножия лестницы:
— Я подбил ему глаз — этой жалкой, бессильной обезьяне!
— Ну и ну! — воскликнула рабыня. Потом продолжила: — Господин, думаю, хозяйка спит. Она не ожидала увидеть тебя раньше завтрашнего утра.
— Стало быть, я ее сейчас удивлю, — сказал Гилипп, начиная подниматься по лестнице.
Менедем схватил свой хитон.
Филлис указала на окно и задула лампу.
Внизу, во дворе, рабыня еще о чем-то спрашивала Гилиппа, пытаясь его задержать. Но что именно она говорила, Менедем не слышал.
Он вышвырнул тунику за окно, потом выбрался из окна сам. Вместо того чтобы просто прыгнуть, юноша на мгновение повис, цепляясь руками за подоконник, и только потом разжал пальцы и упал: так было куда безопаснее.
И все равно он подвернул лодыжку, сильно ударившись о землю. Крепко прикусив губу, чтобы не вскрикнуть от боли, Менедем схватил хитон как раз в тот миг, когда Гилипп уже вошел в комнату Филлис и заговорил:
— Это еще что такое? Похоже, там пытается проникнуть в дом ночной грабитель?
Менедем захромал за угол как можно быстрей и услышал ответ Филлис:
— Думаю, это просто собака, о муж мой.
— Хорошенькая же собака, просто великан! И к тому же порядком неуклюжая собака, — с сомнением произнес Гилипп. Должно быть, он выглянул в окно, потому что вскоре продолжил: — Не вижу никакой собаки. Но не вижу и взломщика, поэтому, думаю, все в порядке.
Наверное, он снова повернулся к жене — его голос стал глуше, и Менедем с трудом расслышал, удаляясь:
— Иди сюда.
— Повинуюсь, — ответила Филлис так спокойно, словно никакие другие мысли не тревожили ее ум и никакой другой мужчина не входил только что в ее тело.
«Гилипп не получил от танцовщицы этой ночью того, чего хотел, поэтому получит все, что сможет, от своей жены», — подумал Менедем, натягивая хитон.
Сам-то он не получил от Филлис всего, чего хотел.
«Вот ведь идиот этот Гилипп, — промелькнуло у него в голове. — Неужели он не мог затеять драку с братом чуть попозже?»
Менедем осмотрелся. Дом Гилиппа находился в центре Тарента, в той части города, где аккуратная сеть новых улиц сменяла беспорядочную путаницу старых переулков и аллей. Это упрощало дело. Как только Менедем понял, в какой стороне восток, он начал считать углы. Его лодыжка ныла при каждом шаге, но идти было можно.
Один раз Менедем не на шутку испугался: трое или четверо плотных мужчин, явно не замышлявших ничего хорошего, протопали по улице как раз перед ним. Но он остался в тени и всеми силами старался держаться тихо. Они продолжили путь, едва повернув головы в его сторону. Менедем испустил тихий облегченный вздох, подождал, пока незнакомцы пройдут мимо. И двинулся к дому, который они снимали.
Постучав в дверь, Менедем ожидал, что сейчас Аристид спросит, кто там, желая удостовериться, что открывает хозяину, а не какому-нибудь шустрому грабителю. Но вместо голоса Аристида он услышал голос Соклея:
— Это ты, братец?
— Миндаль! — вывел трель Менедем высоким, тонким фальцетом. — Кому отличный миндаль?
Соклей открыл дверь.
— Я бы с удовольствием купил миндаль прямо в скорлупе и разбил бы ее о твою башку! — сказал он. — Ты вернулся раньше, чем я ожидал. А как же оргия всю ночь напролет?
— Боюсь, мои планы несколько изменились, — входя, ответил Менедем.
Соклей закрыл за братом дверь.
— Но я хорошо провел время, — продолжил Менедем. — Так что не беспокойся.
Он все еще жалел, что Гилипп не вернулся от своего брата домой чуть позже, но теперь Менедему казалось, что все не так уж и плохо: ну подумаешь, выпрыгнул из окна, неудачно приземлился и уковылял прочь, не закончив второго захода. Могло быть и гораздо хуже.
Но слишком наблюдательный, на свою беду, Соклей даже при слабом свете горящего во дворе единственного факела заметил, что его двоюродный брат хромает.
— Что с тобой случилось? — требовательно спросил он. — Гилипп тебя поймал?
— Нет, не поймал и не узнал, — ответил Менедем. — Он даже не уверен, что я человек, а не собака. Этот идиот подрался на симпосии и рано вернулся домой. Вот почему мне пришлось покинуть его дом через окно.
— Тебе повезло, что ты не сломал ногу, а то и шею, — сказал Соклей. — Неужели эта женщина действительно стоит такого риска?
— По-твоему, я бы туда пошел, если бы так не считал? — слегка обиженно спросил Менедем.
Откровенно говоря, теперь, мысленно оглядываясь назад, он полагал, что Филлис не стоила такого риска, но он бы скорее предстал перед персидским палачом, чем признался в этом своему самодовольному педантичному братцу.
И если Филлис снова его позовет, он вполне может опять к ней отправиться.
— Как это глупо, — заметил Соклей.
— Ты, безусловно, прав, о почтеннейший. — Менедем прибег к уважительному обращению с явным намерением оскорбить двоюродного брата.
Судя по хмурому лицу Соклея, ему это удалось.
— А теперь, — сказал Менедем, — если ты меня извинишь, я пойду спать. У меня была хлопотливая ночь.
Пытаясь идти как можно небрежней, он двинулся к спальне, Мало ему нытика братца, так еще и лодыжка сильно ноет. Ну и ладно, решил Менедем. Он не будет обращать на это внимания.
Рабыня, прислуживавшая в борделе Ламахия, отрицательно покачала головой — так обычно делают все варвары.
— Майбия не хочет тебя сегодня видеть, — сказала она.
— Что? — Соклей непонимающе уставился на нее, как будто женщина заговорила на осканском или латинском, а не на довольно хорошем эллинском. — Но почему? Она не может так поступить!
Пожав плечами, рабыня вновь повторила свои слова.
Соклей двинулся было мимо нее, но тут пара других рабов — здоровяков-вышибал — появились за ее спиной. Родосец остановился.
— Тогда позволь мне поговорить с Ламахием.
Женщина кивнула и отошла в сторону.
— Радуйся, друг, — приветствовал его хозяин борделя, улыбаясь по-прежнему широкой и все такой же фальшивой улыбкой.
— Радуйся, — ответил Соклей. — Мы заключили сделку, если ты не забыл.
— Да, я помню, но… — Ламахий пожал плечами. — Женщины — существа забавные и непредсказуемые, вот и все, что я могу тебе сказать.
— Мы заключили сделку, — повторил Соклей. Для него сделка была священна.
Ламахий снова пожал плечами. Соклей нервно хрустнул костяшками пальцев.
— Она на меня рассердилась? Если я сделал что-либо, что ее оскорбило, приношу извинения.
Ламахий повернулся к рабыне.
— Пойди выясни это.
